***
Я вышел из дома и с наслаждением затянулся, слегка сминая в пальцах сигарету. На улице шёл мелкий, противный дождь, но толпы гуляющих всё равно продолжали раскрашивать темноту ночи своими яркими нарядами. Сегодня мне предстоит выполнить очередное грязное задание, но я даже почти рад этому. Забавно, что им приходится заниматься именно на Хеллоуин. Я побывал в аду и прошёл через такие мучения, которые вам даже не снились, а когда-то давно умело мучил других сам. Теперь я – верный пёс Люцифера, живущий среди обычных смертных людей. И знаете, что? Мне нравится моя работа, и выполняю я ее тщательно. И, как бы вы ни старались спастись, если вдруг сам Дьявол решит заказать мне вашу душу, нигде вам не укрыться от меня. Никогда.Часть 1
13 ноября 2018 г. в 22:14
Кто сказал, что в аду все люди горят?
Огромные жестяные котлы, наполненные полыхающим горючим месивом, в котором, как черви в намоченной дождём земле, барахтаются орущие во всё горло грешники: убийцы, насильники, садисты, воры и прочая падаль. Следящие за процессом «жарки» мерзкие черти с тошнотворными мордами, держащие в своих безобразных лапищах тяжёлые вилы с острыми зубьями, накалывающими людскую плоть так же легко и мягко, как лезвие кухонного ножа проникает в сливочное масло.
Так вы себе это представляете?
Спешу вас огорчить. Я был в аду, и никаких чертей, никаких грёбанных котлов и неистовых криков там нет. Временами там бывает очень даже тихо – тише, чем в самой элитной научной библиотеке.
Скажу вам одно: нет в этом мире почти ничего невозможного, и даже с самим Дьяволом можно договориться на вполне выгодных условиях. Одно лишь плохо – сам себе ты после этого уже не принадлежишь. Твои руки – его руки. Твои глаза – его глаза. В незыблемой собственности остаются лишь твои скорбные размышления в тишине.
Но сейчас не об этом.
Сегодня Хеллоуин, и весь Лос-Анджелес наполнен притворными криками ужаса и пропитан «кошмарными» историями. Родители до отказа пичкают своих отпрысков конфетами, подростки устраивают тематические вечеринки… При жизни я всегда любил вечеринки: ни разу на моей памяти не было такого случая, чтобы среди всех гуляющих я не присмотрел себе жертву. Молодые девчата в коротких платьях, из-под которых всенепременно торчали полурваные чулки. В туфлях на высоких шпильках, на которых им никогда бы не удалось убежать от меня.
Да, я был маньяком. Маньяком-садистом. Жестоким, беспощадным садистом.
216 женщин числятся на моём нескромном счету. Большинство из них после своих развлечений я сжигал, поэтому землю кладбищ своими хладными, разлагающимися телами, заполняют только 58.
Для милых дам у меня было несколько хорошо оборудованных пыточных в разных городах. Острые инструменты, удобные кушетки с ремешками, приятная музыка и мои умелые руки…
Я упивался их болью. Душераздирающие крики девушек доводили меня до исступления. Порой я не мог остановиться по двое суток, до тех пор, пока они не замолкали навеки вечные. Я считал себя самим Дьяволом, нарекал себя его именем и наслаждался властью над невинными душами и беззащитными телами.
Я бы продолжил заниматься этим и сейчас, если б не побывал в самом «котле» и мне не запретили этого под угрозой возвращения в ад.
С Дьяволом можно договориться, но у вас никогда бы не получилось обмануть или перехитрить его. Каждому находится наказание по поступкам. Поэтому черти вокруг бездонных кипящих котлищ для кого-то могут оказаться чуть ли не поощрением. По крайней мере, между этим вариантом и тем, что был мне уготован, я без раздумий выбрал бы котёл. Если б меня только спросили… Но в загробном мире уже никто никого ни о чём не спрашивает. Ад - это место, где людям больше не предоставляют выбора, не дают поблажек: каждый получает то, что он заслуживает. Все платят по счетам.
Почему все решили, что кругов ада может быть только девять? У меня их было 216. Десятки тысяч раз я лежал, прикованный к столам и кушеткам цепями и ремнями, в своих же «лабораториях», как я иногда называл их при жизни. Ко мне являлась каждая из замученных мною женщин и проворачивала со мной всё то же самое, что когда-то я творил с нею. Дикая, неистовая боль заполняла всё моё тело и сознание, а после окончания пытки я попадал к следующей своей жертве. А потом к следующей… Они шли ровно в том порядке, в котором я их убивал. Делали со мной всё то же, что и я с ними, с той же продолжительностью во времени. Минута в минуту. Точные, как часы. Я молил всех и вся о скорой смерти, но знал, что она не придёт: я уже давно был мёртв.
Все они творили это с таким упоением… Мои женщины. Их лица были светлы и радостны, а глаза наполнены хорошо знакомым мне огнём. Каждая пытка усугублялась тем, что я всегда знал, что последует за тем или иным действием, знал весь «сюжет» от начала до конца, и от этого боялся ещё больше.
Когда своё кровавое дело заканчивала последняя, 216-ая жертва и круг завершался, меня на какое-то короткое время выбрасывало в незнакомое мне место.
Это был берег моря.
В небе, окрашенном сочными предзакатными оттенками, парили чайки. Кругом царил полный штиль, а теплый вечерний воздух был наполнен свежими морскими ароматами. Моё тело полностью исцелялось от тех увечий, что приносили мне мои жертвы. И в этот самый миг я вспоминал о том, что все эти пытки я проходил уже не впервые. Этот кошмарный багровый калейдоскоп из раза в раз повторялся, но я не помнил об этом. Не помнил, пока не завершался очередной круг и я снова не попадал в это тихое, спокойное место. Я сидел, вглядываясь в далёкий горизонт и наизусть знал, что ждёт меня через каких-то несколько минут. В эти моменты отчаяние захватывало меня с такой силой, что, наверное, в самих пыточных мне было не так плохо. Дьявол очень умён…
Единственное, что мне оставалось, чтобы в конец не потерять рассудок – это считать. Каждый раз заставлять себя вспомнить, в который раз по счёту я проходил этот безумный круг боли.
Когда, наконец, завершился 216-ый, ко мне явился Он. Тот, кем я, душевнобольной смертный, когда-то возомнил себя, будучи живым.
Я лежал растерзанным в клочья недвижимым телом на холодной поверхности металлического стола, сплошь заляпанного моей собственной крови. Я был готов на всё, лишь бы все это, наконец, прекратилось. Он знал это. Тогда мы и заключили сделку…