Другой дорогой

      Его пробудило молчание.       Слишком много лет привык он ощущать рядом — телесно и разумом — своего товарища. Тепло, что всегда рядом, и уже разумеется само собой. А сейчас… В темноте Тьелкормо привычно потянулся мыслью к своему зверю. Сродни тому, чтобы опустить ладонь привычным движением на лохматую спину.       Ладонь встретила пустоту.       Тьелкормо сел на постели, отбросив покрывало. Помедлил мгновение. Протянул руку к одежде.       …Хуан избегал его не первый день. Одеваясь, Тьелкормо развернул память о последних днях, выхватывая из недавнего прошлого то тоскливые собачьи глаза, то белую фигуру за спинами квэнди. Три… нет, четыре дня. Но впервые пес отдалился от него мыслями настолько явно. Впрочем, Тьелкормо отдалился от него первым, погрузившись в планы и надежды. Иначе приметил бы раньше отчуждение.       И кажется, он догадывался, где стоит искать. Печальная лесная царевна, найденная псом в лесу, заворожила его не меньше, чем хозяина. Нет, вламываться к гостье в покои он не станет, но…       Но коридор пустовал, и у тяжелой двери в гостевые покои дремали только стражи. Дремали. Стоя.       Тьелкормо не нужно было открывать двери. Пустоту и тишину он сейчас видел сквозь них, даже не глазами. Он только не знал, что сильнее сжало сердце — ярость преданного или боль от потери. Недолгое время он метался по переходам, затем вбежал в свой покой, бездумно хватая плащ, оружие… Уже вбегая в конюшню, замер на мгновение — что он творит? Можно поднять тревогу, устроить погоню… Но короткое видение — они с братом травят беглянку-царевну, будто зверя — окатило ледяным холодом. Это дело лишь ему одному.       Мысленный призыв к Хуану оставался безответным.       Только снаружи, вырвавшись из ворот и окунувшись в холодную воду Нарога на переправе, Тьелкормо осознал, какую глупость сотворил. Искать невидимую беглянку глухой ночью среди лесов и полей, даже не предполагая, куда ведет ее нелепое, безрассудное увлечение… Он выместил досаду, яростно дернув повод и послав коня в галоп. Услышал обиженное фырканье коня — и от злости на себя выпалил несколько слов из тех, что порой говорили люди в сердцах. Опустился до того, что обидел верного скакуна…       Без хвостатого товарища и его чутья не стоило и думать о поисках. Но пока рассудок это твердил, Тьелкормо гнал и гнал коня вдоль кромки воды — за призрачной надеждой увидеть следы там, где единственно можно увидеть следы невидимки — на влажном песке или земле. А поскольку берега Нарога каменисты, надежда была даже не призрачной, а глупейшей.       И все же глупцам иногда везет. Тьелкормо поначалу сомневался, не почудилось ли ему — в темноте, при неверном свете звезд, исчезающие следы маленьких башмачков на камнях у самой воды. Вот только чуть дальше нашелся отчетливый, несомненный след знакомых широких лап, глубоко продавивших влажный ил.       «За ним!» От беззвучного крика скакун вздрогнул всем телом — и шумно рванулся в лес, напрямую, сквозь заросли орешника.       Такой безумной скачки через лес еще не было в охотничьей жизнь Тьелкормо. И такой короткой. Потому что сердце не отстучало и сотни ударов, и даже по лицу хлестнуло лишь несколько раз, когда из теней с рычанием взметнулся белый пес. Испуганный конь встал на дыбы.       Нет, Тьелкормо не вылетел из седла. Он скатился сам, чтобы не расшибить головы о нижние ветви огромного дуба. И стоял полным глупцом, прижимая ладонь к лицу, уж больно метко пришлось последней веткой — чудом глаз не вышибло.       Перед ним припал к земле Хуан, заслоняя собой нечто среди дубовых корней. Приподняв верхнюю губу, пес рокочуще дышал. Еще не рыча на хозяина — но уже очень близко к этому. В одном шаге. Тьелкормо сделал этот шаг вперед — и Хуан стонуще зарычал.       — Вернись, — сказал феанариони колышущимся среди корней теням. — Ты обезумела, госпожа моя. Ты не сможешь пройти этот путь одна.       Пес отступил немного, не сводя глаз с хозяина.       — И даже вдвоем с ним. Хуан, что ты творишь?       Зверь покачал головой, очень внятно. А затем на мгновение открылся хозяину… Птица съежилась за переплетением стальных ветвей. Собака, скулящая у тяжелых дверей. Лошадь, в ужасе рвущаяся с привязи. Недолжное.       — Я лишь хотел уберечь тебя от опасности, госпожа моя.       «…Не моя. И не будет ею. Уже никогда…»       — Я лишь надеялся… Недосказанная глупость застряла в горле.       — Эол Темный, я слышала, тоже хотел уберечь жену и сына от опасности. Сперва, — раздался голос из теней. — Но жена поначалу осталась с ним по доброй воле. Ты вправду думаешь, что заперев меня в крепости, заставишь изменить решение? Или решил, что в клетке я буду петь лучше, Келегорм-охотник?       Лучше бы его ударили в лицо, чем сравнили с Эолом Темным… На мгновение вспомнилось, как ярость корежила Карантира после вести о сестре — не остановил негодяя, не уберег!       — Что может изменить твое решение, госпожа моя Лютиэн?       — Мой выбор сделан и неизменен.       Ярость бурлила у него внутри, как прибой. Утесом, о который она разбивалась, было осознание, что от становления новым Эолом Темным его, Тьелкормо, отделяет не более шага. Собственный пес смотрел на феанариони уже не с укором — с недоверием и подозрением. Кто из них двоих кого предал — Хуан хозяина, или хозяин — Хуана, сотворив то, что не смог терпеть даже верный пес?       Хуан попятился к расступившимся теням. На его загривок легла узкая маленькая рука.       …И Тьелкормо вдруг осознал, что у него есть всего несколько мгновений, чтобы не разделить судьбу спящих стражей. Чтобы решиться.       — Ты не сможешь пройти этот путь одна, Ломэнилле, — сказал он, чувствуя, словно летит в ледяную воду с обрыва. Пути назад нет, и впереди ничего хорошего не ждет. — Я буду сопровождать тебя. Даю слово не препятствовать больше. Но одну я тебя невесть куда не отпущу.       Хуан осел на задние лапы и издал удивленный, почти щенячий писк.       — И вдвоем не отпущу, — поправился Тьелкормо упрямо.       Еще десяток ударов сердца он ждал, что царевна ему не поверит, и очнуться ему здесь ярким днем одному. Дважды глупцу.       Но тени колыхнулись, не став темной пеленой. А затем Хуан развернулся и решительно устремился вглубь леса.       Коротким свистом Тьелкормо подозвал коня, подхватил повод — и двинулся следом за псом. Пешком.