Вечера на хуторе близ...

Мороз на это Рождество кусал за нос, но Отабек всё равно волновался за Юру, решившего покататься в подаренных ему на Новый год коньках на озере. Кто его знает, насколько прочно схватился лёд, и пробурят ли в нём Юрка прорубь своими вращениями или Никифоров — своими прыжками? Юри и Отабек стояли около берега с термосами, полными глинтвейна, в руках, и стратегическим запасом тёплой одежды в рюкзаках на случай незапланированного купания любимых в ледяной воде. Виктор показывал Юре всякие мудрёные элементы, а тот пытался их повторить, что зачастую оканчивалось падением на мягкое место. Юрка шипел от боли, ругался, но неизменно вставал на ноги и раз за разом повторял неудавшийся элемент, пока тот, наконец, не получался. Никифоров неожиданно для всех приехал в Закарпатье 31 декабря. Он рассказал, что, как обычно перед Новым годом, пошёл с друзьями в баню и выпил водочки, после чего его душа развернулась и возжелала провести праздники вместе с Юри. Без особой надежды на успех он зашёл на сайт и обнаружил, что в продаже появились билеты (видимо, сняли бронь). Недолго думая, он купил билет туда и обратно, быстро побросал в сумку самое необходимое, в числе коего были две пары коньков (одни для себя, а другие — для Отабека, который выполнил своё обещание и прислал таки ему вышиванку Юри, в которую был одет её обладатель), и, не успев протрезветь, отправился в аэропорт. Протрезвел, а заодно и выспался он уже в самолёте. Глаза у Юри сделались по полтиннику, когда его сбил с ног громадный пудель, вслед за которым Виктор ввалился в гостиницу за пару часов до полуночи. — Как ты здесь оказался? — удивился Юри. — Да вот, захотел чарку[1] вместе с вами выпить. Я весь такой внезапный и противоречивый… — развёл руками Никифоров. — Не всё же тебе меня удивлять. Юри смутился, вспомнив, как осенью свалился Никифорову, как снег на голову. Он бы и рад был предупредить, да только вот его телефон пришёл в негодность вместе со всем своим содержимым после купания в целебной воде. Вот и пришлось несколько часов провести под парадным Никифорова в окружении толпы его фантов и сомнениях, стоило ли ему сюда переться. Радостное лицо Виктора при виде него сразу же развеяло все сомнения Юри, а после горячего поцелуя за порогом квартиры ушли последние колебания. Юри вернулся в действительность. Виктор подъехал к берегу и эффектно затормозил перед ним. В ярком свете полной луны на его светлых волосах серебрился снег, быстро превращавшийся в искрящиеся капли воды, щёки разрумянились, а в глазах светилось лукавство. На Викторе были всего лишь легкий свитер и треники, но он выглядел разгоряченным, тогда как Юри замерзал в пуховике, вязаной шапке и тёплом шарфе. — Как тебе не холодно? — вырвалось у Юри. — Угости глинтвейном, и я поделюсь с тобой этим секретом, — улыбнулся Виктор. Увидев, что Юри собирается налить глинтвейн в колпачок термоса, он добавил: — Не так. Набери в рот, — после чего наклонился и поцеловал его, слизывая с его губ остатки вина, отчего Юри тут же бросило в жар то ли от хмеля, то ли от стыда. Он попытался отстраниться, но руки Виктора крепко обхватили его за талию. — Я хочу ещё… глоточек, — с видом змея искусителя шепнул ему на ухо Виктор. — Неудобно, мы же здесь не одни, — попытался отвертеться Юри. — Да ну, они такие же, как мы, разве ты этого ещё не понял? — успокоил его Виктор. Юри отхлебнул ещё глинтвейна, но на этот раз не стал его глотать, а выпустил в рот Виктора, когда тот его снова поцеловал. Виктор всосал в себя вино и протолкнул в рот Юри язык, чтобы собрать всё до последней капли. Сладкие чуть шершавые языки потёрлись друг о друга, порождая определённые ассоциации, немедленно приведшие к непристойным желаниям. От горячего дыхания Виктора у Юри запотели очки и согрелись даже заледеневшие ноги. Правда, при этом его ноги стали ватными. Вывели его из блаженного оцепенения лишь снежок, прилетевший в спину, и возглас Плисецкого: — С новым годом, Хрюша, твой год наступает! Смотри, как бы тебя не насадили на вертел. — Кхм, спасибо, — Юри не знал, злиться ему или благодарить. — Блин, лёд весь в трещинах, всю жопу себе отбил, — пожаловался Юра, подъезжая к берегу. — Давай размассирую, чтобы синяков не было, — предложил Отабек и прижал его к себе. — У тебя наверняка руки холодные, — предположил Юра. — Нет, у меня и сердце, и руки горячие, — ответил Отабек и, вручив Юре термос, принялся массировать его задницу. Массаж был столь интенсивным, что вскоре у Юрки горели не только жопа, но и в паху. — Что-то мне надоело кататься, пожалуй, я пойду домой. Проводишь меня? — сказал он, хитро поглядывая на Отабека из-под отросшей чёлки. — А как же Виктор и Юри? Я думал их хотя бы до трассы подбросить, — забеспокоился Отабек. — После глинтвейна? — скептически ухмыльнулся Юра. — Так я почти не пил. — «Почти» не считается. Ищи потом вас где-нибудь в кювете, — проворчал Юра. — Ладно, пусть переночуют у меня в сарае, а утром посадим их на автобус. Только, чур, чтобы к козам не приставали. — Та сдались им твои козы, они друг к другу приставать будут, — усмехнулся Отабек, глядя на разгорячённую парочку, которая до «Утопии» вряд ли дотерпела бы. Эх, да он и сам не дотерпит, так что придётся Юркиному деду погромче телевизор делать. А в случае чего можно будет сказать, что они заняты глубоким спортивным массажем, очень глубоким… 1. чарку (укр.) — рюмку