***
Он сидел у окна, задумчиво обнимая ладонями чашку с кофе и с опаской смотря на нее, застывшую у плиты с невидящим взглядом. Где-то с холодильника в треть громкости шуршал старенький телевизор: «...очень просто! Возьмите пятьсот грамм куриного филе, два средних томата, луковицу и...» — Аи, может, я сам? — пытается придать голосу всю возможную мягкость, на которую способен, но приближаться пока не рискует. Вокруг нее сгустившимся воздухом беснуется невидимый ураган — опасная зона. Даже доверчивый Райдо старается держать свой хвост подальше, несмотря на то, что сама по себе Аи — воплощение вечного глаза бури. Сосредоточенного такого, спокойного. В сковородке что-то глухо булькает. Проходит секунда, минута... — Я. Это. Сделаю, — выдыхает упрямо сквозь зубы в запоздалом ответе и тянется к деревянной лопатке, чтобы перемешать свое варево по новой. Вид такой, будто держит в руках бомбу. По меньшей мере, атомную. Он коротко вздыхает, все-таки отставляет свою чашку и, преодолев сопротивление, в два шага сокращает расстояние. Осторожно вытягивает из ее побелевших от напряжения пальцев несчастный прибор и выключает плиту ровно за две секунды до того, как запахло гарью. Обещал, конечно, не вмешиваться, но не хотелось потом искать новую сковородку. — Да черт тебя дери! Опять... — Давай просто сойдемся на том, что ты абсолютно не умеешь готовить. Ну не твое это, и все тут, — чувствует на себе ее взбешенный взгляд, вмиг разбивший маску ледяной богини, но только виновато разводит руками. — Кто-то не способен удержаться в седле, кому-то не дано писательство... Всякое бывает. — Я взрослый человек! Понимаешь ты это или нет, Йонка?! Взро-слый. — Взрослый, самостоятельный, самодостаточный, да-да... — кивая болванчиком, вполголоса повторяет то, что слышал сотни раз; добавляет уже громче: — У тебя, знаешь ли, есть куча других талантов, на которые другие могут только слюнки пускать. А готовить у нас люблю-могу-умею я. Голодной смертью, чай, не помрем... Минус одна головная боль у тебя. Радуйся, женщина! Карие глаза едко сужаются. На секунду ему показалось, что пространство кухни сузилось вместе с ними. За компанию. Взяв себя в руки, она оседает на пол, и ощущение мгновенно рассеивается. Он уже почти привык к этим ее выкрутасам. Сам такой. Но опять же — почти. — Ты, наверное, прав, — спустя какое-то время Аи откидывает голову, упираясь затылком в дверной косяк, и едва заметно морщится, — и чего я так взъелась? Ну подумаешь, спалила за месяц на трех кухнях четыре курицы и пару-тройку яичниц... И в салат вместо соли насыпала сахар с имбирем. Все это ведь такая ерунда. — Бинго! — усмехается Йонка, прикрывая крышкой месиво из мяса, овощей и гари. — Все люди, по-хорошему, делать должны только то, подо что заточены. А то фигня какая-то получается. А у нас с тобой — и подавно. Поэтому кончай уже переводить продукты и себя. Чтобы оставаться настоящими, нужно быть честными хотя бы с собой. Сама же мне талдычила. Забыла? Под его покровительственно поднятым вверх указательным пальцем и добрыми смешинками в уголках губ она тушуется. Краем глаза он замечает, как угрожающе желтеет цветок с подоконника, негодуя и переживая за свою любимицу. Ведь они вместе столько всего пережили, а она тут... Расклеивается, понимаешь ли. И из-за чего! — Забыла, — кивает. — Глупо получилось... «Удивительно, — думает он, — мы съехались всего-то чуть меньше двух месяцев назад, а уже такие метаморфозы. Что ж дальше-то...» Стрелки часов едва перевалили за одиннадцать, но у них своя система координат. Где-то за окном бесновался с метелью ветер, слышался гул спешащих по последним делам машин. В подъезде на лифте кто-то завершал свою триумфальную поездку домой. Аи открыла было рот, чтобы предложить поужинать хотя бы бутербродами, но слова застряли где-то в горле на полпути. Она внезапно ощутила нечто, похожее на медленно нарастающую панику, когда опаздываешь на какую-нибудь очень-очень важную встречу. Подняла глаза. Йонка все так же стоял у плиты. Задумчивый и привычно теплый. Только ужасно сосредоточенный, как она сама недавно. Старательно прислушивался, принюхивался к едва ощутимым звукам, которых еще минуту назад не было. Ни горна, ни калимбы, ни ветряной свирели... А потом вдруг появились. Случайно-внезапно, но где-то глубоко внутри — вполне ожидаемо, если бы своевременно вспомнили. — Кажется, нам пора, — деловито объявляет он, пряча зудящие от предвкушения руки в карманы потрепанных джинсов. Вслед за паникой она чувствует, как плавно замедляются удары сердца и начинают тяжелеть веки, а потому торопливо поднимается. — Да уж. Дурацкая затея была — учиться готовке на ночь глядя. Я совсем про расписание забыла, — бормочет недовольно, обгоняет его на выходе из кухни и быстро добирается до импровизированной спальни в их однушке. Пока Йонка гасит свет и колдует со шторами, собирая их магнитами, она, приподнявшись на цыпочки, переводит часы. 23:13 — 00:00. Секундная стрелка стремительно пикирует на соседок, продолжая бег, но... Они больше не двигаются. — Завтра обещали сильные магнитные бури, — говорит Аи, оборачиваясь, замечая, как садится голос, — поэтому сегодня надо будет особенно постараться. «Времени почти нет уже», — думает, видя, как заостряются черты его лица. Не парень уже, мальчишка! И взгляд такой — пронзительный, лисий. Того и гляди совсем обернется... Отметая ненужные мысли, она спешно пикирует на кровать следом за Йонкой, устраиваясь удобнее. Звук калимбы звучит в ушах слишком громко. — Ну... С очередным нас рабочим, что ли. — Ага. Последнее, что успевает увидеть сам Йонка перед тем, как отключиться, это ее волосы, ставшие почему-то ярко-голубыми.***
— Что на этот раз устроим? — Ну, надо начать с простого и стандартного. Без базы, знаешь ли, ничего сверх не получится. — Ладно. Ленку отправим на работу, засиделась она дома что-то. Пусть ей, например, позвонят утром. Срочно-обморочно. Марку дадим выволочку от начальника ближе к обеду... А Ио пусть в университет уже чешет! Хоть раз, ради разнообразия. На какую-нибудь, скажем... Контрольную, да. Остальным повторяем стандартный выходной сценарий. Воскресенье пусть теплое будет. Прогулки там, киношки и все такое... Так? Еще чуть-чуть мигреней, коль магнитные бури. — А ты быстро учишься. — Не такая уж сложная работенка это... Я думал, что составлять режим Городу намного сложнее. — Так ты изначально на готовенькое пришел. Каркас-то я задала давно. Дальше, правда, одна уже не вывожу... Ты со своей системностью мне на голову свалился весьма кстати. Хотя думала, хуже будет. Ну... Не знала, как Он воспримет редактора. Улыбку Йонки она скорее чувствует, чем видит. Ибо видеть пока еще нечего. — Я могу собой гордиться? Таки расширяю горизонты... — Погоди еще радоваться. Вот если проснемся в той же комнате и не сойдем с ума от чувства ответственности под конец, то да, тогда можешь. — Ла-а-адно... Я тебе еще покажу! Спорим, что проснемся там, где уснули?***
Проснуться они, конечно же, проснулись. И не где-то там, а в месте почти что нужном. Стрелки настенных часов, почему-то электронных, убедительно демонстрировали — 00:01. Ему казалось, что прошла вечность. А может и не казалось... Чувствовал себя довольным и на удивление отдохнувшим. — Ну... Почти, — ее голос откуда-то слева. Хотя он был уверен, что она ложилась у окна. — Почти? — Поздравляю, Йонка. Теперь ты рыжий не только Там, но и Здесь. Комната стала больше. И хотя обои остались все в тот же дикий цветочек оттенка «вырви глаз», расположение некоторых отдельных предметов по периметру вызывало смутные сомнения... Но они хотя бы были все и в целости. — Ладно. Не так уж и плохо все прошло. — И что теперь? — Что-что... — она ворчит, поднимаясь с постели и неровным шагом направляясь, предположительно, в сторону кухни. — Пить кофе и следить за результатом. А потом строить новый виток. Все как обычно...