too much love will kill you

Просыпаться в постели, вторая половина которой пустая, стало чем-то вроде утренней рутины. Енхо, казалось, мог почувствовать еще легкое тепло на покрывалах, хотя прекрасно знал, что Доен ушел часа три назад, не меньше. Что поделать, тот стремился к аврорату, так что осуждать своего возлюбленного он не мог. Тем более созерцать счастливую до невозможности моську Доена всякий раз, когда тот с таким рвением, что на ходу путал слова и сбивался с мысли, тыкая в газетные статьи, где он же пытался скрыть гордую от пойманного нарушителя улыбку, рассказывал, с какими делами ему пришлось столкнуться на этот раз. Бывало, что домой Доен приходил в слезах и ревел все сильнее по мере того, как его рассказ о любви маггла и мага подходил к логическому завершению в виде дисциплинарного слушания и заклинания забвения. И тогда Енхо кутал любимого в одеяла и прижимал к себе, шепча на ухо о том, что такому чувствительному человеку в Министерстве не место, нарочито ругал вышестоящих магов и их глупые законы, а в ответ ему прилетали слабые оплеухи, потому что "у них везде уши, хочешь тоже на слушание?". Иногда Доен не возвращался вовсе, Енхо поджидал его в вестибюле здания Министерства Магии, но его уже ближе к полуночи прогоняли, мол, делать ему тут нечего. Доен, конечно, предупреждал, что все в порядке, никакая работа не могла обойтись без возни с бумагами, тем более с его целью добраться до аврората это необходимо не просто в обязательном порядке, он должен быть настолько достоверным, насколько и краток. Однако этим вечером Доен вернулся, пожалуй, слишком рано, весь растрепанный, раздраженный, и Енхо готов был поклясться, что разглядел в больших глазах глубокий страх. Сюртук его был покрыт тонким слоем сажи, но с почти агрессивной резкостью сбрасывал он его не поэтому. Доен старался не смотреть на возлюбленного, метался лишь по квартире, выуживая из каждого ящика кипу бумаг, хмурился беспрестанно и дрожащей рукой хватался за палочку, боязливо заглядывая в окна. Енхо нашел мракоборца в спальне за письменным столом, а вокруг него невидимым полем разлетелись документы, поочередно подлетавшие к столу, а затем мертвыми птицами откидывались в разные стороны за ненадобностью. —Что случилось? —Несмело спросил Енхо, аккуратно переступая через валяющиеся на полу бумаги, пробираясь ближе к столу. —Он сбежал, —Наконец выдал он слабым, хриплым голосом, но были в нем нотки облегчения от груза, что скинул он со своих плеч вместе с этими словами. —Гриндевальд сбежал. Енхо точно облили ледяной водой, желудок неприятно скрутило и по спине пробежались иглами наступающего страха. Теперь взгляда Доена избегал уже он сам. —Ты что-то знаешь? —Мракоборец чуть прищурил глаза и медленно, боясь спугнуть, повернулся к возлюбленному. Последний понимал, что даже если он ответит отрицательно, ему не поверят. Енхо покачал головой, натянул глупую улыбку и принялся поднимать с пола бумаги, стараясь особо не вчитываться в них, словно боясь увидеть что-то по делу Гриндевальда и ненароком рядом его собственное имя. —Ты знаешь. Это должно было прозвучать как повторный вопрос, но голос приобрел утвердительный оттенок. Доен являлся мракоборцем и сполна оправдывал свою должность. В одно мгновенье парящие прежде в воздухе документы повалились на пол, Доен покрепче сжал свою палочку и пару раз чиркнул по отполированному дереву ногтем, обдумывая и решая что-то для себя. Невольно рука Енхо потянулась к его собственной, припрятанной во внутреннем кармане жилета, но сам он понимал, что поднять ее против того, кому принадлежало его сердце на протяжении долгого времени, он не в силах. Он любил Доена так, как никого более. И даже если тот попросит предстать перед верховным судом, он непременно послушается и сделает это. Он бы умер за него. Но сейчас смерть для Енхо была бы слишком легким наказанием за все необдуманные поступки юношества. Гриндевальд на свободе и, несмотря на огромную поддержку темных магов, он разыщет именно его, вероятно, убьет всех, кто хоть как-то связан с Енхо, и обречет на вечные страдания, каким был предан он сам когда-то. Енхо один из тех немногих, кому "посчастливилось" ненароком узнать судьбу Геллерта. И он это просто так с рук не спустит. —Я уезжаю, —Доен говорил тихо, но Енхо казалось, что его на мгновенье оглушили той болью, какая просочилась в голос Кима, —Нас направили в Хогвартс, я не уверен, сколько времени это займет. Тебе стоит..—Голос мракоборца дрогнул, и внутри Со все перевернулось, покатилось по наклонной, желание прижать парня к себе, сцеловать слезы с бледных щек едва не пересилило здравый смысл, который кричал и красным светился, что пора прекращать, надо сваливать, Со Енхо. И он сдержался, цепляясь все же пальцами за палочку. —Тебе стоит уехать, они уже пустили группу на проверку. Енхо кивнул, поднимаясь с колен и аккуратно складывая бумаги, что успел собрать за это время, на стол. Он развернулся и почти ушел, когда услышал шепот: —Утром. И в то же мгновенье он почувствовал, как чужие руки обвивают его талию со спины. Мокрое от слез лицо утыкается ему в шею, покрывая мелкими солеными пятнами белую рубашку. И Енхо только в этот момент обнаружил, что все это время держал в руках волшебную палочку, где-то на задворках сознания понимая, что он почти подготовил себя к заклинанию, которое могло бы стереть из памяти любимого себя. И что руки, отчаянно сжимающие Енхо, никогда более бы не дотронулись его, и что Доен никогда бы не узнал возлюбленного, не вспомнил бы их пламенную любовь. Он собственноручно мог оборвать все то, что было ему ценно, упорно стараясь не думать о том, что сделал это гораздо раньше. Их последнюю ночь они проводят в безмолвной страсти. Енхо не переставал целовать любимого всюду и в ответ получал томные стоны и легкие касания тонких пальцев его груди. Доен никогда, как бы сильно он ни возжелал возлюбленного, не прибегал к меткам на его теле, но в эту ночь спина Енхо оказалась располосована, а широкие плечи в легких бардовых отметинах. Ему хотелось запечатать себя в его памяти навсегда, пускай даже посредством такого бессмысленного способа. Со на мгновенье забывается, забывает, что последует за этой ночью, забывает, что привязывается к Доену лишь сильнее. Надо бы оттолкнуть его, попросить уйти раньше, чтобы горечь от прощания не колола так сильно, не прожигала дыр в сердцах обоих. Но Енхо продолжает сцеловывать стоны с пухлых губ, гладить худощавую талию и восхищаться. Доен неимоверно красив. Они лежали в уютной тишине ровно до восхода солнца. Колкие слова, немые просьбы и жгучий интерес казались такими лишними и пугающими, что ни один из них так и не решался завести разговор. Доен выводил незамысловатые узоры по голому разгоряченному телу Енхо длинными контрастно ледяными пальцами, пробивая парня на легкие, почти беззаботные улыбки. —Поклянись, —В тиши вкрадчивый голос Доена отдавался гулким оглушающим эхом, —Поклянись, что отсидишься где-нибудь заграницей, пока мы не поймаем его. Ни в коем случае не выходи с ним на контакт. —Он почти умолял, грудь Енхо тронули первые прохладные капли. —Клянусь. —Енхо рассчитывал на все свое актерское мастерство, при помощи которого старался привнести в свой голос такую расслабленность и беззаботность, на какую только был способен. Но получилось неважно, судя по тому, как слезливый тон возлюбленного вопросил клятву на крови. —Ты мне не доверяешь? Енхо нежно хохотнул, но то, как бегающие по его торсу пальцы вдруг остановились на груди, у самого сердца, не могло избежать его внимания. Доен замешкался. Доен не верил. Парень едва заметно дернул головой, щекоча копной темных волос щеку Енхо, а потом тихо-тихо, почти безмолвно ответил утвердительно. Мракоборец ушел только под утро, поцеловал невпопад то в лоб, то в скулы, то в нос, нарочно избегая губы, но только для того, чтобы потом ощутить ладонь возлюбленного на своем затылке и почувствовать легкие покусывания губ. Енхо вкладывал в этот поцелуй все: боль трагичного прощания, извинения за все недосказанности, обещание, которое не сдержит. И это очень несправедливо, потому что для Доена это не последний поцелуй; он надеялся еще коснуться этих губ своими, надеялся на пусть и не скорое воссоединение. Это нечестно по отношению к Доену, но Енхо не может понять, что именно — то, что он вообще позволил себе любить после всего того, что сделал, или же то, что не рассказал Киму. Доен взял с собой лишь пару бумаг, палочку и сменил легкий сюртук на удлиненное пальто. Енхо проводил его, не удосужившись даже одеться, просто набросил на себя простыни и совершенно босым просеменил до прихожей — то, каким привык видеть своего любимого Доен всякий раз, когда уйти по-тихому не удавалось и Енхо просыпался еще до его ухода. И, возможно, именно это придало Киму чуточку уверенности и уняло прежнюю тревожность. —Ты обещал. —Напомнил он, поправляя воротник и лацканы на пальто скорее по привычке, нежели из желания выглядеть чуточку прилично, потому как его бледную кожу на лице теперь украшали темные синяки и само лицо было слегка припухшее от слез. Доену кажется, что уйди он быстрее, то так же скоро он и вернется к Енхо, но последнему хочется остановить все прямо на этой секунде, когда нога любимого еще не переступила порог, а нежная, но слегка нездоровая улыбка застыла на фарфоровом лице. Доен выскочил зайцем, обернулся лишь раз и быстро зацокал каблуками по мостовой. —Прости. —Выдавил Енхо одними лишь губами прежде, чем направить палочку промеж лопаток стройного стана. Заклинание забвения слетело с его уст с такой твердой уверенностью, что совесть тут же начала снедать его изнутри — так нельзя. Доен мелко покачнулся и рассеяно осмотрелся, бросил мимолетный взгляд на свою квартиру — дверь заперта, свет отключен, как, впрочем, и должно быть, ведь единственный хозяин несчастной двушки сейчас на улице. Ему казалось, что что-то не так, что-то он точно упустил, но память выдавала лишь направление Министерства в Хогвартс прямиком к Дамблдору, не более. Он ускорил шаг, и стук каблуков еще долго разрезал утреннюю тишь. Енхо знал, что его ждут. За ним пришли. Невысокий круглощекий мужчина, скрывающий седины за фетровой шляпой, поджидал его за углом. Его громоздкая фигура выглядела еще более нелепо, когда тот, перебирая толстыми ножками, опирался на деревянную трость. Он со спокойствием удава — впрочем, слово удав наиболее хорошо описывает его — дождался, когда Енхо поступит согласно обещанию, данному им долгие годы назад. —Опаздываешь. —Мужичок едва успевал за большим шагом Енхо и ковылял позади, однако же считая, что вставить свои комментарии по поводу сложившейся ситуации — дело чести. —Неужто так привязался? Енхо повел плечом, давая понять, что поддерживать разговор не намерен. Грудь его прожигала неземная тоска, жгучий стыд и неумная боль от несказанной правды. От заклинания, примененное без согласия того, кто ему подвергся. Но иначе было нельзя. Конечно, нельзя. Они свернули в ближайшем переулке и при первой же возможности, скрывшись от любопытных взоров магглов, трансгрессировали в "логово" истинной змеи, у которой вместо длинного хвоста были сотни мелких паучьих лапок, беспрестанно плетущих столько липких нитей, что вмиг запутаться в них было лишь вопросом времени. Гриндевальд выглядел еще более устрашающе, чем тогда, когда Енхо увидел его впервые. Толстощекий мужичок сбросил с себя лик, и перед Со возвысилось угловатое лицо Винды Розье, она смущенно сбросила с хрупких плеч плащ и прикрыла глаза вуалью шляпки. —Ради общего блага, ты же помнишь? —Сиплый голос величайшего из темных магов вводил в легкий гипноз, как и прежде. Геллерт будто сумел прочесть его мысли, его неуверенность в правильности принятого им решения. Енхо мешкался, но цепкие паучьи лапки делали свое — Енхо вопреки боли, паразитирующей внутри его тела, кивнул, делая пару нерешительных шагов к Гриндевальду. План их, как всегда, был прост и гениален: каждая деталь была продумана наперед, кроме одной единственной. Геллерт предупредил о возможном визите мракоборцев, если, конечно, те хоть немного уважают себя и свою работу, с которой, по его словам, справлялись весьма и весьма плачевно. Енхо боролся с желанием дать отпор, защитить своего мальчика, но ни это, ни возможная встреча с Доеном, в глазах которого не будет ничего, кроме отвращения и даже ненависти к приспешникам того, кого опасается весь магический мир, не пугали Енхо так сильно, как вероятная схватка с любимым. Со был уверен, что если мракоборцы и найдут их, то никто из них в живых не останется. И теперь Доен точно не будет слушать сумасшедшего слугу Гриндевальда. Оставалось лишь запутать группу магов из Министерства до того, как они обнаружат место проведения своеобразного обряда посвящения. Никто из армии Геллерта не одобрит его напрасных усилий согнать с хвоста жалкую шайку мракоборцев, лишь увеличит подозрение к его персоне. Енхо за эти долгих два дня окончательно прослыл параноиком, хотя прекрасно понимал, что если не сейчас, то уже на самом обряде расколется. И ему даже не было страшно или жаль, Со хотелось лишь обезопасить Доена, по крайней мере до тех пор, пока его собственное сердце бьется. Енхо наткнулся на Лукаса совершенно случайно совсем неподалеку от места, где проходило собрание темных магов. Значит, остальная группа мракоборцев где-то поблизости. Считанные секунды разделяли их от нахождения заветного, и у Енхо так же было совсем немного времени, чтобы трансгрессировать в центр Парижа и устроить погром, повзрывать все к чертям, совсем не жалея о жертвах. Сначала воспламенились жилые дома, затем пламя играючи перескочило на цирковой шатер, пугая толпы зевак и циркачей. В одно мгновенье из небольшого с виду шапито повыползали различные твари, разрывая металлические цепи, в которые были заключены потехи ради, стремясь покинуть пекло. Пожар не серьезный, так что о сохранности редких видов магических зверей Енхо не волновался. Но тревожило его совсем иное — Доена нигде не было видно. Со услышал ругань ровно в тот момент, когда увидел, как пожар, охвативший целую улицу, в одно мгновенье был потушен. Немолодого вида мракоборец направлял палочкой, как шлангом с водой, уничтожая острые языки пламени столь легко, словно делал это каждый день. Осознание, что навести порядок в центре столицы Франции была направлены, соответственно, маги из Министерства Франции, стукнуло его по голове уже тогда, когда виски сдавило от невыносимой боли, напоминающей о скором собрании. Енхо не справился. Доен был тут. Стоял, раздраженно скрестив руки на груди, нечеловеческой хваткой сжимая палочку, готовый в любой момент использовать ее по назначению. Гриндевальд в этот момент красовался собой, откладывая вдохновляющие перейти на его сторону речи. Сердце укатилось в пятки, когда Доен мимолетно обернулся и задержал на нем взгляд чуточку дольше, нежели на других магах. Он сощурился, привычно хмуря брови, пытаясь вспомнить, словно понимал, что должен. Енхо отвернулся первым, разрываясь между желанием улыбнуться парню, мол, вот он я, вспоминай же, и желанием забыть, утешая себя тем, что сделал все верно, что принял правильное решение. Доен не должен видеть, как его возлюбленный делает что-то подобное. А Геллерт не должен думать, что у него есть слабое место, потому что в противном случае эта уязвимость будет уничтожена, обратится в пыль. Монолог Гриндевальда подошел к концу совсем быстро, почти застигая врасплох, и теперь их очередь демонстрировать колеблющемуся народу, что по ту сторону нет ни страха, ни поражения. Мракоборцы тоже перешли в действие, и Доен исчезает из его поля зрения. Винда резво проскочила через синее пламя, расплываясь в лукавой улыбке и в то же мгновенье растворяясь в воздухе, оставляя за собой лишь темные колючие очертания, точно являющиеся ее душой, забытой в этой зале. Гриммсон прыгнул вслед за ней, неимоверно радуясь, что синее пламя не разорвало его. Перед Енхо оставался лишь Кралл. Со отчаянно пытался отыскать Доена во всей этой суматохе, но тот точно растворился, как некогда это сделала Розье. На секунду его оглушило душераздирающим воплем, Енхо чуть потупил взгляд, вид разлетающегося тела неверного Кралла застыло перед глазами в таких подробностях, что Со едва стоял на ногах, сдерживая подступающую тошноту. Вот что его ждет. Еще один взгляд на толпу. Доен там. Ужас в его больших ясных глазах запечатался намертво, он бушевал страшным вихрем и опрокидывал корабли, заполоняя палубы шипящими ледяными волнами. На долю секунды, совсем ненадолго Енхо увидел в них внезапное осознание. Но более смотреть не было сил, Со отвернулся первым и сделал шаг. Нога его тут же воспламенилась, отдавая тупой болью во всем теле. —Енхо! Со, не веря собственным ушам, обернулся, сверкнув обреченным мокрым взглядом. Доен спотыкался, перепрыгивал через несколько ступенек, спускаясь к нему. Он плакал, кричал и пытался ухватить Енхо за руку в надежде вытянуть, но лишь обжигался сам. Енхо сгорал. Признание в любви так и осталось на влажных от слез устах, не имея возможности стать звуком. Пламя окутало Енхо полностью, оставляя лишь его прах, тут же растоптанный очередным темным магом, злорадствующим над мракоборцем. Доен чувствовал, как в груди что-то безвозвратно разрывалось, убивая все живое вслед за Енхо. Он остался жив лишь благодаря Лукасу, вовремя схватившего коллегу прежде, чем тот нырнул в синее пламя.

***

—Если ты немедленно не откроешь чертову дверь, я клянусь, я выломаю ее к..—Дверь открылась достаточно быстро, по крайней мере, быстрее, чем ожидал Лукас, так что первые несколько секунд он стоял с весьма глупым и опешившим видом. —О Мерлин, ты себя в зеркало видел? Доен отступил назад, пропуская друга вовнутрь. В квартире царил ужаснейший беспорядок, бумаги и вырезки из газет валялись то там, то тут, а хозяин этого бедлама выглядел достойным такого хауса: растрепанные отросшие волосы, заляпанная рубашка и.. —Это что, щетина у тебя тут? —Лукас говорил с насмешкой, но это лишь для того, чтобы скрыть явное волнение за друга. —Как ты можешь позволять себе выглядеть так, когда ты наконец стал аврором? Доен с секунду помедлил, глупо похлопал глазами, и только после всех этих незамысловатых махинаций его лицо вытянулось не то в удивлении, не то в восторге. —Тебя повысили. —Подтвердил Лукас догадки Кима. —И я у тебя на попечении. Лукасу пришлось перетерпеть отнюдь не красноречивые описания бушующих в Доене эмоций прежде, чем спросить о дальнейших распоряжений нового шефа. Доен сверкнул авантюрным блеском в глазах, но помимо всего прочего Лукас прочитал в них глухую боль, точно рана, старая, но не затянувшаяся, вновь дала о себе знать. Лукасу захотелось обнять друга, успокоить, но он понимал, что лучшее, чем Вон мог помочь в данной ситуации, — поддержать, вероятно, очень безумную идею аврора. —План по захвату Гриндевальда. —Пояснил Доен, когда, показав свой дневник, над которым работал все то время со смерти Енхо, наткнулся на непонимающий взгляд Лукаса. —На этот раз мы точно его не упустим.