Лучший квирк

      Все закончилось несколько минут назад, но у Тодороки продолжало звенеть в ушах от выстрелов, а перед глазами стояла стена из оранжевого пламени. Он слегка помотал головой и устало привалился спиной к стене дома, зажмуривая и закрывая глаза руками. Постояв так несколько мгновений, которых хватило чтоб он снова мог слышать что-то кроме звона, Тодороки открыл глаза и по ним тут же больно резанул свет фар полицейских машин. - Да что б тебя, - поморщившись, Тодороки переводит взгляд на тлеющий дом, из которого как раз выводили закованных в наручники людей. - Блять, вы, пидоры, должны быть мне благодарны. Эти уебки толкали разведенный героин в школе! – кричал один из них. Глядя на него, Тодороки решает, что это главный из банды. Во время перестрелки, и пока Тодороки был в доме, он не мог определить кто из них кто. Да и задачи такой не было. Тодороки был тут в качестве дополнительной огневой поддержки, хоть он все еще и не понимал почему. Обычно его не вызвали на разборки местных банд, но, видимо, других свободных героев в округе больше не было, а поддержка была нужна. По дороге к машине, мужчина продолжал кричать и вырываться, умудряясь по пути пнуть ногой подстреленную дробовиком полицейскую собаку. После раздавшегося чавкающего звука и хруста костей, собачья голова оторвалась от туловища и покатилась прямо в сторону Тодороки, остановившись почти перед ним и немного забрызгав кровью его ботинки. Тодороки несколько секунд смотрит на посмертный оскал собаки со следами выстрела на морде, а потом зажмуривается и трет ладонями лицо. - Так, ну все, - бормочет Тодороки в свои ладони и вместе с этим отходит от стены, случайно задевая собачью голову, которая снова начинает катиться. Тодороки машинально встряхивает ногой, но кровь это не сотрет, и он немного морщится, когда думает, что ему предстоит смывать с себя еще и собачью кровь. Еще несколько минут он тратит на поиски старшего офицера и находит того как раз возле машины, куда посадили кричащего мужчину. - Офицер, слушайте, - Тодороки немного мнется, пытаясь правильно подобрать слова, - свою часть я выполнил и теперь вряд ли могу помочь чем-то еще. Я не разбираюсь в подобных вещах. Я не детектив. - Да-да, конечно, парень, извини. Мы и так продержали тебя тут дольше, чем нужно, - офицер отвлекается от своих бумаг и шлепает ладонью по плечу Тодороки, - Последнее время все тут с ума посходили. Ну ты слышал, наверное, про мертвых детей? Мы чуть ли не через день получаем сообщения о новых трупах то тут, то там. Сегодня, вот, еще нашли, парни как раз там разбирают тела. Так что на любой вызов выезжаем сейчас всем комплектом, как понимаешь. - Да, я слышал. Ребята на днях об этом говорили, - на самом деле Тодороки ничего не слышал про детские останки и очень хотел, что б так оставалось дальше. Да и вообще, он предпочитал появляться на месте преступления до того, как там кто-то умрет и уж точно до того, как там найдут кучу трупов. Собирать улики, копаться в останках… Тодороки поморщился этим мыслям. - Ха, вот они – герои! Ему напомнили про детей, и он только поморщился, а мои парни сначала заблевали мне всю парковку, а теперь не вылезают из кабинета штатного психолога, - развеселился офицер, по-своему растолковав выражение лица Тодороки. - Я не… это не... – начал оправдываться Тодороки. - Да ладно тебе, я шучу, - ухмыляясь прерывает его офицер. - Когда мы сегодня приехали на вызов, там как раз был ваш парень. Он нашел еще одни останки и, должен тебе сказать, видок у него был пиздец. В гроб краше кладут. Но, кстати, все равно держался молодцом. Несколько моих парней даже начали его подозревать. Типа, ну, уж больно спокойно он все рассказывал, когда в самой квартире ебейший ад. Тодороки отпустил глаза на свои ботинки, рассматривая высыхающие пятна крови, и понятия не имел, что надо ответить. - Ладно, парень, можешь идти. Мы дальше сами, - офицер снова шлепнул его ладонью по плечу и вернулся к заполнению бумаг. - Хорошо. Спасибо за вашу работу, - поклонившись, ответил Тодороки. Только он решает уйти наконец-то отсюда, как его резко прошивает мысль, что нашедший детей может быть кем-то из своих. Тот же Мидория или, что еще хуже, кто-то из девочек. - Эй, офицер, извините, а как звали того героя? – Тодороки спрашивает быстрее, чем осознает это. И тут же мысленно убеждает себя, что он волнуется не из-за их душевного равновесия, а из-за того, что не хочет слушать какие-либо подробности сверх того, что уже узнал. Так что если это кто-то из них, то Тодороки лучше бы сейчас же отключить телефон и ехать сразу домой. - Бакуго Кацуки, - отвечает офицер, не отрываясь от бумаг. Тодороки кивает головой и, развернувшись, идет наконец-то к своей машине. Открывает дверь, садится, кладет руки на руль и опускает на них голову. Бакуго не в его команде, и у Тодороки нет ни одной причины по которой он мог бы вообще задаваться вопросом о том, как у того идут дела. И уж тем более у Тодороки нет причин вникать в это дело с детьми. - Да Мидория ж все равно… - выдыхает в руки Тодороки, думая о том, как Мидория завтра ему все расскажет, потому до сих пор беспокоится за Бакуго и продолжает издалека за ним следить. Тодороки поднимает голову и тянется рукой за брошенным на заднее сидение телефоном. Разблокировав экран, он раздраженно отмечает, что уже почти два часа ночи и вместо того чтоб ехать спать домой, он сидит тут, собираясь загуглить эти ебанные детские трупы, потому что хочет заранее быть готовым к тому, что завтра на него вывалит Мидория. Смахивая пуши непрочитанных сообщений и пропущенных звонков, Тодороки открывает браузер и вбивает в строку поиска ключевые слова. Первой же ссылкой ему выдает сегодняшнюю новость о найденных детских телах и фотографию Бакуго. Тодороки кусает щеку изнутри и нажимает на ссылку. В новостной заметке мало текста, но много фотографий. Тодороки решает их не рассматривать, ему достаточно того, что он мельком увидел сложные в кучу изрубленные детские тела и самодельный алтарь. А вот в тексте подробностей почти нет. Упоминают, что это связанно с предыдущими находками полиции и то, что в этот раз их нашел Бакуго. Тодороки думает, что отсутствие информации скорее всего обусловлено тем, что все еще идет расследование и полиция не может разглашать информацию. И в то же время, вспоминая разговор с офицером, Тодороки решает, что, возможно, у полиции просто ничего нет, что можно было бы рассказать журналистам. Тодороки вздыхает, откидывает телефон обратно на сидение, и решает, что вот теперь точно пора ехать домой. Он поворачивает ключи зажигания, заводя машину, и уже будучи готовым отъезжать со стоянки, ощущает внезапную резкую ослепляющую боль. Тодороки даже понять ничего не может, ему просто кажется, что будто б кто-то сзади воткнул ему в поясницу тупой нож и теперь водит им из стороны в сторону, пытаясь изнутри порезать кишки и все что попадется, да так, что Тодороки ни вздохнуть, ни выдохнуть не может. В какой-то момент боль становится настолько невыносимой, что Тодороки ощущает, как наконец проваливается в густое темное ничего и до него доносится только звук автомобильного гудка.