Заря Нового мира

Магистрат Ордена Хранителей. Нью-Атланта. Союз, единый и неделимый. 01 сентября 1016 года новой эры, 04:30 по местному времени.       Очередной порыв по-осеннему холодного ветра заставил встрепенуться снежно-белые занавески, словно струящиеся в пробивающихся сквозь редкие тучи лучах лунного света. Он скользнул вглубь по большей части погруженной во мрак комнаты, заставив спящую на кровати женщину зябко поежиться и плотнее закутаться в одеяло. Но ожидаемому и, тем не менее, незванному гостю, пришедшему с севера — удалось задуманное. Худощавая красавица открыла глаза и устало зевнула, осторожно потянувшись, чтобы не разбудить сопящего рядом супруга. Она попыталась было уснуть… но появившаяся с полгода назад привычка взяла своё.       Элайя еще раз зевнула и решительно встала с кровати, потянувшись за небрежно брошенном на стоящую у кровати тумбу, халатом. Она с наслаждением укуталась в подаренный супругой шерифа Сильвер-Лейка предмет одежды и протяжно вздохнула. Уснуть уже не удастся — констатировала она, бросив завистливый взгляд на безмятежно спящего мужа. Кевин даже не поморщился, когда поднятый открытой его супругой дверью сквозняк всколыхнул призрачно-серый тюль, прикрывавший внутренние покои спальни от внешнего мира. Элайя бросила еще один взгляд на буркнувшего что-то во сне супруга и, осторожно прикрыв за собой дверь, вышла из спальни.       Она, как и всегда, при подобного рода бессоннице, направилась вниз, на кухню. Несколько глотков горячего чая всегда хранящиеся в заботливо укутанном заварнике… летом их можно было позволить себе и на веранде. Медленно потягивать насыщенный вкус травяного букета, за сбором которых тщательно следит Маргарет… в полнейшей тишине, лишь изредка нарушаемой едва слышным шуршанием ветерка… и лишь отголосками покоящегося в ночи города… Лунное сияние, нежно омывающее соблазнительные контуры стройного тела лишь подчеркивает его красоту. Элайя словно купается в лунном свете, подставляя лицо лучам отраженного от спутника Земли солнечного света. Лицо, которое перенесенные испытания сделали еще прекраснее… лицо, которое тронуто печатью грусти, которую его обладательница не может показать никому. Только себе и только здесь. Только сейчас и только вот так. В полном одиночестве.       Элайя тяжело вздохнула и сделала еще один глоток из покрытой росписью чашки, стремясь унять предательски рванувшееся из горла рыдание. Звук, нарушивший идиллическую тишину осенней ночи больше походил на сдавленное рычание… с едва отличимыми нотками печали. Страдания, буквально разрывающего её обладательницу изнутри. Идущий из потаенных глубин ее сердца, из воспоминаний, которые она приказала себе забыть… и из надежд, которые с каждым новым днем ее существования становятся все призрачнее. Она содрогнулась от холода и натянула повыше заботливо оставленный Маргарет плед. Постаревшая хозяйка особняка, ставшего резиденцией Магистра Ордена Хранителей, была прекрасна осведомлена о привычках Элайи и не уставала окружать её заботой, словно зная о поселившейся в её душе, тьме. Тьме, которую сама Элайя изо всех сил пыталась развеять вот уже десять лет. Но боль… словно сгусток мифического древнего зла, будто подтачивала её изнутри, расцветая почти каждую ночь, стоило ей хотя бы на минуту вынырнуть из объятий сна. «Мифическое» зло, — грустно усмехнулась Элайя, титаническим усилием воли заставив себя сдержать рыдание — даже сейчас находились граждане Союза, единого и неделимого, которые были склонны верить старым религиям, вопреки принятой в государстве Вере. Отголоски учений Первых людей об обустройстве Вселенной и их маленького мирка наделяли Зло материальными формами… и были правы — вздохнула Элайя — и разница между ей и ними лишь в одном. Они верили. В старом понимании этого слова. В то время, как она — знала.       Пожалуй, лишь знание о том, что поставлено на карту, позволяло ей удерживать идущую изнутри её сердца, боль. Боль, усиливавшуюся с каждым прожитым годом. Марк. Лейра. Мирослав. Корин. Дирк. Ратибор. Эрик… и многие другие. А вот теперь — малышка Лилли, которой была беременна её лучшая подруга. Её друзья познали величайшую радость в мире — радость Семьи. Радость продолжения Рода. Счастье, буквально излучаемое улыбкой каждого из их детей, которые родились у них за прошедшие годы… у всех — даже у профессора Лафферти и Марты с Эндрью. У всех. И не по одному разу. Не по два. И не по три. У всех.  — Но. Не. У. Меня. — раздельно и очень тихо произнесла Элайя на удивление спокойным голосом. Все их многочисленные попытки… — она едва заметно вздрогнула — не принесли желаемого результата. Несколько раз они были очень близки к столь желанной цели, но судьба словно насмехалась над ними. И вожделенная беременность оказывалась лишь заблуждением. — Лишь Боги знают, каких сил мне стоит удерживать тебя внутри — подумала Элайя, обращаясь к словно осязаемому цветку тьмы, будто поселившемуся на месте её сердца. — И лишь они знают, сколько еще я смогу держать тебя подальше от своего разума. И сколько еще, — она поморщилась — Кевин сможет это терпеть. На сколько его хватит? Станет ли ребенок Дженнифер последней каплей? Или он сумеет протянуть до следующей беременности Елизаветы? Или…       Она мотнула головой, прогоняя истязающие её душу догадки. Она чуть прикрыла глаза и замерла, пытаясь раствориться в окружающей её тишине. С полчаса она молча смотрела вперед, не пытаясь сосредоточиться и не думая ни о чем. Элайя лишь слушала едва слышный шепоток ветра, мягко шелестящий листьями высящихся вокруг резиденции деревьев. Она наслаждалась нежным ароматом немногочисленных ночных цветов, в уход за которыми она не позволяла себе вмешиваться, целиком и полностью отдавшись на мудрость Лайонела — немолодого слуги, оставшегося в резиденции еще с тех пор, когда она была особняком… того, кого Элайя себе запретила называть даже в мыслях. Она будто купалась в омывающем её лунном свете, который странным образом приглушал рвущуюся из её сердца боль. Но её многочисленные попытки отпустить свое сознание и рвануться бесплотной фигурой туда — в звездную высь бездонно-черного неба — оставалсь тщетными. И всегда заканчивались одинаково. Она выныривала из лишенной снов полудремы в «здесь и сейчас», отчетливо сознавая, что остановилась буквально в шаге от желанной цели. Снова.       Элайя разочарованно вздохнула и осторожно потянулась, стремясь вернуть подвижность слегка затекшим конечностям. Она аккуратно сложила плед на небольшом диванчике, который почти всегда стоял на веранде в летнее и осеннее время. Не стоит лишний раз утруждать Маргарет, — подумала Элайя и, поплотнее запахнувшись в халат, двинулась обратно в резиденцию. Она придержала едва скрипнувшую дверь, бросив последний на сегодняшнюю ночь взгляд за порог — в лунное сияние, бросающее длинные тени на ведущую сквозь двор дорожку из желтого кирпича. Элайя едва заметно кивнула во тьму, в которой будто шевельнулось нечто… Она улыбнулась пришедшему на ум сравнению. Одетые в черные доспехи воины Первой Роты Гвардии Ворона, охранявшие резиденцию, умели быть невидимыми даже днем, а уж ночью — и подавно. Но она не смогла отказать себе в небольшом знаке внимания хранившим её покой воинам. Элайя отпустила дверь и в очередной раз поднесла к губам чашку с травяным настоем. Сделав глоток, она с минуту просто стояла, наслаждаясь вкусом напитка, а затем подняла голову вверх.       Приспособившееся к темноте зрение, поддерживаемое натренированной за годы командования Орденом Хранителей памятью с удивительной точностью воспроизвело виденную тысячу раз картину, которая за десять лет не утратила ни капли своей завораживающей красоты. Элайя опустила голову, медленно пересекла гостиный зал и опустилась в стоящее в углу кресло. Еще одно воспоминание постучалось в плотно закрытые двери её сердца, но она усилием воли прогнала его прочь. Элайя поставила чашку на стоящую у кресла тумбочку, в точности воспроизводя пройденный не одну тысячу раз ритуал, и, откинувшись на спинку кресла, вновь подняла голову вверх. Но замерший в оборонительный стойке ангел не обратил на её молчаливую мольбу ни малейшего внимания. Снова. Готовящемуся к смертельной атаке демону не было никакого дела до сидящей в кресле женщины. А молчаливо взирающему на битву двух первостихий человеку… Элайя тихонько вздохнула. Превратившиеся в своеобразный ритуал благодаря множеству повторений, действия, приносили успокоение. Но лишь на краткое время, ибо они не давали столь желанных ответов. Ни они, не та запись… которую она, следуя полученным от Палача Ордена инструкциям, воспроизвела на стоящем у… — она резко одернула себя, не позволяя себе вспоминать о покоящемся в анабиозной камере монстре, даже в мыслях — стоящем в подвале компьютеру.        — Если ты смотришь эту запись — удивительно спокойным тоном проговорил сухо улыбающийся с экрана Найсмит — то я либо мертв для всех, либо, если мне все удалось, то — только лишь для тебя. Но, как ты могла уже догадаться, смерть — это лишь этап в развитии. Не меняющий и не отменяющий ни цели, ни средств, что были потрачены не её достижение. А потому тебе, как главе Ордена Хранителей, а также, по странной тавтологии, хранительнице главного секрета этой цивилизации, предстоит сделать следующее…       Элайя еще раз вздохнула. За минувший с того момента, как она впервые просмотрела эту и прочие, оставленные Хранителем записи, десяток лет, она предоставила своим друзьям не одну сотню возможностей удивиться принимаемым ею решениям. Их расчетливой жестокости — в первую очередь. Их эффективности — во вторую. Странной логике, абсолютно несвойственной ни «прежней» Элайе ни одному из них, нестандартной и неожиданной, но всегда верной — в третью. — Все мы лишь кусочки огромной партии длиною в Вечность — грустно усмехнулась Элайя — лишь инструменты в противостоянии двух древнейших сил… и лишь ими мы были всегда. Все. И я тоже… — она неожиданно всхлипнула, не сумев удержать рвущееся изнутри рыдание. — Я тоже… — Она резко встала, не выпуская призрачную фигуру на творении Альваро Сальваторе из хватки сверкающих ненавистью глаз.  — Даже я — прошептала она, вкладывая в сорвавшееся с губ рыдание всю боль, всю ненависть к растоптавшему её чувства во имя высшей цели существу, единственному на этой планете, кого она тогда любила.  — Я была твоим инструментом — она рывком вытерла слезы и заставила себя говорить спокойно — от начала и до конца, с того самого мига в той проклятой Богами таверне и до того момента, как ты швырнул мои чувства под ноги этому чудовищу, которое сам же и взрастил. Во имя высшей цели… во имя сотен миллионов тех, кто даже на сегодня — еще не родился. Во имя тех кто умирал и жил в рабстве, во имя их шанса на свободу. Ты передал мне тысячи инструкций, советов и рекомендаций — чтобы хрупкая израненная тобой девушка сумела воспользоваться подаренным им шансом. Для них. Но ни слова — для меня. Ни слова — давясь рыданиями повторила она — для меня.        — Но я нашла в себе силы жить дальше, хотя одним Богам известно, каких сил мне это стоило. — Элайя уже не сдерживала рыданий, впервые за долгие годы дав волю чувствам, удерживаемым стальными оковами воли на протяжении десяти невыносимо долгих лет, — Я нашла в себе силы забыть, я заставила себя стать тем, кем никогда не желала быть. Я связала себя узами супружеского союза, понадеявшись на то, что чужая любовь сумеет даровать мне искупление и очистить тьму, что ТЫ — практически прорычала Элайя — ТЫ расчетливо поселил в моем сердце. И лишь в после первой ночи я осознала, во что ТЫ меня превратил и чем я позволила стать Кевину. Видят Боги, за прошедшие годы я сделала все, от меня зависящее, чтобы сделать его тем, кем я его назвала, принося супружескую клятву. И даже больше. Но каждый новый день приносил лишь понимание бесплодности моих усилий. Ха! — горько усмехнулась Элайя — Бесплодности. Вот я и сказала это. Ведущей к одиночеству почище этих твоих многоходовых комбинаций, которые я вынуждена была воплощать все эти годы. Нужных… но таких же безучастно-холодных как ты. Я ведь вижу, о, сегодня я вижу, к чему все это приведет — к одиночеству и забвению! А я лишь… — она растерянно огляделась по сторонам, но в гостиной, как и всегда ночью, никого не было — Я лишь хочу, хотя бы на краткий миг почувствовать себя живой! А не очередным винтиком чьего-то механизма. Знал бы ты, каких усилий мне стоило удержаться от того, чтобы просто добраться до своего кабинета, после того как я прочла доклад, в котором мои подруги всерьез беспокоятся о том, что я веду себя будто робот из древних сказок. И ведь они правы! А я хочу быть живой! Живой и любящей! Я ведь почти смогла — разочарованно разрыдалась она — быть женщиной и женой! Но ты, о ты… все эти годы… ты лишь молчал, как тогда… Так скажи хотя бы сейчас! — почти прокричала она, усилием воли заставив заткнуться разум, констатирующий бесполезность призыва к нарисованной на потолке картине. — Скажи же! Скажи!!! — воскликнула Элайя, окончательно сдавшись под напором копящейся долгие годы горечи — СКАЖИ!!! — разочарованно вскрикнула она, упав на колени и затихла посреди зала, сотрясаемая рыданиями. Элайя потеряла счет времени, оплакивая свою судьбу, а потому не сразу расслышала еще один звук, вмешавшийся в идиллическую тишину осенней ночи, нарушаемой лишь её рыданиями. Но, утерев рукавом халата слезы и успокоившись она неверяще подняла глаза и уставилась на ведущую в резиденцию дверь. Которая трижды содрогнулась от ощутимых ударов и ночную тишину прорезал приглушенный обивкой двери стук ударов о деревянную обшивку.       Раздавшийся в ночной тишине грохот резанул по до предела натянутым нервам, но Элайя уже взяла себя в руки, понимая очевидные факты. Тот, кто сумел без боя миновать несколько уровней охранного периметра резиденции Ордена Хранителей, смог бы также легко проникнуть внутрь, имей он задачу на ёё ликвидацию. А потому она сделала несколько шагов вперед и отворила дверь, тут же удивленно отпрянув обратно. На пороге резиденции стояла поразительно худая женщина, укутанная в обрывки очень старого плаща, многочисленные прорехи в котором позволяли рассмотреть остатки какой-то, явно с чужого плеча, одежды. Элайя едва не задохнулась от удивления, узнав ночную гостью, но, совладав с волнением, жестом пригласила её внутрь.       Марго поморщилась, словно от давно сдерживаемой боли и медленно, с ощутимой даже со стороны усталостью, потянулась за спину. Она сдернула с плеча видавший виды баул и, развязав какие-то веревки извлекла из него странный сверток. Бывшая рабыня протянула Элайе обмотанный воняющим тряпьем предмет, сделала шаг в сторону и облокотилась о стенку резиденции. После чего со вздохом, в котором явственно различались облегчение и завершенность, закрыла глаза и буквально стекла на пол крыльца. Элайя удивленно уставилась на источающий жуткое зловоние предмет и принялась осторожно освобождать его от тряпья. Спустя несколько мгновений она пораженно вскрикнула и неверяще уставилась на принесенный гостьей осколок прошлого. Предательски дрожащие руки не сумели удержать покоящийся в них предмет, когда Элайя, вопреки всем данным самой себе клятвам всей Сущностью и Разумом потянулась к чувствам, которые она приказала себе похоронить десять долгих лет назад, стремясь услышать то, что поклялась забыть и к чему взывала лишь несколько мгновений назад. Тщетно. Она медленно осела на пол, облокотившись о стенку резиденции, с противоположной Марго стороны входа. В отличие от Элайи, у Марго, очевидно, давно закончились не только слезы, но и силы, а потому она смогла лишь протянуть руку к руке рыдающей Элайи и слегка ее сжать.       Вышедшая на стук в дверь служанка, запахнутая в вышитый странным узором халат пораженно застыла уставившись на двух, держащихся за руки женщин, сидящих у порога, и на лежащие перед ними когтистые перчатки из вороненой стали, обильно покрытые пятнами давно засохшей крови.