Неудобный момент

       Кёнсу переступает порог общежития, закрывает за собой дверь и устало приваливается спиной к твёрдой поверхности. Он измучен. Длительные съемки выматывают, подготовка к камбеку, которая длится уже десятый месяц кряду — выматывает, нетерпение фанатов — выматывает. У Кёнсу нет социальных сетей, так думает фандом, но на деле у каждого из участников они есть, зашифрованные так, что даже вездесущие Эри о них до сих пор не знают. И это надо отметить, успех. «Оппы знают всё» Так однажды сказал… Кёнсу хмурится, он не может вспомнить, кто же это был. Чунмён? Бэкхён? Чанёль? Когда же это было? На какой-то из премий, которые уже давно слились в одну большую разочаровывающую рутину. Хоть в этом году ехать не придется и то хлеб. Не надо будет несколько часов смотреть на однотипные выступления, слушать ничем не отличающиеся песни и мило улыбаться при этом, изображая веселье и глобальный интерес. Хотя единственное о чем думает каждый айдол в зале, это как бы быстрее оказаться подальше, в идеале дома, но на худой конец пойдет и номер в отеле. Или не премия это была вовсе? Music Bank? Music Core? Inkigayo? Впрочем, не важно… Кёнсу прикрывает глаза и только усилием воли заставляет себя стоять на ногах. Он разбит. Песня, которая писалась специально для него, для его дорамы, махнула ручкой и уплыла к Чондэ. Опять. Компания решила, что Чондэ споёт лучше. Кёнсу не отрицает, что Чондэ споёт её отлично, но он ведь и сам мог бы. Нет, он не обижен на товарища по группе, в конце концов тот тоже повязан контрактом. Нравится — не нравится, а делай что говорят. Но всё-таки немного обидно, что главному актёру дорамы, одному из главных вокалистов группы не дают спеть песню к его же собственному проекту. Фанаты в общем-то легче тоже не делают, весь твиттер завален постами в стиле: «Бедному Кёнсу не дают раскрыться», «Чондэ выйдет наконец-то из подвала», «Раз актёр, то пусть играет», «Чондэ опять украл ост из-под носа» и каждый тянет одеяло на себя. Кёнсу понимает обе стороны, каждому фанату ближе свой биас. Но как же достало то, что всё эти фанаты забывают, что группа одна и никто ничего друг у друга не крадет и не притесняет. Они вообще мало что решают в своей жизни, если уж быть честными. Но каждый акгэ (Господи, ну и придумали же слово) считает своим долгом вылить ушат дерьма на другого участника, совершенно не обращая внимания на то, как чувствуют себя сами айдолы. Кёнсу например чувствует себя полнейшим дерьмом, зная о том, сколько помоев летит в адрес Чондэ, сам же Чондэ пристыжено прячет глаза, начитавшись постов от своих собственных фанатов. И так каждый раз. Заебало.        — Ты так и будешь стоять в дверях?        Кёнсу смотрит на подошедшего Чунмёна, в глазах которого читает понимание. Тот тоже утомлен, у него чуть ли не каждый день выступления с мюзиклом, а там не только играть, но и петь надо. Работка тоже не из простых.        — Сейчас, иду уже, — отзывается Кёнсу.        Он делает глубокий вдох, собирается с силами и отлипает от двери, где-то на задворках сознания отмечая, что что-то тут не чисто, в общежитии царит какое-то аномальное затишье, но этой мыслью всё и ограничивается, мало ли у кого какое сейчас расписание. Раздевается он неспешно, сегодня съемки закончились чуть раньше и у него даже есть силы, чтобы не торопясь принять душ и, возможно, посмотреть какой-нибудь фильм. Ну, как посмотреть, первые десять минут пока его не срубит сон.        Горячий душ чуть-чуть бодрит и поднимает настроение на пару отметок выше, а вкусный ужин, так любезно подсунутый всё тем же Чунмёном, и вовсе помогает примириться с окружающим миром и привести состояние в положение «почти норма». Дальше по плану следует фильм, Кёнсу идет в комнату и только-только поднявшееся расположение духа падает обратно в пучину тьмы и безнадеги.        У всех есть свои маленькие пунктики, но за столько лет прожитых под одной крышей всяко научишься уживаться друг с другом, избегать «опасных углов». Чанёль не терпит, когда трогают его игрушки. Минсок блюститель чистоты и порядка. Чондэ не любит, когда пьют из его персональной кружки. И так далее по списку мемберов. Кёнсу же бесит, когда берут его наушники, вообще, конечно же, любые его вещи, но вот наушники это самое святое. Эти наушники идеальны от и до. Широчайший частотный диапазон, лучший импеданс, высочайшая чувствительность, наилучшая мощность для его планшета и это не говоря уже о том, что они просто удобные. У всех мемберов по несколько пар различных наушников, но постоянно кто-то да норовит цапнуть именно эти. Казалось бы, возьми да купи, сложно представить, что у кого-то из них не хватает денег на подобный девайс, но нет. Лучше взять именно эти.        Кёнсу раздраженно выдыхает, ставит чашку с какой-то травяной хренью, которую менеджер наказал пить ежедневно ибо эпидемия гриппа, на столик рядом с кроватью и идет на поиски пропажи.        — Стоять! — резко выкрикивает Кёнсу, старающемуся улизнуть куда-то Чанёлю. — Наушники показал.        Чанёль несколько раз растерянно хлопает глазами, а затем лезет в карман и достает свои. Кёнсу расстроен, он-то надеялся найти их по-быстрому.        — Ты куда вообще собрался на ночь глядя?        — В студию, — поспешно отвечает Чанёль, чем и палит себя полностью и бесповоротно. Ага, в студию, в длинноногую такую студию с минимум третьим размером груди. Кёнсу махает рукой, мол «я сделаю вид, что поверил, а ты не станешь мне доказывать, что сказал правду». Чанёль всё понимает и быстро сбегает, посоветовав поискать пропажу у Сехуна.        В комнате Сехуна их нет, так же как и Чонина, и у Чунмёна, и даже тщательный осмотр своей комнаты результатов не принёс. Кёнсу останавливается посреди гостиной. У всех девяти мемберов есть свои маленькие пунктики, но за столько лет прожитых под одной крышей они научились уживаться друг с другом, минуя «опасные углы». Всё, кроме одного конкретного. Того, кто с размаху кладет хуй на все эти «углы» и поступает так, как захочется его левой пятке. Хотелось бы в данном контексте обозначить его как «мудак», но обойдемся просто — Бэкхён.        — Прибью.        Кёнсу даже не думает постучать. Бэкхён же не считается с его личным пространством, так с чего бы ему поступать иначе? Он распахивает дверь, смело заходит в комнату и только из уважения к другим обитателям их дома, он удерживаться от того, чтобы не захлопнуть дверь, а прикрыть её за собой.        Кёнсу только открывает рот, чтобы начать свою возмущенную тираду, как мысли, словно корова языком слизала. В голове вакуум. На лице удивление. И только где-то в районе мозжечка, бьется истеричная мысль о том, что момент не самый удачный. Он стоит как громом пораженный и смотрит, не в силах глаз отвести от картины, которая напрочь смела из его головы мысли о том, зачем он вообще переступил порог этой комнаты. Бэкхён с приподнятым задом лежит на кровати, губы приоткрыты в немом стоне, а изящными пальцами он мерно трахает себя в зад.        Кёнсу думает, что надо бы выйти пока не заметили. Уйти и забыть об увиденной картине. До конца своих дней делать вид, что он сегодня в этой комнате и не появлялся. Вот только он не может. Его как к полу приклеило, а тело потяжелело тонн на двадцать. Кёнсу только и может, что смотреть широко раскрытыми глазами на чужую кровать, освещаемую лишь маленьким светильником в виде Пикачу, и периодически моргать. На большее он сейчас не способен.        За пределами комнаты хлопает входная дверь, кто-то пришел, судя по шагам это Минсок. Кёнсу старается сосредоточиться на этом, выдернуть себя из оцепенения, но тихий, едва слышный, чуть протяжный стон, сорвавшийся с приоткрытых губ, рушит все его потуги на корню. Бэкхён, не открывая глаз, свободной рукой опускается по своему торсу к сочащемуся смазкой члену и кончиком пальца кружит по головке. И от этой картины по спине вдоль позвоночника ползет тепло, разливаясь внизу живота и затягиваясь узлом возбуждения. Кёнсу под дулом пистолета не скажет, сколько раз он дрочил на эти пальцы. Сколько раз представлял, как при поцелуе они зарываются в его волосы, как спускаются по шее и груди, как между средним и указательным зажимаются соски, как играючи Бэкхён пересчитывает ребра, слегка нажимая. Не скажет потому, что уже просто не может вспомнить сколько конкретно раз, он кончал с именем своего одногруппника на губах. Так что Кёнсу, может, и рад был бы развернуться и уйти, но это будет преступление против самого себя, а на такое он не подписывался.        За всеми этими потугами, метаниями и неотрывным наблюдением, за, будем честными, не только его эротической фантазией, но и фантазией миллионов фанаток, Кёнсу не замечает основного — он потерял статус инкогнито. Он вздрагивает, когда всё же находит в себе силы перевести внимание от основного места действия к лицу виновника сия разврата. Бэкхён смотрит прямо в глаза и даже не думает остановиться, прикрыться, что-либо сказать, он просто продолжает, ни капли не смутившись того, что его застукали за дрочкой, это с их ритмом жизни вообще норма. Вот пальцы в жопе, конечно, объяснить несколько труднее, но Бэкхён сто процентов и с этим справится, он же самого Сатану может заболтать до смерти.        — Бэк… — только начинает Кёнсу, как его перебивает чуть более громкий, чем ранее стон, а рука, ласкавшая лишь головку, уже крепко обхватывает член, скользя по стволу. Поза явно неудобная но, судя по всему, Бэкхёну это едва ли мешает.        Кёнсу не отдает себе отчета в том, что тянется рукой назад и, нащупав замок двери, поворачивает его, отделяя эту комнату от всего остального мира. Теперь они точно наедине друг с другом и своими желаниями. Он приваливается спиной к двери, для устойчивости, а Бэкхён прикусывает губу и чуть прикрывает глаза, но продолжает наблюдать из-под ресниц за нарушителем своего уединения.        Кёнсу слышит каждый сиплый вдох, каждый тяжелый выдох, он видит как периодически Бэкхён прикрывает глаза, судорожно выдыхает, как напрягаются его мышцы. Кёнсу тянется рукой к своему члену, сжимая его через ткань штанов, желание, ранее собирающееся внизу живота, теперь прочно перебралось в детородный орган, заставляя тот налиться кровью.        — Сними, — на грани слышимости шепчет Бэкхён.        Кёнсу теряется, не понимая, что именно ему надо снять, но тихое «футболка» решает непосильную сейчас для мозга задачу. Указанная деталь одежды мгновенно летит на ближайший стул, а рука ныряет под ткань домашних штанов, а заодно и трусов, обхватывая изнывающую плоть. Комната наполняется тяжелым дыханием уже двух парней, которые неотрывно смотрят друг на друга и представляют вместо своих рук руки визави.        За дверью раздается звук включенного телевизора, а громкий голос Чондэ оповещает, что жрать в доме больше нечего. Кёнсу инстинктивно поворачивает голову, на прорезавший тишину шум, но он не успевает закончить начатое.        — Не смей, — на удивление голос Бэкхёна властный, почти жесткий. — Не отводи от меня взгляд.        Кёнсу подчиняется и, не сговариваясь, они начинают двигать руками быстрее. Кёнсу слышит приближающиеся шаги. С той стороны, рядом с дверью стоит шкаф с дисками, скорее всего кто-то решил провести вечер перед телевизором в компании отличного фильма. Очень удачное время.        — Минсок, ты что посмотреть хочешь? — раздается голос Чондэ точно за тонкой перегородкой двери, он стоит ближе, чем на расстоянии шага, а Кёнсу, видимо, сошел с ума раз быстро сплевывает на руку, высвобождает член из штанов и дрочит, смотря в глаза Бэкхёна.        — На твой вкус. Может Бэкхёна и Кёнсу позовем? Чунмён присоединиться отказался, — раздаётся в ответ голос Минсока, судя по удалённости откуда-то с кухни.        Кёнсу ведет рукой по груди, цепляя сосок и зажимая его меж указательным и большим пальцами. Бэкхён зеркалит его действия, продолжая в том же темпе иметь себя пальцами. Они оба кусают губы в попытке сдержать стоны.        Чондэ стучит в дверь, видимо, только для условной вежливости, а затем сразу же дергает ручку. Оба парня в комнате замирают на секунду, только для того, чтобы убедиться, что та точно закрыта и замок их не подвел.        — Спит что ли? — как бы сам себя спрашивает Чондэ.        Кёнсу замедляет движение руки, Бэкхён ему вторит. Кёнсу ускоряет движение руки, а Бэкхён ему не уступает. Кёнсу останавливается, и Бэкхён замирает.        — У Кёнсу свет в комнате выключен, но он точно вернулся уже. Видимо, спит, — слышится голос Минсока.        Кёнсу мысленно благодарит Чунмёна за бережливость и за то, что выключил у него в комнате свет.        — Бэкхён, кажется, тоже уже спит. Может, в комнате тогда посмотрим?        Бэкхён улыбается, подносит руку к губам и играючи проводит по пальцам языком, а у Кёнсу перехватывает дыхание. Чёртовы пальцы. Он по глазам Бэкхёна видит, что тот знает о том, как эти пальцы на него действуют и дразнит специально. Интересно, а как много он ещё знает?        — Бэк спит как сурок, Су скорее всего в наушниках опять уснул, Мёну плевать, остальных нет. Мы никому тут не помешаем, — отмахивается Минсок. — Заводи шарманку!        Бэкхён улыбается и слегка склоняет голову в бок, Кёнсу повторяет его движение.        — Продолжим? — они говорят практически одновременно.        Кёнсу наконец-то отходит от двери и по пути окончательно стягивает штаны, оставляя их валяться посредине своего маршрута дверь-кровать.        — Кёнджа, — зовёт Бэкхён и приглашающе открывает свои объятия.        Кёнсу пользуется приглашением не раздумывая, сразу же ложась на пышущее жаром тело, и накрывает чужие губы своими. Они не дают другу времени на сомнения, раздумья и целуются глубоко и с жаром, кусая губы, нетерпеливо стонут в унисон. Бэкхён зарывается пальцами одной руки в волосы Кёнсу и сжимает их в кулаке, второй рукой обнимая его за плечи. Кёнсу подхватывает его за бёдра, сжимая кожу до красных пятен, и закидывает ноги к себе на поясницу. Он скользит руками по внешней стороне бедер, по поясу, по ребрам.        — Не тяни, — на грани слышимости выдыхает Бэкхён.        — Нужна смазка, — так же тихо отвечает Кёнсу, спускаясь поцелуями по шее, а Бэкхён раздраженно сопит на это заявление, но не спорит и лезет рукой под подушку. Ему уже невтерпеж, он так долго мечтал об этом моменте, не смея даже надеяться, что когда-нибудь это свершится и теперь даже малейшее промедление его злит. Он часто ловил на себе взгляды Кёнсу, но никак не мог их расшифровать. Он делал попытки намекнуть, но все они остались без ответа. Его словно бы игнорировали, а сделать первый серьезный шаг самому страшно. Не столько страшно быть отвергнутым, сколько страшно пошатнуть царящую атмосферу в группе. Им вместе ещё работать и работать, подобные казусы им ни к чему.        — И презервативы нужны, — говорит Кёнсу, словно бы и не замечает ничего, но скользит руками по бедрам.        — Ой, погоди, сейчас в аптеку сбегаю, — язвит Бэкхён, за что сразу же получает несильный шлепок по бедру и тут же смеется, но тянется к тумбочке. Замирает, а его, теперь без пяти минут уже любовник смазывает пальцы смазкой.        — Бэк? — доносится голос Чондэ из-за двери, а звук работающего телевизора затихает.        — Блять, — резюмирует Кёнсу, впрочем, ему это нисколько не мешает надавить средним пальцем на анус, проникая в тело, хоть и неглубоко.        Пара мгновений полной тишины, кажется, убеждают Чондэ что ему померещилось. Бэкхёну требуется вся его выдержка, чтобы не издать ни звука, даже не сопеть в доме, где каждый обитатель оснащен парой локаторов дальнего действия, а любой звук может быть фатальным. Вот только Кёнсу кажется совершенно ничего не смущает, и он уже свободно проскальзывает на всю длину пальца.        — Надо быть потише, — подсказывает Бэкхён, в ответ получая красноречивый взгляд о том, куда ему идти со своими советами. — Мне нравится, когда ты на меня так смотришь. Хочется раздеться.        — В чем ты себе и не отказал, — язвит Кёнсу, Бэкхён беззвучно смеется, а затем возобновляет поцелуй, жмется всем телом, сжимает руками плечи.        — Я серьёзно. «Потому, что если этим огреть, то будет не до шуток».        — Пересматривал? — ухмыляется Кёнсу, ему льстит что мемберы смотрят его дорамы, они конечно все так или иначе следят за деятельностью друг друга, но положительная оценка его творчества всегда греет душу и дает силы работать ещё лучше.        — На повторе, — с придыханием отвечает Бэкхён.        — И как?        — Сначала сел телефон, потом зашел ты.        Кёнсу не сразу понимает о чем речь, но взглядом быстро находит рядом с подушкой севший телефон Бэкхёна. Севший телефон и свои наушники. Он щурится от недовольства, а затем вгоняет сразу три пальца, тут же начиная размашисто двигать ими. Бэкхён только чудом успевает проглотить стон, хватается руками за плечи и прикусывает губу, не свою. Кёнсу тихо стонет от боли и мстит, целуя глубоко и грубо, уверенно двигая рукой.        — Ты осознаёшь, что дрочил на то, как я угрожаю людям их избить?        — У меня не было выбора. Ты не оставил шанса для другого результата, — тут же отвечает Бэкхён у которого, кажется, есть ответ вообще на любой вопрос. — Кёнсу, я уже достаточно сам себя растянул, может пора переходить к следующему этапу?        — Ты да, а я ещё нет, — не уступает Кёнсу. Он садится на колени между широко разведенных ног и двигает рукой предательски медленно, смотря на то, как Бэкхён старается сдержать свои стоны, отчаянно затыкая рот ладонями, но всё равно стонет. Остаётся надеяться лишь на то, что фильм за дверью будет достаточно интересен, а звук громок.        Кёнсу не торопится «переходить к следующему этапу», он постоянно меняет скорость движения руки. Он без предупреждения переходит с болезненно быстрого на мучительно медленный и обратно, или же вовсе выскальзывает из тела и стимулирует член, не оставляя даже малейшего шанса Бэкхёну подстроиться под этот ритм. Ему просто нравится наблюдать за тем, как любовник извивается на простынях и старательно сдерживает звуки. На особенно громком стоне, по меркам дозволенности в данной ситуации, и тому, как Бэкхён выгибается, судорожно хватаясь руками за простынь, Кёнсу понимает, что хватит. Судя по всему, ещё немного и кто-то из них кончит, а кто-то пойдет дрочить в ванну. Кёнсу никуда идти не хочет. Он нащупывает квадратик презерватива и вскрывает его зубами, отмечая восхищенный взгляд.        — Можно в следующий раз я это засниму?        — Я посмотрю на твое поведение.        Кёнсу входит медленно, не то чтобы осторожно, просто медленно концентрируясь на ощущениях того, как его член проникает в чужое тело. Это, естественно, его не первый секс, но сейчас он более особенный, чем даже первый. Сейчас с ним Бэкхён, его эротическая фантазия последних нескольких лет. Фантазия, на реализацию которой, он даже не рассчитывал.        — Кёнсу, — тянет Бэкхён, и делает попытку самостоятельно насадиться, но крепкая хватка на поясе не дает ему даже сдвинуться.        Бэкхён уже близок к тому, чтобы наплевать на всё и начать просить себя трахнуть нормально. Ему невтерпёж, это да, но ещё больше он боится кончить раньше. Он хочет, если не вместе, то хотя бы продержаться почти до самого конца, а если всё пойдет и дальше в таком темпе, у него не будет шансов. Для него этот раз тоже особенный, он тоже уже чёрт знает сколько времени, накручивает круги вокруг Кёнсу. Даже странно, что ещё никто не догадался. Ему важно, чтобы хорошо было не только ему, но и его партнёру. Он хочет, чтобы понравилось настолько, что они не ограничатся одной ночью.        Кёнсу двигается плавно, упиваясь каждым маленьким отголоском удовольствия, он даже не думает наращивать темп. Но в один момент, когда Бэкхён, кажется, примиряется с тем, что быстрее не предвидится и расслабляется, он резко двигает бедрами и делает так, как его и просили — не тянет.        Бэкхён не успевает сдержать в себе стон и комната заполняется его звонким голосом, и в тот же момент фильм за дверью ставится на паузу. Оба любовника замирают. Кёнсу ухмыляется и выходит. Бэкхён почти с ужасом смотрит на дверь, когда за ней слышатся шаги, а затем почти неуверенный стук, но с ещё большим страхом он смотрит на Кёнсу, когда чувствует как тот снова проникает в его тело.        — Не надо, — одними губами просит Бэкхён, но его не балуют ответом.        Кёнсу входит медленно и не глубоко, и так же медленно выходит, затем снова входит, только теперь глубже и снова выходит. И снова. И снова. С каждым разом, проникая всё глубже.        — Кёнсу...        Кёнсу наклоняется, практически ложась на тело под собой, и мягко целует губы, входит до конца и двигается, медленно наращивая темп и целуя всё глубже. Бэкхён ловит ритм и подстраивается под него, подмахивает движениями и целует в ответ. Своими губами они заглушают стоны друг друга, не давая тем вырваться наружу. Где-то в глубине они оба осознают, что это бессмысленно и любой из Кимов стоящих за дверью, скорее всего, знает, что сейчас происходит в этой комнате. Но с каждым движением бедер им всё больше становится плевать на это.        Кёнсу сжимает руками бедра в тот момент, когда Бэкхён скользит по его спине руками и опускается на ягодицы, сжимая их и заставляя двигаться ещё быстрее. Он накрывает рот любовника рукой, чтобы уж слишком сильно не палиться, а сам утыкается лицом в подушку кусая ткань и понимает, что был бы не прочь и Бэкхёна укусить, оставить свой след. Но это мало того, что больно, так у них ещё камбек на носу, а там открытые костюмы в угоду фанатам и миллион фото, где их изображения будут разобраны по пикселям, и не дай Бог, кто заметит какие-то подозрительные пятна. Но чёрт, как же хочется оставить свой засос на светлой коже, чтобы каждый знал, что эта территория уже занята и не тянул свои лапы к чужому. Кёнсу бесит, когда кто-то трогает то, что принадлежит ему, и теперь в список того, что принадлежит ему входит и Бэкхён.        Неизбежный финал приближается с неумолимой скоростью. Кёнсу это понимает по тому, как сжимается Бэкхён, и вместо того, чтобы попробовать оттянуть сладкий момент он приподнимается и просовывает руку меж их телами. Бэкхён что-то пытается мычать в ладонь, но чёрт его разберет, что он там мямлит, непонятно же, ну. Кёнсу обхватывает сочащейся смазкой член и быстро доводит до оргазма и пока тот приходит в себя, покидает расслабленное тело. Бэкхён немного раздосадован, он хотел закончить по-другому, но всё решили за него.        Кёнсу тянется рукой, чтобы помочь себе, но его руку отталкивает Бэкхён и стягивает презерватив. Он собирает собственную сперму с живота, увлажняя пальцы, и обхватывает стоящий член и уже не тянет удовольствие. Кёнсу склоняется над ним, упираясь согнутыми руками по обе стороны от головы, и тихо стонет в самые губы, от чего те растягиваются в довольной улыбке. Он кончает в тот момент, когда Бэкхён свободной рукой давит на шею и целует так, что на него впору писать заявление об изнасиловании.        Кёнсу заваливается рядом, чтобы не придавить и комната погружается в тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием и звуком работающего телевизора, который, кажется, работает несколько громче, чем ему положено. Хотя, возможно, просто кажется. Кёнсу чувствует, как его обтирают влажными салфетками, и думает, что было бы неплохо сказать спасибо, но он чувствует, что сказать надо не это. Вот только слова не идут. Он надеется, что Бэкхён придет на помощь и сам что-то скажет, но тот так же молчит и лишь ложится рядом, не прижимаясь, просто рядом. Бэкхён тоже ждет слов, он тоже не знает что сказать. «Спасибо, что зашел, приходи ещё?» «Давай встречаться?» «Как-нибудь повторим?» «Ты мне нравишься?» Всё не то, всё, что приходит на ум совершенно не то, что они хотят сказать. И пока оба размышляют над фразой, Кёнсу погружается в сон. Он находится на периферии сна и реальности, хотя больше сна, когда его трясут за плечо.        — Пить хочу, — говорит Бэкхён.        — Иди пей, — с трудом ворочает языком Кёнсу. Он искренне не понимает в чем вообще проблема, чего от него хотят и причем он тут вообще.        — Сходи за водой.        — Почему я?        — Моя комната, мои правила.        Кёнсу решает, что это вполне весомый аргумент и стекает с кровати, его глаза вообще никак не хотят разлипаться. Он на ощупь находит футболку и натягивает на себя, решает, что она достаточно длинная, чтобы прикрыть срам и топает на кухню. Общежитие погружено в тишину, видимо уже все спят и это хорошо, его хотя бы не увидят с голым задом. В конце концов, разгуливать в неглиже не его прерогатива. На кухне он так же почти на ощупь добирается до холодильника и берет воду.        — А я уж думал этого никогда не случится. Шипперы могут рыдать, влажные мечты трех самых больших шипдомов пошли по пизде.        Кёнсу с трудом может сейчас идентифицировать, чей это голос, откуда он раздается и чего от него опять хотят.        — А?        — Ничего, Кёнсу. Я просто только что выиграл полугодовой отгул от уборки. Иди спать и напомни Бэкхёну, что ему завтра надо с утра в агентство.        — Хорошо, Чунмён. Спокойной ночи, — отвечает Кёнсу, чисто на автомате, просто потому что рефлекс на голос лидера.        Он возвращается в комнату, отдает бутылку воды и заваливается обратно в кровать, но тут же снова садится. Он тоже хочет пить. Когда почти пустая бутылка перемещается на пол до Кёнсу наконец-то доходит, что надо сказать. Он стягивает с себя футболку и ложится рядом. Бэкхён к тому времени уже улегся к нему спиной, но это мало волнует. Кёнсу прижимается сзади, мягко целует плечо и прижимает к себе, удобно устроив руку на животе любовника. Ничего говорить и не надо. Хотя…        — Ты будильник поставил?        — Ага.        — Тебе завтра с утра в агентство.        — М-м-м?        — Так только что Чунмён сказал.        — Ага.        Проходит буквально несколько мгновений перед тем, как Бэкхён резко подрывается и садится в кровати, с ужасом смотря на Кёнсу.        — Как Чунмён сказал?        — Ртом, — отвечает Кёнсу, которому всё никак не дают уснуть и хотят чёрт знает чего. Ну, серьезно, можно ему наконец-то поспать, хотя бы жалкие пару часов, которые ему остались.        Затем и до него доходит.        Они несколько секунд смотрят друг другу в глаза, осознавая, что сейчас случилось, и Кёнсу принимает единственно верное решение. Он берет Бэкхёна за руку, тянет на себя и укладывает головой на своей груди, зарываясь пальцами в волосы и обнимая за пояс.        — Это что-то меняет? — спрашивает Кёнсу, и даже не дожидаясь ответа, продолжает. — Ну, значит на этом всё, проблемы нет. Спи.        — Кёнджа…        — Бэкхён, ради бога, спи уже или следующий раз я тебе кляп вставлю.        — Следующий раз?        Кёнсу теснее прижимает к себе, мягко целует в очередной раз выкрашенную макушку и зарывается носом в волосы. Бэкхён расслабляется и закрывает глаза.        — Я возьму твои наушники?        — Бери что хочешь. Тебе можно.