могила.

- Я тебя не боюсь. - Уверен? Кейлор ловит себя на дикой мысли, что не уверен уже ни в чем. Даже сама земля под ногами дрожит и крошится медленно, готовая сожрать в любой момент, поглотить, не оставив о нем и памяти. Но он сам готов рыть себе могилу – лучше сам, чем этот человек. У него и так забирают, каждую секунду забирают последние капли воли – пусть хотя бы дадут уйти так, как он хочет того сам. Даже самые отчаянные мерзавцы оставляют врагу право на выбор. Но Тибо – Тибо хуже. С самого начала, когда Кейлор читает утром в новостных заголовках о том, что гениальный кипер нагло пренебрегает тренировками в клубе, который отказывается его отпустить, он чувствует, как внутри тугим узлом сворачивается что-то холодное и скользкое, прошибающее насквозь. Страх. Из рук падают ни то что мячи – бутылку с водой становится держать тяжело так, будто в ней несколько тонн. Эндрю, маленький совсем и солнечный, подходит и накрывает его руки своими, улыбаясь ободряюще. Ему через несколько дней – от всего этого уезжать. Слава Всевышнему. Рамос под осуждающими взглядами Модрича и Марсело смеется, что это парень ему уже нравится. В тот вечер в двадцать три часа по местному времени с опозданием в девяносто минут приземляется рейс «Люфтганзы» Лондон – Мадрид, и все катится в пропасть. Пропасть на Кейлора смотрит огромными темными глазами, участливо выгибая длинную шею, и улыбается до дрожи пугающей улыбкой. И улыбаться имеет право – Куртуа знает, чего он стоит. Чего он стоил Королевскому клубу, впечатленному практически невероятной игрой бельгийца на чемпионате и первым предложившему свою цену. Для Кейлора лично цена оказывается слишком высока. Ему сложно, по-настоящему сложно. Даже когда уходил Икер, выходить на поле под тяжелыми взглядами со своих трибун было спокойнее. Тогда все было проще, проще и понятнее. После ухода Касильяса остался он, Кико и дети. Дети – чудесные, талантливые и растущие на глазах в великолепных игроков. Кейлор их всех как своих воспринимал, гордился тем, что кто-то из них когда-нибудь встанет на его место. Какая же это была дешевая утопия. Больше ничего не будет, как прежде – это понимают все. А потом начинается черная полоса. И Кейлору так-то не в чем себя винить – это не его ошибки. Ему никто ничего и не предъявляет – бешеного в своем темпе Влашича не смог бы остановить любой вратарь. До определенного момента молчат вообще все, и даже на истерику Иско никто не реагирует, только Модрич, окончательно потерявшийся в собственном и командном бессилии, тяжело опускается на кафельный пол и берет руки их капитана в свои – у Серхио лицо такое, будто он сейчас встанет и начнет Аларкона убивать. На те пару мгновений команда забывает все, и каждый просто закрывает глаза. А за порогом раздевалки каждого поджидает свой личный ад. Рамос из последних сил пытается раз за разом выводить из-под удара репутацию их несчастного тренера, за которого летом костями был готов лечь. Марсело за его плечами кусает губы, умоляя всех богов не допустить беды. Легионеры дрожат от ярости – даже спокойный и сдержанный Лука едва не орет на Президента, пытаясь объяснить, почему все идет к чертям. Вспыльчивому Тони Бэйл иногда едва успевает зажать рот. А вратари – вратари всегда в стороне, и их голосов в поле не слышат. И никто не мешает Кейлору медленно погибать. Куртуа отравляет его одним своим существованием. С ним бесполезно всё – пытаться справиться, совладать, конкурировать. Тибо любые попытки пресекает одним тяжелым взглядом, потому что никто вокруг не должен поступать иначе, чем того хочет он сам. Ему плевать на все правила, которые пишет не он сам. Чести, морали, профессионализма – не важно. Тибо делает только то, что считает нужным. Навасу в этой системе координат место отводится едва ли – первое время Куртуа просто делает вид, что его нет. Лучше бы так было и дальше. Но Тибо – в душе самонадеянный ребенок, до которого вдруг доходит, что рядом есть просто до безумия интересная игрушка. И ничье больше мнение не важно, когда он вцепляется в Кейлора длинными жесткими пальцами. Сначала Кейлор пробует бить – по рукам, словами, не важно. Но Тибо в себе – крепость непрошибаемая напрочь, ему просто наплевать. Наплевать на чувства Кейлора, на всех остальных наплевать. Главное – ему хорошо, и пальцы сжимаются все крепче. Как не старайся – не вырвешься. Остается терпеть, закрывая глаза. Кейлор старше, умнее и опытнее – Кейлор сможет. Старая наивная пантера. - Старая наивная пантера, - шепчут ему на ухо в душевой, со всей силы прикладывая затылком о кафель. Перед глазами на мгновение темнеет от злости и боли – Кейлор пытается рвануться, но его не держат ноги. Широкими плечами Куртуа перекрывает ему все пути спасения, приковывает к месту тяжелым взглядом черных глаз. И улыбается – широко и нагло, нависая сверху, упиваясь тем, что полностью контролирует ситуацию. Кейлору ему нечего ответить – драку он не начнет, не сможет позволить себе принести в раздевалку зажжённую спичку, где того и гляди рванет адским пламенем. Один лишний звук – и их услышат. И тогда беды не избежать. - Что тебе нужно? - Чтобы ты признал, - ответ за шумом воды едва слышен, но Навас вздрагивает всем телом. Никогда и ни за что. - Что? - Капитуляцию, - Тибо вновь улыбается, толкает тыльной стороной кисти под подбородок, заставляя поднять голову. Кейлор поддается. - Сдохни. Просто сдохни, - в ответ лишь разочарованно качают головой и отпускают, уходят, оставляя одного. Кейлор чувствует себя оплёванным. Тянется дрожащей рукой к крану и выворачивает холодную воду на полную. Очнись, старый дурак. Очнись и подними голову, посмотри трезвым взглядом, убей в себе благость – рядом с тобой чудовище. И молись, молись всем богам, чтобы оно не сожрало тебя, оголодав, не пришло ночью в самом темном кошмаре, чтобы выдрать остатки сердца и себе забрать, как трофей. Держись, держись и не отдавай, благодари богов за то, что Эндрю уехал раньше. Что было бы с ним, заведомо более слабым – просто не думай. И лучше убей себя прежде, чем увидишь, как из-под оскала проступает расстроенное лицо маленького несчастного ребенка. Ведь только ты успеваешь заметить слезы в огромных черных глазах прежде, чем чудовище вылетает из раздевалки. Он и не виноват ни в чем, большинство ошибок тянулись с самого центра – Кейлор видел это сам. Но с того угла не посмотрит больше никто. И даже чудовище способно испугаться – разгромный счет для него как приговор, расписка в собственной слабости и никчемности. Крепость не выдерживает осады и рушится – через пару мгновений Навас будет погребен под завалами. И лучше умереть так, чем сгореть медленно от яда. Будь что будет.