Нежданчик

Встречали разведчиков прямо у дверей. Отстрелив голову шатающемуся в конце улицы мертвяку, они медленно подъехали к дому.  — Здорово, Мао! — помахал ему с брони сержант. — Какие новости? Происшествий не было? И что это за хрень здесь припаркована?  — И тебе привет. Пойдём в дом, расскажу. Вся компания расселась за столом на кухне, включая Мию, которая радостно улыбалась, счастливая от того, что её спасители вернулись целыми и невредимыми. Уместились с трудом, но в тесноте, да не в обиде.  — Как видишь, дом мы с девчушкой укрепили, как смогли. Хотя и пришлось повозиться.  — Что, Мия-тян, не обижал тебя наш бармен? — с улыбкой спросила Мэгумин.  — Нет, Мэгумин-сан, он хороший… — робко ответила девушка. — Он даже стрелять меня научил. И готовит хорошо, я так не умею.  — Ну вот, а ты боялась.  — Дальше, у меня есть новости как локального, так и глобального характера, — продолжил Мао. — Во-первых, мы тут с Мией вынесли из местного круглосуточного всё, что смогли.  — Это хорошо. А что за тачка-то? — вопросил Казума.  — Так я ж к этому веду. Подъехали мы к нему, а там на парковке эта красота стоит, с ключами в замке, а по магазину дорого одетый мертвяк ходит. Ну, мы свезли продукты домой, а потом я по холодку пробежался и пригнал её сюда. Несвидов только фейспалм сделал.  — Мао, ну нахрена она нам сейчас?  — Да это же Мазда MX-5 в спортивной комплектации! Да ещё с форсированным движком! Ну не мог, не мог я её там оставить — я всегда о такой мечтал!  — Мао, ну сам подумай, вместительности у неё ноль, жрёт как лошадь, дорожный просвет низкий, да и не разгонишься на ней сейчас толком, заторы же, — как маленькому стала пояснять Мэгумин.  — Мазду — нафиг, — решительно сказал сержант. — В Роанапур я её не возьму. Мао только и оставалось, что взвыть от досады. Жаба давила его со страшной силой.  — Ладно, — печально продолжил он. — Дальше что… А, мутанты. Помните того шустрика и сообщения о ещё более опасных тварях? Так они, вроде как, повадились с крыш домов на открытые машины прыгать, и в высотки через окна залезать. Есть очевидцы. Так что на броне вам, ребята, теперь не посидеть.  — Хреново, но в чём-то ожидаемо, — протянул Казума.  — Теперь по общей обстановке. Морпехи, которые здесь стояли, заперлись на своей базе и никого, кроме своих, не пускают.  — Тупые янки…  — Зато на западе, за городом, японские военные оборудовали что-то вроде лагеря беженцев и посылают в город патрули — вывозят всех застрявших там. А лагерь, кстати, скорее даже уже и не лагерь, а анклав, даже со своим торговым сектором и гостиницей.  — Видели мы один такой патруль, нормальные ребята. А что торгуют?  — Да что угодно. Валютой там — патроны, натовская «пятёрка».  — Вот чёрт, а у нас же все патроны под русский калибр… — выругался сержант. — Хотя, можно на горючку сменять. Или на золото. Или горючку на золото, в Роанапуре оно пойдёт только так.  — А ещё, если туда поедем, то ехать будем через промцентр, там уж точно чего-нибудь полезное найдём, — вставил сообразительный Такамия. — Мне больше интересно, а что делать-то дальше будем? В ближайшие пару дней?  — Ну, сегодня уже особо ничего не сделаешь, стемнело почти, — Несвидов глянул за окно. — Так что по плану помывка, постирка и чистка оружия. Завтра надо будет перегнать наш «Исудзу» из гаража, заодно захватим бочки для горючего и цепями к броне принайтовим. И ещё пулемёты почистим, с ними возьни слишком много, чтобы это сегодня делать. А потом уже и решим, остаёмся мы крутиться ближе к центру, снимая сливки, или едем в тот анклав. На том и порешили. Ванна и стиральная машина были встречены наёмниками на ура — они снова провоняли мертвечиной, бензином и порохом. После ужина, чистый и распаренный сержант в одних семейниках и футболке растёкся по креслу в гостиной. Свой бионический протез он отцепил, чтобы поставить на подзарядку, и теперь пугал Мию обрубком ноги и татуировками. В какой-то момент он задремал.  — Эй, Лайми, — слегка тронула его за плечо Мэгумин.  — А, что? — заметался сержант, пытаясь вскочить из кресла и грохнувшись на пол, потеряв равновесие. — Кто вы все такие? Где я? Где моя блядская нога?!  — Опять двадцать пять, — устало протянул подошедший Казума. — Это мы, Тол с Мартыном, ты в безопасности, ногу тебе ещё шесть лет тому назад оторвало.  — Чёрта лысого вы Тол с Мартыном, вы же на них нихуя не похожи! Им было лет по двадцать пять, а вам уже за тридцатник стукнуло, не говоря уже о шрамах!  — Твою мать, а, каждый раз одно и то же, — посетовала Мэгумин. — Ну, хочешь, я расскажу то, что знает одна только «Поющая»? Например, глаз тебе выбило магической гранатой двадцать лет назад.  — Эээ? — удивился сержант. — Двадцать? Вроде и десяти же не набиралось… А почему я ничего не помню тогда?  — Тебя контузило в операции на Филлипинах, сильно. Короче, давай так, — предложил Казума, — объяснять всё это долго, так что я тебе сейчас дам таблетку для памяти и снотворное. Проспишься — и всё вспомнишь, так уже бывало. Несвидов подозрительно глянул на пару пилюль, которые Казума вытряхнул из коробочки, извлечённой из кармана штанов.  — Да ладно, хотели бы убить — ты бы уже не жил.  — А!.. Обожруся, да помру молодой! — махнул сержант рукой и закинул таблетки в рот. Спустя пару минут он уже дрых без задней ноги.  — Это вообще-то моя фраза… — пробурчал Казума.  — Эээ… Мартын, я, конечно, всё понимаю, но что это вот сейчас было? — недоумённо спросила Куроки, стоящая в углу комнаты.  — Да во время одной работёнки — подробности, извини, рассказывать я права не имею, — в окно комнаты, где он со снайперкой засел, граната из подствольника залетела. Спасло то, что он тогда как раз позицию менял и в коридор успел выбежать. Осколков-то у этих гранат мизер, но шандарахнуло в закрытом помещении неслабо. Так что сам-то он тогда цел остался, зато заработал контузию на всю башку. У него такие приступы раз в три-четыре месяца случаются. Как проснётся — ничерта не помнит с того времени, а дашь ему пару таблеток — и наутро как новенький. Только о самом приступе тоже не помнит.  — Это ещё повезло, что мы рядом оказались, и ствола у него не было, — заверила её Мэгумин. — А то он как-то раз повадился в диверсанта играть. Еле скрутили, ей богу.

***

Сержанта отнесли в выделенную ему комнату, а сами сели за стол немного выпить и посудачить.  — Вот, ещё вам анекдот. Поймали во Вторую Мировую немцы француза, американца и русского. Ну и, значит, к расстрелу приговорили, — вещал Казума. — Пытали, ничего не выпытали… Поставили перед стенкой, солдаты с винтовками стоят. Офицер говорит: «Мы, германцы — гуманная нация. Перед тем как расстрелять — каждому последнее желание!» Американец говорит: «Виски». Дали виски — выпил. «Тебе, француженко?» — «Шампанского!». Дали шампанского, тот выпил. Спрашивают русского: «А тебе чего?». А он и говорит: «А пусть вон тот здоровый ногой по заду даст со всей дури!». «В смысле?» — удивляется немецкий офицер. «Ну желание такое у меня!» — отвечает русский. Немец кивает, мигнул эсэсовцу, тот подходит, как ему даст сапогом под жопу, и он так в эту стену летит… Ударился, обратно отскакивает, на ходу выхватывает автомат у офицера, и так «дыдыдыдыдыдыдыдыдых!!!» — всех порешил. И говорит, мол, братва, бежим! А те за ним бегут, пыхтят, и американец спрашивает: «Чего ж ты раньше этого не сделал? Почему?». А русский ему и отвечает: «Характер у нас, понимаешь, такой, характер! Нам пока по жопе не дашь, нихера не сделаем!». Компания закономерно рассмеялась.  — Петь будем? — спросил он Мэгумин.  — Время уже позднее… — задумалась она. — Разве что одну. Я сейчас, — и она метнулась в комнату сержанта, чтобы взять гитару, на которой за столько лет тоже научилась играть.  — А вы Лайми-сана не разбудите? — спросила Мия.  — Этого храпуна? — усмехнулась женщина. — Да там такое снотворное — лошадь заснёт, не то, что эта наёмничья рожа. Кстати, о наёмниках… — она закончила подстраивать гитару.

Нам наплевать на то, что думают другие про нас. На гнев Богов мы просто машем рукой. Ты нынче платишь? Ну, так что же, Мы с тобою сейчас. А завтра с нами будет кто-то другой. Путем интриги, морем крови мы стремимся туда, Где чье-то золото призывно блестит. Из низких истин нам дороже только эта одна: Кто больше платит, тот в войне победит! Мы вне закона, что ж такого? Мы везде и нигде. Мы словно тени на дорогах, мы — круги на воде. И наш девиз предельно ясен скоро станет тебе — Предай их всех, останься верен себе. Мы постигаем хитрость света, не случайно живем. Мы вероломны, так что даже честны. Плати, и мы твою победу в дар тебе принесем, А не заплатишь — не искупишь вины. Мы продаем свои клинки тому, кто звоном монет Пленяет душу, соблазняя наш слух. Но мы убьем того, кто скажет будто клан Брэган Д’Эрт Похож на свору подворотенных шлюх. Мы вне закона, что ж такого? Мы везде и нигде. Мы словно тени на дорогах, мы — круги на воде. И наш девиз предельно ясен скоро станет тебе — Предай их всех, останься верен себе. Да, мы бандиты и бродяги, как злословит молва. Мы попадаем в передряги, помня эти слова: Смотри вперед и не сдавайся ты на милость судьбе; Предай их всех, останься верен себе. Предай их всех, останься верен себе. Предай их всех, останься верен себе…

 — Вот так-то, братцы, — довольно произнёс Казума. — А теперь всем марш по койкам, завтра предстоит много работы.

***

Вот всё в армии хорошо. Везде порядок, всё отмерено, закреплено положением соответствующего устава, и за каждый винтик отвечает специально обученный боец, а если у винтиков наметился комплекс мероприятий от ПХД до боевой тревоги — соответствующий дежурный. Делается это для того, чтобы в случае, если какая-нибудь кракозябра превысит или проебланит — соответствующим образом, с помощью фантазии и лютого старшины, эту самую кракозябру просветительно наскипидарить, дабы не началась в войсках анархия, долбоебизм и прочая небоеспособность. Страшнее небоеспособности может быть только небоеспособность тотальная. Это когда, так сказать, весь наличествующий состав отказывается по каким-либо причинам выполнять поставленную задачу. Даже когда бойцы переходят на сторону врага — это херня. Ты по крайней мере знаешь — с кем, чем и как воевать, и какие сведения уплыли на ту сторону. Нет, оно по первой у горе-командиров вызывает легкое недоумение, когда бойцу говорят — приказ — спуститься в яму с говном, а потом ему начинают разные неэротичные позы из камасутры советовать принять, чтобы ему, значит, в яму интереснее лезть было, ну и хлебало его, бойцовское, значит, пошире открыть, чтобы выхлебать эту яму побыстрее. А он, боец, значит, глазками так это — хлоп-хлоп и такой: «Не буду». А ему говорят — мол, ты чего, товарищ боец, охренел, мол, лезь, говорят тебе, а то щас тебя в той самой эротичной, понимаешь, позе цуцерыкать будут начальственно-самолично. А он стоит, молчит, мнётся, и выразительно так затвором — «клац». И тут до горе-командира доходит, что боец этот непросветлённый премудростью неуставного говнохлебания в эротичной позе «зю» сейчас его командирскую цуцерыкалку натурально отстрелит, а стоящие вокруг остальные бойцы в этой яме с дерьмом его самого ещё и закопают, как хомячка с ящуром. Ибо истинно говаривают умные полковники — «Комрот-долбоёб — горе в семье.» И вот сейчас младший сержант Несвидов наблюдал именно такую картину.  — Пошёл нахуй, — устало бросил их лейтенант в сторону какого-то штабного майора. Причём явно пьяного.  — Не понял, — насупился майор. — Лейтенант, я вам, вот лично вам, как старший по званию, приказываю выделить людей для погрузки вот этих ящиков в этот вот грузовик!  — А мне насрать, в каком ты звании. И я тебе ещё раз говорю: иди нахуй, — устало ответил ему лейтенант со смешной фамилией Задрыгайчик. — У меня люди почти двое суток не спали. Они с ног валятся. Найди себе других грузчиков, майор. После этой фразы он попытался закурить, но зажигалка была выбита ударом майора. Один миг — и его окружили бойцы разведгруппы с автоматами наверевес. Хоть сколько уставшие, но за своего командира они стояли горой.  — Вы что себе позволяете?! Да я вас под трибунал отдам! — причитал майор.  — Слышь, ты, — лейтенант взял его за воротник, — чучундра сибирская. Здесь тебе не Москва, здесь убивают. Я тебе в третий раз повторяю: пошёл нахуй. В четвёртый раз повторять не буду, потому что повторять будет некому. Мы друг-друга поняли? Майор предупреждениям не внял.  — Ах ты!..  — Хлопцы, объясните этому мудаку, что так делать нехорошо, — весело бросил лейтенант в сторону своей разведгруппы. — И да, приготовьтесь съябывать сразу после. Младший сержант Несвидов только кивнул, поудобнее перехватывая винтовку. Следующие несколько минут группа была занята увлекательнейшим занятием, которое состояло из избиения майора разными интересными способами. Прикладом там, или ногами, когда он в грязь упал.  — Саня, проверь, он там ещё живой? — спросил лейтенант Несвидова, добивая сигарету.  — Так точно, тарщ лейтенант! — ответил он, проверив пульс офицера.  — Бля, — коротко высказался его командир. — Значит так, видите вон тот окоп? Ну, от которого говном несёт? Оттащите эту тушку туда, и штаны ему спустите. А ты, Саня, шмальни ему в грудь, а потом ещё пару раз вооон по тому зданию. Типа, он посрать присел, его снайпер подстрелил, а ты ответный огонь открыл. А потом — ходу отседова! Несвидов лишь пожал плечами и со спокойным лицом выполнил приказ. Командира он знал почти год, а этого майора видел в первый раз.  — Командир, а это не слишком?.. — спросил единственный очкарик в их группе, радист.  — Поговори мне тут, — ответил лейтенант, закуривая новую сигарету. — Таких мудаков сам Бог велел отстреливать. Эххх… Полцарства за коня.  — Какого коня?  — Которым ебись оно всё. Вечером, сидя в кунге Камаза-длинномера и коротая время перед отбоем, бойцы негромко переговаривались между собой. Вот и напарник снайпера — Даня Скороспелов — обратился к нему:  — Слушай, по-моему наш летёха немножко с катушек слетел. Да и ты тоже… Ответ был лаконичен.  — Да мы все здесь ебанутые. За редким исключением.  — Мы хотя бы своих по пустякам не расстреливаем, в отличие от некоторых.  — Да ладно тебе, он ведь правда мудак был. Я слышал, он отсюда наркоту в Москву возит. Готов поспорить, что в тех ящиках она и была.  — Пиздят, наверное…  — А ну как нет? Дыма без огня не бывает. Да и не только это про него болтали. Говно он был, самое натуральное.  — Ну, может ты и прав… Закончив чистить свою винтовку, младший сержант улёгся на своё место, заснул…

***

…и проснулся. Тревожно оглядевшись, Несвидов более-менее пришёл в себя и сунул пистолет обратно в кобуру. Он по своей привычке держал его под подушкой.  — Блин, чё вчера было, и почему у меня так башка трещит? — сварливо пробурчал он. — Ещё и сны эти из прошлого, век бы их не видать… Слегка повозившись, прицепил протез обратно к ноге. Тот почему-то стоял на подзарядке, хотя он не помнил, как его снимал. Спустившись на кухню он не обнаружил никого. Впрочем, это его не расстроило — ему уже довольно долгое время хотелось вот так вот посидеть наедине с самим собой. А то все эти драки, шум, стрельба, напарники… Иногда человеку хочется покоя, кем бы он ни был. Первым делом он заварил себе кофе. Причём не сварил, а именно заварил — нормального кофе, как и турки или джезвы в доме не было. Впрочем, и так неплохо получилось. После первого маленького глотка сержант попытался закурить. Не получилось — кремень в его «Зиппо» кончился, искры не было. Коротко выругавшись, он достал из кармана обыкновенную пьезозажигалку, которую таскал про запас — как раз на такой случай. Дальше внезапно возникла проблема пепельницы, а вернее — отсутствие таковой. Впрочем, за неё прекрасно сошла пустая пивная банка из мусорного ведра. Интересу ради, сержант достал телефон и проверил время. «Ну да, чёрт, а я ещё удивляюсь где все. Семь минут седьмого.» — подумал он. Но ложиться обратно спать ему уже не хотелось категорически, а вот кушать — очень даже хотелось. Кулинарными талантами он, конечно, не блистал, но сварганить что-нибудь простое на скорую руку мог. Например, ту же яичницу с чем-нибудь мясным, на которой он сегодня и решил остановиться. Десять минут спустя он уже увлечённо уплетал своё творение, слегка подгоревшее с одной стороны. Несвидову было пофиг — едали и хуже. За этим занятием его и застала спустившаяся вниз супружеская пара.  — Жрёшь, морда? — с улыбкой спросил Казума.  — Но-но! — с набитым ртом ответил сержант. — Я фы попфосил!  — Прожуй сначала, потом вещай, — посоветовала Мэгумин, повторяя улыбку мужа.  — Засранцы, — высказался сержант, наконец проглотив здоровый кусок жареной сосиски. — Ладно, а теперь серьёзно. Кто мне, блять, обьяснит — что было вчера вечером и почему я нихера не помню, как оказался в своей кровати?  — Лайми, падла, ты же сам знаешь о своей контузии и приступах.  — Я, это, опять, да? — виновато спросил он.  — Ага.  — Надеюсь…  — Не, на этот раз никаких разрушений и трупов, ты был в одном исподнем и без протеза, — не отпуская улыбки с лица проинформировала сержанта Мэгумин.  — Слава Императору… Ладно, будите остальных, позавтракаем — и в путь, за нашим барахлом!