Фьюжн

Свет флуоресцентной лампы в коридоре неровно подрагивал. Похоже, она доживала свои последние дни и скоро её, как и других падших коллег, выкрутят к ебеням. Вот и давала лампочка на бис свое наверняка последнее файершоу на радость эпилептикам, когда на горизонте появилась фигура целеустремленно шагающего парня. Шаги отдавались тихим эхом, приглушенные лишь лысеющим ковролином. Остановившись перед дверью он нервно вдохнул и поджал губы, отчего на щеках показались две ямочки. Глаза сами собой скользнули по потолку и развеселой лампочке, пальцы сжались на лямке рюкзака. «Это последняя попытка», — пробормотал он себе под нос. В голове проносились слова родителей: «Бинни, послушай, ты же сам наверняка понимаешь, что это не нормально, общество такое не воспринимает. Пойми, это может быть всего лишь увлечением, что пройдет так же быстро, как и пришло. И что ты тогда делать будешь? Что если захочешь вернуться к прошлой жизни, а не сможешь?» Но, ни слова отца, сказанные вкрадчивым голосом, ни морось в глазах матери не смогли его остановить. И вот он стоит здесь, перед этой залапанной дверью с такой контрастной, блестящей табличкой, вещавшей «Чон Тэгун». Уголки губ сами собой приподнялись, когда вспомнил реакцию бабушки. Она конечно у него замечательная, но на своей памяти он не припоминал, чтобы она так долго смеялась. Казалось, что даже новые зубы (а точнее услуги доктора и протез), подаренные заботливым внуком на Чусок не выдержат такого натиска. Нахохотавшись вдоволь, она, не говоря ни слова, просто его обняла, а отстранившись, подмигнула большим карим глазом. Молодец бабушка, надо будет ей купить тот гель для фиксации зубных протезов из рекламы в знак благодарности. Светомузыка на потолке опять вернула парня в реальность и, набравшись смелости он, наконец-то, постучал. После одобрительного «Входите!», его мир сконцентрировался на мужчине за столом. — Господин Чон Тэгун? — неуверенно спросил Хонбин. — Да, — ответил мужчина. Честно говоря, парень думал, что он будет выглядеть иначе, как уважаемый человек. Ну, или просто как человек. Перед ним же восседало нечто с лохматой головой, следами копоти на лице и не в самой чистой одежде, плюс это «нечто» копошилось в ящиках стола аки Голум на болоте. Ассоциативный ряд прервал мягкий голос: — А вы значит Ли Хонбин, это ведь вы звонили? — А? Да, да, верно. Что вы думаете о моем предложении? — Голум встал и пристально окинул парня взглядом, от чего тот нервно сглотнул. Тем временем Чон Тэгун изучал своего гостя: напуганные оленьи глаза, немного торчащие волосы, слишком маленькие руки для такой дылды. Взгляд скользнул по широким плечам и груди. «Возможно, этот подойдет. По крайней мере, выглядит он так, словно сможет вынести нагрузку», — мелькнуло в голове Чона. — Касательно вашего предложения, я думаю можно попробовать. Не могли бы вы побольше рассказать о своих пристрастиях. — Эмм, да, конечно. Всё началось ещё в начальной школе. Чон поднял бровь. Прочитав немой вопрос собеседника, Бин поспешил ответить:  — Не удивляйтесь. Мои родители много работали, поэтому я часто оставался на попечении у бабушки, но и она была занята некоторыми работами в храме, вот я и был предоставлен сам себе. Это случилось после школы. Когда я поставил сковороду на огонь и кунжутное масло растеклось по ее поверхности, когда разбитое яйцо начало менять цвет с прозрачного на белый, а следом коричневый по краям, рука сама собой потянулась к банке сахара… Тогда я впервые понял, что мне нравиться нетрадиционная кухня. То, что готовили мама и бабушка было неплохим, но это было всё не то. Не хватало взрыва вкусов во рту, магии, как в тот день, когда яичный желток приятно обволакивал нёбо своей сладостью. С тех пор я решил для себя, что хочу экспериментировать, хочу работать в заведении, где еда — это нечто большее чем просто топливо для организма. Тэгун улыбнулся такой страсти в голосе и огню в глазах парня и спросил:  — Почему я? — Что? — Хонбин вынырнул из воспоминаний и уставился на мужчину напротив. — Почему вы обратились ко мне? — мягким голосом уточнил господин Чон. Бин отчего-то занервничал и покрылся румянцем: — Вы мой вдохновитель, — смущенно пробормотал парень. — Когда я увидел как вы на конкурсе поваров приготовили лазанью с добавлением чесночного соуса в классический болоньезе, а бешамель на основе клубники во мне открылось второе дыхание. Я понял, что не один такой. Что есть человек, который мастерски обладая техниками, не идет по легкому пути признания, а экспериментирует со вкусами и ищет новые сочетания. С тех пор я мечтал стать вашим учеником. Хонбин глубоко вдохнул и встретился глазами с мужчиной. И этого он совершенно не ожидал. В глазах старшего стояли слёзы, а на губах играла теплая улыбка, от чего и без того кошачьи глаза норовили превратиться в щелочки и пустить изморось по щекам. В голове Бина пронеслось, что не такой он уж и Голум, когда улыбается. Парень неуверенно улыбнулся в ответ, являя миру, а в особенности одному представителю человечества напротив, две глубоких ямочки. Они стали двумя гвоздями в крышке гроба самообладания Тэгуна, он внезапно подлетел к Хонбину и крепко обнял. Слова Ли в комбинации с его юношеским запалом и детским видом пробудили в нем невообразимую волну чувств. Последние дни не были легкими для Чон Тэгуна: отсрочка открытия ресторана из-за затянувшегося набора персонала и ремонта старого здания, один неудачный эксперимент за другим почти лишили его веры. Он не ожидал, что сегодня вера придет в старых кедах и таким огнем в глазах, что адским котлам и не снилось. Выпустив этого пирокинетика из объятий, Тэгун немного стушевался:  — Извините, просто мне было очень важно услышать эти слова…- Чон прочистил горло, обратно настроился на рабочий лад и продолжил.- Что ж, я просмотрел резюме, довольно впечатляюще. Должность ваша.  — Правда? — просиял Хонбин. — Правда. Можете приступать в среду.  — Господин Чон, — непонимающе протянул парень, — но ведь сегодня среда.  — Вот именно, — Голум превратился в Чеширского кота, — раздевалка ниже по коридору. Ли уже ухватился за ручку двери, когда его окликнули:  — И Хонбин, зови меня «хён». Мне кажется, мы с тобой тесно сработаемся, — Чешир превратился в Джокера. Хонбин только и мог, что низко поклониться, по пути подбирая челюсть и подтирая накапавшие слюни. Дверь за ним закрылась, коридор встретил полумраком, а он всё так же глупо улыбался. Лампочка больше не мигала, видимо, к ней всё же пришла смерть с электрокосой.