***
— Что это за нахер? — хмурится Чонгук, едва не сплёвывая под ноги. С самого утра херовое настроение, и тут ещё Тэхён чуть не сбивает с ног с Минсо на руках. С Минсо. Блять. На руках. Что с сегодняшним днем изменилось? Какой-то бред вокруг, а его никто не предупредил?! — А он хорош, — усмехается Чимин, провожая взглядом уезжающий вишнёвый Мустанг. — Ты знатно отстаёшь, Чон. — Ой, да плевать, — грубо фыркнул Чон, резко отворяя двери, словно желая сорвать её с петель, врывается в прохладу холла. Чимин следует за ним. Спина Чонгука напряжена, а венка пульсировала на виске ещё до их утренней встречи. Чонгук с дурным настроением равно дурным последствиям. — Что случилось? Я думал, ты отоспался и уже успокоился после этого гандона, наивно свалившего. Хотя кого Чимин обманывает. Он и сам не отпустил эту ситуацию. Пошёл второй день, как перед глазами встают руки Хёну, сминавшего ягодицы Суён. Он знает, что у неё были мужчины, с которыми она трахалась, но видеть это перед своими глазами пиздец просто как невыносимо. И думать как-то тоже. Переломать бы им все косточки и установить права на малышку, чтобы больше никто и никогда не смел коснуться и участка её кожи. — Срать я хотел сейчас на него! — рявкает Чон, наплевав, что ещё идут лекции и его крик разносится по коридорам. Он правда срать хотел, Хёну ещё получит своё, пускай в очередь встает. Его волнует другое, то, что грызёт в самом центре груди и разрывает нервы острием. Его внутренние демоны дают сбой, а бошку и вовсе хочется открутить, чтобы перестать думать и анализировать. Потому что его, блять, тошнит уже от всего. Прошлый день он не покинул комнаты, чтобы не видеться с ней. Погружался в сон, но просыпался каждый раз как после кошмара. Холодный пот стекал по лбу. Он принял душ и обратно заваливался на кровать, укутанный вокруг паха одним полотенцем. Сжимал до боли челюсть, слыша её шаги, неуверенное копошение возле двери и каждый, мать её, вздох. Суён стучалась к нему очень тихо, явно боясь потревожить, но он упрямо молчал, продолжая разрушать потолок своим взглядом. Не хотел видеть Суён, не хотел слышать, ничего не хотел, да потому что дышать нормально не мог. Потому что знал, пока он в таком состоянии, обидит её. Заденет до боли, поглощённый собственной обидой на близняшку. Но именно этого и хотелось меньше всего. Он с детства не научился прощать себя, видя в таких похожих глазах проблески слёз. Но господи, Суён, почему?! Почему она рьяно защищала своего пса и доводила его до желания снова напиться до беспамятства? Чон курил. Много курил. И не только сигареты. Так что вся комната провоняла смесью травки и табака. А ещё думал. Много думал. Но дикий зверь внутри не затихал, а только метался голодным по клетки. Он не хочет думать, что его променяли. Что родная сестра предала его. Но эти мысли обгладывали и мучили. Так в потоке мыслей и лёгкого дурмана на самом острие эмоций разбился о стену дурацкий интерьер в виде вазы. Зачем её вообще поставили ему? Наверно, как раз для этого. Он думал, сегодня ему станет полегче. Хотя бы немного. Но хрена два. Он хотел придушить суёновского охранника, столкнувшись с ним на территории возле дома. — Они спали в одной постели. В её постели, Чим! — вдруг выпалил Чон, осознав, что должен поделиться этим с другом. — Кто спал? — моментально напрягся Чимин, улавливая тревожные нотки, и теперь до него доходит, что причина чонгуковского гнева совершенно в другом. — Я застал Суён с её этим… этим… имбецилом-охранником, — вены на руках Чона выступили, плотно сжав кулаки. У Чимина свело челюсть. Что-то тяжёлое огрело по башке, и он резко выдохнул: — Они? То есть они спали… — у него даже язык не поворачивался выговорить всё верно. — Сначала Хёну, теперь это. Серьёзно? — Не знаю, Чим. Я даже думать об этом не хочу. Мерзко. И ей-богу, я прибью этого ублюдка. Но знаешь, что самое паршивое? — Чимин внимательно посмотрел на него. — Она ещё его и защищала. Блять. Да это пиздец какой-то, — после некоторой паузы дополнил он и засмеялся. Зашибись, у него истерика уже. — И что будем делать? — Знаешь, — задумался Чон. — А плевать, — вначале ошалел от собственных мыслей. — Мне надо отвлечься. Да. Именно. Он похлопал угрюмого Пака по плечу, прощаясь, и срать, для чего вообще приезжал в Академию, вышел, едва только войдя. Быстро спустившись и хлопнув дверцей авто, в который раз отмечает, что в последнее время очень удобно добираться самому без водителя. А теперь о главном. Ему надо выплеснуть пар, но в этот раз с умом и с делом, а не впустую. Пускай Суён, если так желает, покрывает своего болвана. Ему похрен! Будет похрен. Наверно. Когда успокоится и придёт в себя. Пускай делает что хочет: целуется, обжимается и трахается с кем хочет. Блять, как не похрен. Чонгук закрывает глаза, откидывая голову на подголовник, и тяжело дышит. Глубокий вдох. Выдох. Вот так легче. Теперь стоит подумать о другом. О Минсо. Оленьи глазки по запросу встали перед взором. И милая улыбка. Странно, но ему особо не надо вытягивать щипцами из себя плюсы девушки, чтобы убедиться, что она способна понравиться, как порой было раньше, настраиваясь на игру. Тэхён лишь воспользовался его заминкой. Но ни черта у него не выйдет. Пора забрать приз себе. Именно в это он и вложится. Забудет о сестре. Не будет думать о двусмысленной фразе «Не слишком ли чрезмерная опека над сестрой?», которую бросил ему Хосок и не дававшую теперь покоя. Что он хотел этим сказать? Что это значит? Всё это брехня. Суён его сестра и всегда ей будет. Ему просто надо успокоиться. Ему нужна Минсо. Именно она — странная студенточка. Сосредоточься, Чон. Куда они могли поехать? Отследить Тэхёна невозможно, а вот девчонку проще простого. Достав телефон, он быстро набирает необходимый номер. Трубку моментально подняли: — Выясните местонахождение Пак Минсо. Срочно. И сбрасывает, убирая аппарат на место. Нет, Тэхён, игра ещё продолжается.***
Подпирая чёрно-белый Bugatti Veyron, Чимин скрестил руки перед собой, смотря безотрывно в одну точку — затемнённое пятно на асфальтированной дорожке, как неудачная заплатка. Свербящие мысли сидели и копошились в голове опарышами. Хотелось сплюнуть всю желчь на землю, но она застряла в самой глотке от маниакальной фразы, которую он повторяет про себя уже в который, чёрт побери, раз. «Я не ревную её!» Нет, не ревнует. Просто переживает, привыкнув её опекать. Да это был бы полный бред, Суён всё равно что сестра. И дело именно в этом. Какому брату хочется позволить обидеть свою малышку, за которую несешь ответственность. Она же на самом деле слишком ранимая, чувствительная и… и… красивая до блядских чёртиков. С нежной кожей, безумно сверкающими глазами и собственным чистым ароматом. Какая-то уже по-своему родная. Поэтому, представив, как ко всему этому касается, гладит и суёт свой грязный язык какой-то мудак, ему хочется закопать его живьём, чтобы видеть страх этой мрази в глазах. И как же его бесит одновременно это чувство, расплёскивая всю его рассудительность. Где его здравомыслие, которым он всегда пользуется в обстоятельствах? Это Чон всегда вспыльчив. Но не он же. Тогда что происходит в последнее время? Или так было всегда? Нет, не было, если это не касалось Су. Да что же это за хрень происходит? Он закрывает глаза и тяжело выдыхает скопившееся напряжение, когда слышит цокот каблуков. Эти каблучки он ни с кем не спутает. Поднимая веки, он видел её, спускающуюся по лестнице, как всегда, утончённую, с гордо приподнятым подбородком. И видел, как смотрели на неё остальные. Он и раньше это замечал, но от нервного перенасыщения сейчас они выбешивают. Все эти желторотики, недостойные её. Пускай они не смотрят. Пускай сами себе выколют глаза. Суён плавно спустилась, оправила пальцами ворот воздушной блузы и расстегнула одну верхнюю пуговицу. Зачем она это сделала? Чимин сглатывает, пронзая глазами теперь эту грёбаную застежку, и как легкий ветер шелестит отворотом, скользя по ключицам. Разве так можно, Су? Она проверяет время на телефоне, убирает его в сумочку, оправив лямки на локте, и замечает его. С видом маньяка, выследившего цель. Но на её лице нет эмоций, просто сухой взгляд, как если бы он был обычным фантиком, валявшимся на земле. Она игнорирует его и его эмоции и делает вид, что вовсе не заметила, идёт прямо к припаркованной машине, из которой вышел телохранитель навстречу. И этот придурок лыбится ей! Суён проигнорировала Чимина, а ему улыбнулась. Так красиво растянув губы. Так по-настоящему. Как, пожалуй, слишком давно уже не улыбалась Чимину. И это бесит. Бесит, что начинает завидовать — он, чтоб его, Пак Чимин, завидует — охраннику, легко получающего Суён настоящую. Нет, Хёну, он просто редкостный кретин, а вот Хосок… Хосок напрягает и очень даже. От него чувствуется некая угроза, опасность, что этот парень способен завладеть чужим сердцем, её сердцем, и отнять навсегда. Именно это настораживает и заставляет реагировать так, будто у Чимина съезжает крыша. Он отталкивается от машины и следует ей наперерез. Быстрее. Ещё быстрее. И впивается пальцами в тонкое запястье. Её улыбка моментально гаснет, а глаза обдают холодом, настолько пристально она огрела ими. И так она откликается на него теперь? Обида засвербела под ложечкой. Чимин тянет её на себя. — Если тебе есть, что сказать, говори, а не трать моё время, — сухо произносит Суён. До него доходит, что он действительно молчит, как последний болван, растерявшись. Схватил, а дальнейшие действия не продумал. — Всё в порядке, Суён? Да чтоб этот охранник провалился сквозь землю! Вмешался, подойдя к ним, так ещё и по имени называет! Кто он, мать его, такой для неё. Чимин не смотрит на него, он смотрит на неё, как кивает тому, успокаивая, и возвращает взгляд к нему, перед этим покосившись за сжимающую его ладонь. Она пытается понять, что случилось и что ему надо. А он и сам не знает, что ему надо. — Поехали со мной, — хрипло произносит он и прочищает горло. Долбанная желчь обжигает горло. — У меня другие планы. — Су, пожалуйста, поехали. — Мне помочь? — вмешивается Хосок. — Заткни свою пасть, тебя забыли спросить, — не сдерживается Чимин, цедя сквозь зубы. — Всё нормально, Хосок, — как же она мягко умиротворяет его, явно переживает, так, что трясти начинает. Почувствовав это, Суён обращается к Паку: — Ладно, поехали, — и снова переводит внимание водителю: — Не переживай, я сама потом доберусь, — и снова улыбается ему на прощанье. Высвободив руку, Су первая двинулась, огибая Чимина к его машине. Взгляды мужчин секундно пересеклись. Чимин уходит с чувством победителя, и это единственное малоприятное, но всё же не настолько раздражающее чувство в данной ситуации. Опережая Суён, он хотел открыть перед ней дверцу, но она зло бросила: — Оставь эти джентльменские выходки, — сама открыла её и села, демонстративно захлопнув за собой. Чимин хмыкнул. Ему не жалко. Пускай хлопает, пускай хоть выломает эту дверцу, ему всё равно. Главное, что сейчас она сидит в его машине. — Ну и? Объяснишься? — спрашивает девушка, когда он сел за руль. — Мы едем гулять, малышка. Вот так просто.