В поисках себя.

      Вечерело. Хоть часы и показывали без пятнадцати шесть, небо только начинало окрашиваться в приятные розовые оттенки — начало июля как-никак. В одной из типичных российских пятиэтажек раздавалась не менее типичная российская ругань.       — Оля, мать твою, ну ты же старшая! Хоть раз воспользуйся этим по-человечески! — буквально умолял Брагинский, бегая за девушками из комнаты в комнату, пока те спокойно собирали вещи и приводили себя в порядок.       — Воспользоваться? — чуть нахмурилась на секунду пышнотелая девица, накрасив только половину верхней губы, и удивленно посмотрела на брата, а затем перевела взгляд на сестру, будто прося ее разъяснить услышанное требование.       — Действительно, — хмыкнула Наташа, глянув на Ваню исподлобья, — поступи, как старшая сестра, и угомони капризного братца. Вот мужики пошли, даже в карты проиграть не могут.       Брагинский лишь устало потер глаза, бормоча что-то вроде «Сталина на вас нет», а затем покорно удалился на кухню — долгое рассматривание полупустого холодильника как-то успокаивало и помогало выстроить верный ход мыслей.       Он до сих пор был уверен, что младшая смухлевала, но доказательств у него было столько же, сколько социализма в стране, а одно из правил этого дома четко гласило: карточный долг возврату и обмену не подлежит, будь добр исполнить. С одной стороны, дело плевое, останься дома и прибери свинарник, только вот вторая часть желания Ивана совершенно не радовала.       — Ну что вам, медом там намазано? Сходить больше некуда? Между прочим, за вас же переживаю! — взвыл в очередной раз Россия.       — Нет, ну, а шо, в самом деле-то! — вдруг взбрыкнула Ольга, поправляя чулки. — Таки вся Европа на тусовке, а мы шо? Не Европа тебе? А вот ты вообще почти полностью Азия, вот и давай, давай, отрабатывай, как все азиаты у тебя отрабатывают! А мы — дамы светские! — она очень гордо, подобно элитной индюшке, вздернула носик, махнула на плечо меховым боа и торопливо зацокала к выходу.       — Наташ, ну она же опять будет учить бармена гнать горилку… — он не терял угасающей надежды, смотря на Беларусь максимально жалостливо, насколько он только умел, хотя с его немного грузной фигурой в черном потертом Адидасе это сочеталось довольно… специфично.       — Хорошо, Ванюш, — неожиданно ласково произнесла девушка, подойдя ближе и положив ладони брату на грудь. — Мы останемся сегодня дома, а взамен ты на мне же-       — Желаю хорошо повеселиться! — перебил ее парень, буквально вынося из квартиры.       — Однажды ты не сможешь отказать… — прошептала Беларусь, когда дверь за ней уже захлопнулась.       Через распахнутую форточку Ваня проводил уезжающее такси и в очередной раз тяжело вздохнул. Его совершенно не трогало то, что его не взяли на сегодняшний праздник жизни, он вообще не хотел никуда ехать. Что действительно беспокоило Брагинского, так это сами сестры, а точнее последствия, которые могут его настигнуть после их веселья. В последние месяцы денег в семье катастрофически не хватало, знакомые отказывали в займах, с работой тоже не очень ладилось, а за свое существование все-таки надо платить. Поэтому после длительных тренировок с домашними Наташа решила осуществить свой план по сдиранию денег с других стран путем карточных махинаций. И почему бы в День независимости Америки не сделать Альфреда независимым от его финансов?       Отскребая слой пригари от чугунной сковородки, Ваня усиленно перебирал всевозможные наказания в случае провала сестры. И хоть какие-то пути отступления. Может, всем быстренько объявить войну? Нет, быстренько не получится, да и положение дома без того будто бы послевоенное. Может, у Китая денег занять? Нет, он же не русский, долг не простит, еще и процентов накинет. Может, напиться? Идея не плохая. А там уж видно будет.       — На шесть оборотов закрыл, никак от сестренки прятался, — произнес нараспев знакомый голос за спиной.       — Опять у Ториса ключи стащил? Чего хочешь? Я тут занят мальца, — последнее Ваня произнес с паузой, с усилием натирая сковороду.       — Ничего особенного, просто слышал о твоей неудаче сегодня, решил помочь.       — Помочь? — Брагинский заинтересованно обернулся и тут же опешил, чувствуя новый прилив раздражения. — Феля, блять, ну я же просил, оставляй свою кобылу в подъезде! Я только что вымыл полы!       Польша моментально закрыл ладонями уши своего любимого пони, на котором восседал, возмущенно хмурясь:       — Это тебе не кобыла! И я не буду у тебя ничего в подъезде оставлять, я туда заходить боюсь!       Россия еще раз приглушенно матернулся, вытер руки и сел за стол, пристально смотря на своего гостя. На фоне общей постсоветской разрухи - потрескавшейся штукатурки на потолке и местами ободранных обоев, гудения старого, но до сих пор рабочего холодильника 50-го года выпуска, тяжелых граненных стаканов, которые иногда прилипали к клеенке на столе, - светлый образ Польши выглядел как-то слишком идеализированно, будто намекая Брагинскому, что за пределами его маленького мира идет какая-то "настоящая" жизнь.       — Ну?       — Так вот. Считай, что сегодня тебе повезло, потому что я нашел свою волшебную палочку, которую мне подарил Англия, когда я был у него в музее Гарри Поттера! — Феликс не переставал сиять гордой улыбкой, даже когда Иван отчетливо хлопнул себя ладонью по лбу. — Сейчас я докажу, что она волшебная!       Он сосредоточенно посмотрел на гору грязной посуды, выразительно произнес какой-то набор звуков, понятный, наверное, только ему, и уверенно взмахнул палочкой, после чего сковорода, которую Ваня так и не оттер, поднялась в воздух и в один миг сама собой очистилась от всего, от чего только могла, сверкая как в первый раз.       — Вуаля, — с деловитой гордостью произнес Лукашевич.       — Ты… знаешь змеиный язык?       — Нет, это польский.       — А. Звучит похоже просто.       — Сделаю вид, что не слышал этой оригинальной шутки. Так что, Золушка, побежишь на бал или вернешься к своей помойке?       — А ты сам-то почему не там? — усмехнувшись, поинтересовался Россия. — Вроде как всех звали. Кроме меня, разумеется.       — Звали-то звали, только вот после прошлого раза мне как-то неуютно там… — Феликс поежился, вспоминая, как отчаянно играл в Твистер в немецкими братьями. — Не суть.       Брагинский задумался. С одной стороны, все складывалось удивительно удачно, и можно было бы этим воспользоваться. С другой — все действительно складывалось удивительно удачно, и стоило бы понять, почему.       — Слушай, Феля, давай-ка начистоту. Тебе какой прок за меня квартиру драить? — Россия облокотился на стол, нависая над Польшей, а тусклый свет лампы добавлял больше атмосферности его образу.       — Кыш-кыш-кыш, не будь таким букой! — отмахнулся Феликс, оставаясь невозмутимым, и когда Иван все-таки отпрянул, продолжил уже совершенно спокойно. — Знаю я, зачем сестры твои туда поехали. И знаю, чем это может обернуться. А крайний у нас в войнах кто? Польска, конечно же! И нападут опять на меня, и делить опять будут меня, и хватит всего этого! — парень аж весь затрясся, с безумным испугом смотря на Брагинского. — А ну иди марафеться, чтоб тебя!       Не желая ощутить на себе весь ужас польских флешбеков, Россия засеменил в комнату, примерно прикидывая, как ему добраться до особняка. Мелочи на такси вроде хватало, а уж адрес Альфреда каждая собака в городе знала. Правда, беда подкралась незаметно, почти как в сорок первом, — Иван совершенно не представлял, что ему надеть. Несколько спортивных костюмов, его любимое пальто с просторной рубахой, советская шинель и парадный императорский мундир — его и так могут не пустить на территорию, а тут даже и с толпой не сольешься. И половина гардероба в крови…       — Феля, — как-то даже робко донеслось из коридора, — а у тебя случайно никакой одежды нет с собой?       — Одежды нет. Но зато есть волшебная палочка! — поляк взмахнул ей и радостно помчался на своем боевом коне в спальню товарища, желая скорее его спасти.       После двадцати четырех отказов, Лукашевич наконец услышал долгожданное «сойдет» и устало плюхнулся личиком в подушку.       — Ты просто не создан для светских мероприятий.       — Скажи это моей Конституции, — усмехнулся Россия, поправляя воротник белой рубашки. — Кстати, может, уберешься тут по-быстренькому? А я тебя до дома как раз провожу, чтоб ты не боялся. Отблагодарю, так сказать.       — Кхм, а вот тут как раз… неувязочка небольшая. Видишь ли, поскольку эта палочка все-таки моя, то на ней лежит польское проклятие — выполняет только часть дела. Но, не волнуйся, я все предусмотрел! У меня есть «План Т»!       — А разве не «План Б»? — изогнул бровь Россия.       — Не, не. «План Т», — уверенно кивнул Феликс, переводя взгляд на нового гостя, который так нехотя заполз в комнату, стараясь не смотреть на хозяина дома. — Торис!       — И почему я не удивлен…       — А кого сейчас этим удивишь? — безнадежно вздохнул Литва, оценивая свое безудержное вечернее веселье.       Ване даже стало жаль его, Торис и так значительную часть жизни работал на Россию, а теперь, даже съехав и обретя новый статус, он возвращается в их старую коммуналку, чтобы убрать этот чисто русский срач. Да еще и под указку Польши.       — Еще есть какие-то интересные условия? — стараясь совсем уж не разжалобиться, Брагинский мотнул головой и посмотрел на свою новоиспеченную крестную.       — Одно-единственное: дома в полночь быть. Иначе потеряешь часть себя, — Лукашевич кокетливо подмигнул, словно это доставляло ему какое-то особенное удовольствие.       Потерять часть себя? Что-то подобное Ваня уже переживал не так давно, поэтому особо не испугался. Оставив свой дом в хрупких литовских руках, Россия спустился по полуосвещенной лестнице, сел в подъехавший автомобиль и отправился навстречу невероятным приключениям по отлову любимых сестричек в болоте роскоши и хорошей жизни. Привыкнут еще, не дай боже…