Alteri te

      Как же быстро пролетело время! Совсем незаметно… казалось, что только-только держал малышку-Анечку на руках, а теперь она уже стала взрослой девушкой. Пора выводить в свет, на её первый бал. Пора… и если в прошлом, такие мелочи его мало заботили, то теперь всё изменилось. Он сам тоже стал другим.       Сегодня Алексей Александрович ждал к себе в гости сына, который наконец-то вырвался к нему из круговерти будничных забот. Маленький, робкий мальчик превратился в харизматичного и бойкого юношу. Семейная драма заставила Серёжу рано повзрослеть, стать наблюдательным и очень осторожным в общении. Умный, обходительный, жизнерадостный. Он умел очаровывать, производить положительное впечатление на окружающих и поэтому легко сходился с нужными людьми и мастерски строил свою карьеру. Для Каренина Серёжа стал опорой, надёжным помощником и другом. Ему пока было сложно привыкнуть к мысли, что у него теперь есть не просто сын, а союзник, с которым можно советоваться, делиться своими мыслями и переживаниями. В нетерпении посматривая на дверь, Алексей задумчиво сервировал столик заварным чайником и фарфоровыми чашечками, по обыкновению размышляя, как же правильно выстроить диалог.       Тишину гостиной нарушил громкий стук в дверь:        — Сергей Алексеевич, — отрекомендовал камердинер Каренина. Отпустив слугу кивком головы, Алексей Александрович привычно пригладил седые волосы рукой, и торопливо подойдя поближе к сыну, радостно улыбнулся ему.       — Здравствуйте, отец! Ух, ну и погода на улице, а? Прямо-таки настоящая пушкинская метель! Бррр! — пожав отцу руку, Серёжа крепко обнял и ласково погладил его по спине. — Как вы тут поживаете? Как здоровье? Эх, давненько с вами не виделись! Виноват, простите… служба заела. Получил телеграмму, ничего не понял, торопился как мог, — Сергей взволнованно заглянул Алексею Александровичу в лицо. — Папа, надеюсь, что ничего страшного не произошло? А?       — Н-нет-нет, не беспокойся! Со мной всё хорошо, правда! Замёрз? — ласково потрепав сына по плечу, он подошёл к изразцовому камину и подкинул дров. — Слышал, что ты тут проездом. Извини, дорогой, что отвлёк от важных дел. Захотелось встретиться, поговорить… а ещё я по тебе соскучился очень! Да, ты, садись, садись, сынок! — вздохнув, Алексей поворошил угли, убрал кочергу в подставку и, сев в кресло рядом с Серёжей, сложил пальцы «домиком», выжидающе посматривая на своего так скоро повзрослевшего мальчика. — Ну… рассказывай, что там у тебя новенького? Как служба? Как дома? Что Елизавета Владимировна? Здорова ли?       — Ух! Сколько вопросов! — Серёжа обескураженно улыбнулся отцу. — Работы как всегда невпроворот. Я собирался уладить служебные дела и заглянуть к вам в гости на днях. А дома? Дома всё прекрасно! Лизавета привет вам передавала и очень сожалела, что не может пока приехать. Ей сейчас трудновато далеко выходить.       — Ничего страшного, успеете ещё с визитом. Пусть не расстраивается. Дети — это счастье, Серёженька, и чем больше их, тем лучше. Я за вас рад, — ласково улыбнувшись, Алексей протянул руку и мягко пожал сыну ладонь, — только не увлекайся сильно работой, хорошо? Не повторяй моих ошибок… — вздохнув, он вопросительно посмотрел на Сергея:        — Может, всё-таки чаю или, что покрепче? Ммм?       — Спасибо, папа, пожалуй, от чаю я не откажусь. А у вас-то на работе как? Наладилось?       — Работа? Хммм… замечательно, всё хорошо! — откинувшись в кресле, Каренин вновь сложил руки «домиком» и лукаво прищурившись, иронично усмехнулся. — Скажи-ка, сударь, а как так вышло, что про меня внезапно вспомнили в министерстве и вновь заинтересовались? А? Да ещё столько лет спустя… с чего такая настойчивость, ммм? Сдается мне, что всё же не обошлось без твоего вмешательства? А, господин адвокат?       — Ну-у-у… мы хотели вам помочь. Правда! Я же вижу, что эти лекции в училище — не совсем то! Преподавание не смогут заменить вам живого дела. А вот сейчас, ваши глаза вновь сияют от радости или… или я ошибаюсь?       — Нет, дорогой мой, не ошибаешься, не ошибаешься. Я, действительно, очень рад! Просто, это всё как-то неожиданно было… гм… — грустно улыбнувшись, он задумчиво потер подбородок и тихонько пробормотал:        — То есть, я правильно понял, что не ты один поучаствовал «в деле»? Так? Позволь всё-таки поинтересоваться, а «мы» — это кто? А?       — Ну, папа! Обиделись? Эх… догадывался же, что наша инициатива не очень-то понравится, но я многим обязан именно вам и уже давно хотел хоть как-то отблагодарить. Ведь вам тогда пришлось всё бросить, посвятить свою жизнь целиком и полностью нам. Я ценю это правда! Мне самому многие ваши поступки стали понятны лишь через призму собственного отцовства, — Серёжа задумчиво потёр кончик носа и дёрнул бровью. — Хм, а я ведь до сих пор помню, как страстно вы любили свою работу. Она всегда была неотъемлемой частью вашей жизни. Ничего не поделаешь. Думаю, решение об отставке было очень болезненным для вас… так? Кстати, а с восстановлением на службе Елизаветушка помогла. Она ведь многих высших руководителей чуть ли не с пелёнок знает. Решительная, хваткая, боевая. В общем, моя драгоценная жёнушка убедила буквально всех, что в сложившейся ситуации комитет может спасти лишь единственный человек — вы! — улыбнувшись, Каренин-младший откинул волосы со лба, невольно отзеркалив любимый жест отца. — Ей, кстати, никто не стал перечить. По правде говоря, ситуация уже давно вышла из-под контроля. После вашего ухода из министерства, cher papa, господин Стремов окончательно распоясался и попросту начал творить беду. Он буквально развалил отдел, всех перессорил, в общем… там всё прахом пошло. Даже Михаил Васильевич со своим-то опытом и влиянием ничего изменить не смог. Кстати, он сразу же обратился ко мне за помощью, очень просил поговорить с вами. Я пытался, но ведь вы и слушать не пожелали, лишь вспылили в ответ. Вот, мы с женой и взяли инициативу в свои руки. Я должен был хотя бы попытаться исправить. Ну, что же… сердитесь?       — Да не сержусь я и не обижаюсь, что ты! Не переживай, — улыбнувшись, Алексей торопливо похлопал сына по руке и быстро заговорил:        — Конечно, ты прав… во мне тогда говорила обида. Сам бы я ни за что не вернулся обратно. Из гордости. Глупо, конечно, ребячество… Никак не мог всё это забыть, принять, пережить, простить… Очень горько мне было, мерзко, больно. Нашли удачный момент, исподтишка ударили в спину… ещё этот Стремов-интриган. Эх, да что там — стервятники! — судорожно скривив губы в горькой ухмылке, невесело хмыкнул:        — Как-то печально получилось… ну-у-у, всё! Всё! Х-хватит! — решительно тряхнув головой, он попытался прогнать тяжёлые мысли. — Ну, а то, что я со службы ушёл… Серёж, очень прошу, только не вини себя ни в чем, хорошо? Ты и Анечка — вы мои дети, родная кровь, и это важнее карьеры. Я совершил много ошибок в своей жизни, но смог сделать соответствующие выводы. Нужно уметь вовремя сойти со сцены, да и давно пора было опустить занавес… — вздохнув, Каренин попытался перевести разговор в более мирное русло:        — Слава богу! Повезло мне с невесткой, а тебе, сын, с женой! Я за тебя очень рад. Береги её, она для тебя всегда будет надёжным тылом. Ай, молодец Елизавета Владимировна! Добилась всё же своего. Н-да, истинная дочь князя Долгоруцкого. Признаться честно, не ожидал от неё такого участия. Спасибо! Передавай ей поклон. Мне все же, думается, что не стоило, детки, так беспокоиться, — Алексей благодарно пожал сыну руку, — я благодарен вам за заботу, правда! Мне очень не хватало любимого дела.       — Ну, что вы папа! Лизавета вас очень любит, уважает и считает ценным для государства человеком. Теперь-то все хорошо, правда? А? — Сергей легонечко погладил узловатые пальцы отца и вопросительно посмотрел ему в лицо:        — Так, а, что же вас тогда тревожит, что случилось? Письмо какое-то странное, сумбурное. Это так не похоже на вас… я беспокоился. Если у вас всё в порядке, тогда получается… — нервно помяв нижнюю губу, Серёжа зябко поёжился и потрясенно зашептал:        — Бог мой?! Ну-у-у, не может же этого быть! Та-а-ак, что с Анютой случилось? Папа?       Вздрогнув, Алексей Александрович, резко вскочил с кресла и засуетился, пряча трясущиеся руки в карманы шелкового шлафрока. Скривив тонкие губы в нервной гримасе, он сделал два шага вперёд и напряженно замер, тяжело облокотившись на каминную полку и пристально вглядываясь в фотографии жены.       — Папа, а папа… — Серёжа понял, что они наконец-то добрались до волнующей отца темы. Устало вздохнув, он медленно подошёл к нему со спины и мягко обнял в знак поддержки, — выговоритесь, полегче станет. Мы всё обсудим и обязательно найдём выход. Ммм? Давайте, попробуем? — незаметно улыбнувшись, Сергей уткнулся лбом в отцовское плечо.       — Хмм… как в детстве, да? Только теперь, мы с тобой поменялись ролями? Хах, забавно, забавно… Ну, ладно… слушай! — развернувшись к сыну, он тепло прижал его к груди и продолжил рассказ:        — Анне в этом году исполнилось шестнадцать лет… сам знаешь, пора её вводить в светское общество, а я не знаю, как теперь и быть, как правильно поступить, Серёженька. Не хочу, чтобы она столкнулась со всем этим… боюсь, что они выльют на неё ушат помоев — не отмоется… А вдруг, я не смогу её защитить? — горестно вздохнув, Алексей Александрович стушевался и, мягко разжав объятья, неловко отшатнулся от сына.       — Я понимаю ваши опасения и вполне разделяю их, — Серёжа остановил заметавшегося в растерянности отца и успокаивающе погладил его по руке, — а ещё, кажется, я догадываюсь, в чём дело, — вздохнув, он осторожно спросил:        — Граф Вронский, ведь так? Знаю, что он вернулся.       — Да, и это тоже… понимаешь, мне всё это не нравится! Как ни крути, а внимания к Анне со стороны их семьи не избежать.       — Значит так! Переходим к фабуле дела, — бодрым голосом продолжил Серёжа. — Вот, смотрите: времени прошло достаточно, страсти поутихли. Я отлично помню, что меня в своё время на этих светских мероприятиях никто не съел. Прошло уже столько времени! Мне кажется, всё будет хорошо. Может, не стоит так нервничать? А?       — Видишь ли… к юношам при дворе совсем другое отношение. Даже… Вронскому многое прощалось. До поры и времени, правда, — скривившись, Каренин судорожно потёр виски и слегка покачнулся, — связи, конечно, многое решают. Он ведь граф. Только отказ от дочери и поспешный уход на войну, можно сказать, побег, ему всё же не простили в обществе. А я… наверное, исключение из правил. Хм… в своё время, меня не пнул и в след не плюнул, разве, что ленивый, — хрипло вдохнув сквозь зубы, Алексей Александрович устало прикрыл глаза и, запрокинув голову, подавленно замолчал. Неестественная бледность стремительно расползлась по его лицу.       — Пап, а пап? — переполошился Серёжа. — Что такое? Нехорошо?       — Ничего… страшного, сынок… просто голова немного закружилась. Погода… наверное, сменилась. Не волнуйся!       — Ну, конечно… погода сменилась, не волнуйся! Давайте-ка, присядем, хорошо? — крепко ухватив отца под локоть, он осторожно усадил его в кресло. — Может, потом поговорим?       — Нет-нет, сыночек. Мне всегда будет тяжело возвращаться к прошлому. Душа всё ещё болит… не так сильно как тогда, но всё же. Не могу больше… устал думать в одиночестве. Разговор не терпит отлагательств, а мне очень нужен твой совет… потерпишь престарелого отца ещё немного? А?       — Ради бога перестаньте, а! Скажете тоже… всё правильно, не стоит замыкаться, — заметив нечитаемое выражение на лице Каренина, болезненно поджатые губы и судорожные движения дрожащих пальцев по груди, он забеспокоился:        — Лавровишневая вода где? А? В серванте как и раньше? — отсчитав нужное количество капель, подал Алексею Александровичу стакан с лекарством. — Как? Получше?       — Спасибо, мой хороший, всё нормально. Отпустило…       — Ну, хорошо! Как скажете, — Серёжа присел на корточки рядом с креслом, взял отца за руку и принялся осторожно разминать похолодевшие от волнения пальцы, стараясь хоть немного их отогреть. — Да, пап, Вронский попортил нам всем крови, но может, всё-таки попробовать обо всём забыть? Перестать себя изводить и начать жить заново?       — Серёж, а ведь я так и не сказал Анечке, что граф её родной отец. Я боюсь… смешно, да?       — Не вижу ничего смешного! — заботливо укутав отца шерстяным пледом, Сергей погладил его по плечу. — Думаете, узнав правду, Аня отвернётся от вас? Поэтому так нервничаете? Вот, выпейте чаю, согреетесь.       — Да, спасибо — вопросительно подняв бровь, Каренин поинтересовался:        — Я так предсказуем?       — Нет, простая дедукция, — мягко улыбнулся сын, — я бы на вашем месте так же переживал. Если честно, я не вижу проблемы. Со мной же вы поговорили начистоту, и я смог всё понять. Неужели, вы думаете, что Аня глупее меня?       — Нет, я так не думаю. Анечка на редкость сообразительная девушка. Только боюсь, что она меня возненавидит. Я ведь не смогу позволить ей общаться с Вронским. Сам понимаешь… смог задурить голову одной Анне, задурит и другой.       — Папа, папа… недооцениваете вы дочь. Отец не тот, кто зачал, а тот, кто воспитал, и она это поймет. Обязательно! Не маленькая уже, семнадцатый годок пошёл. Между прочим, мне вы в этом возрасте рассказали историю нашей семейной драмы полностью.       — Ну, сыночек! Ты другое дело. С тобою мне проще было. А с Аней… я даже и не знаю, с какой стороны подступиться, какими словами всё рассказать. Я в растерянности.       — Хорошо! Тогда давайте вместе? Вы же сами говорили, что такие вещи через третьи руки не делаются, так? Я вас поддержу, всё будет хорошо! Только давайте потом как-нибудь, хорошо? Мне кажется, что на сегодня хватит нервотрёпок. Правда?       — Соглашусь с тобой… ты к нам надолго?       — На неделю-другую. Полагаю, Аня появится в обществе на Рождественском балу? Так? Ну, а я как раз ещё по делам тут буду. С сестрёнкой пообщаюсь, и все вместе в обществе покажемся, не волнуйтесь!       — Спасибо! Даже от сердца отлегло. Жена-то обижаться не будет? А? Справятся без тебя? Я не хотел бы стать причиной вашей ссоры.       — Да, что вы! Какие ссоры?! Елизавета наоборот попросила меня задержаться у вас. Не любит, когда я ей мешаюсь в последние дни перед родами. Беспокоится, что выглядит неважно, а я это всё наблюдаю и делаю выводы, — насмешливо фыркнув, Серёжа закатил глаза, — женские заморочки, ничего в них не понимаю. Мне, конечно, не хочется оставлять её одну, но и нервировать тоже. Поэтому я с удовольствием погощу пока у вас и помогу чем смогу, — выпрямившись, Сергей подошёл к камину и задумчиво посмотрел на семейные фотографии. — Как давно это было. Знаете, а я почему-то не помню этой фотографии… с мамой.       — Ну-у-у, конечно, мой дорогой, семнадцать лет уж минуло с тех пор. Мама тогда только из Москвы вернулась.       — Ты её простил? Всё-таки смог?       — Раз у нас сегодня вечер воспоминаний… признаюсь тебе — с трудом, но простил. Было очень непросто. Я даже в первое время прятал фотографии на чердак. Ребячество? Наверное… слишком болезненными были эти картинки из прошлого, но потом я взял себя в руки и смог перебороть свою слабость. Она всё-таки женщина, ей хотелось внимания, которого я не проявлял. Ей это внимание обеспечил другой. Вот я и потерял всё. Разменял карьеру на семью. Я тоже хорош! Постоянно подтрунивал над ней, а маме твоей это не нравилось. Все разговоры, вернее мои монологи сводились только к работе. Конечно, молодой повеса и блистательный офицер показался ей интереснее. Словно глоток свежего воздуха. Я не заметил, как оттолкнул её своей невнимательностью. Поделом мне расплата. В этой истории виноваты мы оба. Мамы давно уже нет в живых, надо всё забыть. Думаю, так правильнее.       — Папа, дорогой! — Серёжа подошёл к отцу и бережно погладил его по волосам.  — Вы приняли верное решение. А ошибки прошлого пусть останутся в прошлом. Не будем его ворошить. Спокойной ночи! — поцеловав на прощание Каренину руку, Сергей ушёл к себе.