Serpent au tango

Он говорил с Нагини на серпентанго, и она, его богиня, всегда его понимала. — Нагайна… — прошелестел голос Воландеморта. Раздался шелест и свист, какой-то странный хруст, а затем женский голос с шипящими нотками произнёс: — Нагини. Я Нагини, душ-ша моя. Фигура женщины проскользнула к креслу, в её движениях чувствовалась точёная грация самураев. У неё были тёмные спутанные волосы, почти прозрачная кожа, и пронзительные глаза, похожие на драгоценный чёрный камень. Зрачки сливались с радужкой, и лишь мерцающие вокруг золотые искры, в ещё большем количестве рассыпавшиеся в глубине её глаз после последнего обращения, выдавали их наличие. Она склонилась над запрокинувшим голову магом. — Ти измьенилс-сья… — прошептала она, вглядываясь в змеиные черты лица. Её голос странно звенел, сочетая мягкие змеиные шипящие нотки и лёгкое искажение гласных: более высоких и пронзительных. — Тебе нравится? — спросил Воландеморт — ответом служили острые пальцы, скользящие по его скуле к подбородку. — В то времмя, когда я ждала тьебя, чтобы с-снова стать человеком, ты пришёл, дабы обратьиться в змею… Смеш-шно. — он не заметил, как она очутилась с другой стороны кресла, в котором он сидел. Он распахнул глаза, не обращая внимания на ладонь у себя на щеке и палец, мягко поглаживающий его скулу, и внимательно уставился на неё: — Ты ждала меня? — деланно равнодушный вопрос. — Преданней вс-сех, даже этой Беллатрисы Лестрейндж! — сузила глаза Нагини, а её слова в своей резкости даже потеряли акцент. Он положил свою ладонь, похожую на гигантского белого паука, на её аккуратную руку с длинными ногтями. Теперь его рука белее её, хотя раньше это он всегда поражался белизне её кожи. — Я тебе верю, ведь ты — моя душа. — прошептал он. Сухие белые губы касались щеки скрючившейся над ним Нагини. — Я — твоя душша… — будто в трансе повторила она. — Я так долго ждала… Почьему ты вернулся так поздно?! — Я не мог вернутся раньше! — утешающе поднял руку он и мягко надавил девушке на плечо, заставляя ту сесть. Она упала на подлокотник. — Нет, ти не хотьел! — Я люблю тебя! — Воландеморт прижал девушку к груди. Нагини резко обернулась, её глаза блеснули. — Нет, я — твоя душ-ша! Я — та её час-сть, что способна льюбить! — взметнулись волосы, серебристая ткань — прозрачная, похожая на звёздное небо, соскользнула с её плечей. Она напряжённо вцепилась в кресло — её голос дрожал, — Н-нет, ти не любиш-шь меня. — Я тоже… Способен на любовь… — сказал он в перерыве между поцелуями. — Или ты... Мне не веришь? Он медленно, резко, упорно, с нажимом целовал её. Она со змеиной грацией раскачивалась под его прикосновениями. Казалось, сейчас она обратится обратно в кобру, хищно обовьётся вокруг него. Он увидел, как золотистые точки в её глазах превращаются в прожилки, зрачки уменьшаются, стягиваясь в маленькие точки — кажется, он даже слышал стеклянный хруст, глядя в странные глаза в крохотными зрачками, вот-вот готовящимися превратиться в узкую щёлку. Он обеими руками ухватил её за талию, с силой перетащил, усадив её на свои бёдра — она почти переползла на них, безвольно согнув ноги в коленях. Укус в шею остановил трансформацию — она замерла, выгнувшись, запрокинув голову. Стекающие ручейки чернеющих чешуек застыли: вокруг глаз, на ушах, вниз, к ключицам и ещё ниже… они походили на вздыбленные пики стеклянных скал. Разорвав ненужный корсет, он последовал за ними дорожкой укусов — лишь их она чувствовала через чешую. Нагини вздрогнула, когда он провёл языком снизу-вверх от рёбер к груди; тонко всхлипнула от прикосновения языком к соску. — Я ждала… Тьебя долгих тринадцать лет… — хрипло выговорила она. — Знаю. — улыбнулся он ей в шею. Нагини резко выпрямилась, прижав Воландеморта к спинке кресла в страстном поцелуе. — Ну что ж… — мазнула губой по скуле, — Больше… — укусила мочку уха, — Я ждать не намерена… — обветренные губы вновь прижались к его рту. Пальцы торопливо пытались освободить его из мантии, она томными движениями тёрлась об его пах, одновременно кусая, сминая его губы. Нагини зажмурилась, продолжая ёрзать на его члене, всхлипнула ему в рот, и, придерживаясь одной рукой за его плечо, подняла руку к причёске. Воландеморт положил руки на её бёдра, помогая Нагини и контролируя ритм, в то время как она выдернула из волос одну из палочек, и его мантия упала вниз лоскутами. Её рука с зажатой в ней волшебной палочкой впилась в его затылок, вторая придавила за плечо. Она провела своим длинным, видоизменённым языком по его языку, щекоча, опутывая, впиваясь. Затем оторвалась от его губ, чтобы сделать вдох, но он подхватил её и бросил на кресло, устроившись между ног. Он склонился над бьющейся под ним Нагини, схватив ноющий член одной рукой, вторую он опустил на оголённую грудь, нетерпеливо её сжимая. Девушка сама притянула его в себе, запустив одну руку под многочисленные юбки. Когда терпеть стало сложно, он с трудом оторвался от губ Нагини. — Потерпи… — путающимися пальцами начал стягивать юбки, затем просто поднял их и прижался к ней ртом. Его движения были сначала нежными и аккуратными, но затем он начал проникать языком глубже, обсасывая клитор — Нагини сначала просто стонала, затем крик перешёл в визг, а он продолжал быстро двигать языком. Наконец, её тело вздрогнуло и опало, безвольно — как кукла. Он поднялся, и пару раз проведя рукой по члену, вошёл — упруго, тесно, вдавливаясь внутрь. Он, преодолевая сопротивление, вошёл до упора, чуть переменил положение бёдер, что кольнуло обоих искрой удовольствия. Нагини заёрзала под ним, побуждая его к активным действиям. Сдерживая себя, медленно вышел, почти полностью — так, что головка защекотала Нагини изнутри, замер, наслаждаясь своим превосходством. Она попыталась сама насадиться на член, но он схватил её запястья одной рукой, прижав их к спинке кресла — другой он придавил её таз к сиденью, поцеловал ключицу, усмехнулся ей в рот. Нестерпимо хотелось снова слиться с ней в одно целое, но он хотел продлить удовольствие как можно дольше — Нагини была с ним несогласна. Она выгнулась, касаясь его рёбрами, а его сосков — своими. Её лицо начало всё больше походить на змеиное — ноздри начали стягиваться, и так косой разрез глаз стал ещё более острым, озарился хищным взглядом. Зрачки вытянулись почти полностью. Большая часть лица была покрыта чешуёй, она пронеслась ураганом от лопаток до копчика, будто припорошила металлической пылью узкие длинные ступни и ладони, покрыв их мелкой чешуёй. Он оказался удивлён, когда она, согнув ноги в коленях, захватила ими его таз, и толкнула его вперёд. Холодный влажный член окунулся в её тепло, он поцеловал свою Нагини, прошипев ей на серпентанго: — Моя с-с-скольз-ская подруга… — у змей не было слова «любимая». Каждый толчок давался ему с трудом, он почти втискивался в её тело. Выходить было не менее трудно, будто вытаскивать плотно прикрученную пробку из бутылки. Нагини всхлипывала, когда член входил в неё полностью. Тяжело дыша, он ускорился, из-за чего ему стало трудно удерживать этот ритм и движения стали рваными и беспорядочными — их безумный полёт напоминал страстный танец, казалось, они кружились в ослепительном танго. Шаг вперёд — поцелуй сминает его губы, разворот — он приподнимает её за талию, прижимает к себе, быстрый бег, когда двое преследуют друг друга, плавно перемещаясь в свете прожектора. Быстрые пируэты — стоны, изгибы, сплетения жаром объятых тел. Финиальные аккорды, страстный поцелуй пары: мужчина склонился над женщиной, почти лежащей на полу — последние толчки, медленные, сочные. Нагини вздрогнула и на секунду сжалась, сдавливая входящий член. Ему показалось, что весь мир в этот момент померк, остались лишь они, странно изогнувшиеся в луче света. А сзади… Сзади раздался крик. Он видел, как подбежал Хвост, связывающий кричащую женщину, но сейчас это было не важно. Дверь захлопнулась, и он повернулся к ней. Он не пронял, что произошло. Что-то изменилось. Он приподнялся, и его взгляд упал на хрипящую Нагини: её взгляд метнулся к его лицу: — Я… Я не сказала тьебе что этот раз —посльедний. Прости мьеня. Мой. Воланд… — каждое слово давалось ей с трудом. Зрачки расширились в последний раз, их края задрожали, и со стеклянным хрустом схлопнулись. Его руки держали воздух, он попытался схватить её, но вместо девушки он вцепился в змею. Он вгляделся в неё, но не заметил и тени человечности в Нагини. Обычная змея. Одинокий дом. И он — впившийся пальцами в голову, перед той, что когда-то была его Нагини.

***

— Круцио! Говори! — прошипел он. Тело перед ним конвульсивно задёргалось, из уголка рта текла слюна. Выпученные глаза бездумно пялились в потолок. Эта Берта Джоркинс оказалась очень полезной, но чертовски упрямой и обладающей недюжинной сопротивляемостью к Империусу, что делало добычу информации несколько затруднительной. — Мой лорд… Прошу прощения, мой лорд, но, кажется, она уже не может быть нам полезной. — Да, ты прав, Хвост. — бросил он и вновь обратил холодные глаза к ней. Он моргнул, концентрируясь на части своей души, в которой хранилась любовь к Нагини, вспомнил её прекрасные черты, грацию, ум, хитрость, коварство. — Да, моя с-с-скользкая подруга-с… Теперь ты и правда будеш-шь той час-стью моей души, которая с-способна любить… — он с печалью в голосе обратился к Нагини, затем вновь моргнул, с прежней холодностью уставившись на обезумевшую Берту Джоркинс: — Авада Кедавра!