Deine samthaut

      Полина сидела на опавших, мертвых листьях самых приглушенных цветов возле трухлявого пня. По коже проходил холодок, делая ее гусиной. Девушка закутала свои русые волосы в пыльный шарф, прижала к животу колени и будто бы скорчилась в позе эмбриона, только сидя. Взгляд ее зеленых с примесью карего глаз наполнился небом, когда она перевела свой взор наверх, оно было серым и скучным, буквально делая вокруг себя все подобным ему. Ветер играл с ветками деревьев, создавая своеобразную песнь, такую страшную, жуткую, словно кричащую о помощи. Юная девушка растирала ладошки в надежде хоть немного согреться, но попытки не были увенчаны успехом. Совсем скоро снег ляжет лебедиными перьями, скрывая всю ныне пропитавшеюся кровью землю, станет совсем туго.       Вот-вот должен прийти Франц с уловом, развести костер, вместе они приготовят ужин. Теперь нет матери, которая одарит своей теплой улыбкой, с которой Полина вместе скоротает очередной вечер в их уютном домике, в деревне, что охватила смерть и запах гари. Не осталось больше ничего. Теперь есть только она и он, все произошло слишком быстро, неожиданно. Полина часто думала о том, что произошло между ними. Что же это была за спонтанность? Она несомненно полюбила этого немецкого мальчишку, иначе бы этого не было. Ведь по другому быть не может, все должно быть по любви, как у нормальных людей. Но Полина понимала, что все, что происходит, уже не нормально, ведь как так, он — немец, враг, фашист. Если бы о них узнали, их бы тут же расстреляли. Ее бы обозвали немецкой подстилкой, настоящий позор для советской девушки. Война не место для любви. Или все-таки место?       Неожиданно девушку схватили мужские руки за ее хрупкие плечи, вырвав Полину из своей думы, она вскрикнула от испуга, это был тот самый ее немецкий юнец, она отряхнула лохмотья и шлепнула Франца по голове, сказав: — Ты шо, сувсем уже, дурак? — грозно произнесла девушка, окинув суровым взглядом парня.       Франц отдаленно понимал Полину, ведь он знал русский, который имеет сходство с белорусским, и даже немного говорил на русском, но сейчас он предпочел промолчать и пройти мимо. Немец, конечно же, осознавал, что это такой горячий нрав у белоруской девушки, поэтому он никогда не держал обиды на Полину за ее порой вычурное поведение. Да он и не мог, его отношение к ней было слишком трепетным, аккуратным, еще никогда мальчишка не испытывал таких светлых чувств к кому-то другому, кроме своей матери.       Он поставил улов, развел костер и вместе они начали готовить ужин. От костра шло тепло, которое согревало до косточек, порой разлетались в стороны красно-оранжевые огоньки — искры, создавая еще более приятную атмосферу на фоне одиноких деревьев, уши грел звук трещания дров, будто стрекотание неведомых насекомых.       От жара, исходившего от огня, щеки Полины приобрели пунцовый оттенок, делая ее лицо более живым. Франц не мог оторвать свои серо-голубые глаза от лика девушки, каждый раз, вот так вот смотря на нее, в душе он восхищался ее красотой, утонченными чертами лица, казалось, что никогда более он не видел кого-то красивее, чем эта деревенская девчушка с простым говором, неуклюжими движениями и звонким, как будто у птички, голоском. Ему страшно было осознавать, что если бы не это ужасное, опасное время, то они бы никогда скорее всего не встретились на белом свете. Францу не хотелось признавать, но он должен принять, что в чем-то благодарен войне за эту судьбоносную встречу всей его жизни.       Молодые люди встретились в какой-то момент взглядами и тут же в смущении отвели их прочь, оба такие робкие, невинные. Кажется, что теперь не огонь окрашивал их лица в оранжево-красный оттенок, а они своим смущением окрасили огонь. Так и поужинали они, не заговорив, пытаясь не смотреть друг на друга, уплетая речную рыбу, которая уже так надоела, но грех было жаловаться.       В ведре осталось немного воды, нужно было умыть руки да потушить костер. Он поднес ведерко к Полине, она встрепенулась, посмотрела вопросительным взглядом на парня. — Помыть, — произнес с акцентом немец. — Ну давай, шо встал?       Юноша нагнулся, поставив ведерко перед девчушкой, как плед, окутал ее сзади, сидя на корточках, собирался уже было взять ее ладони в свои, но она, сама того не понимая почему, оттолкнула его. — А, ну! Шо ты робиш, изврат такой? Не чапай мяне! (А, ну! Что ты делаешь, изврат такой? Не трогай меня!) — с совсем непонятной немцу интонацией выкрикнула Полина. — Я хотел помочь, — виновато сказал Франц.       Взгляд ее суровый ежесекундно сменился каким-то нежным с долей вины, и вправду, чего это она? Он же не залез к ней под юбку. Ей, конечно, было приятно его внимание, но иногда она вела себя так, что ей самой было трудно понять себя. Быть может как раз ее поведение и было причиной того, почему юноша так тянулся к ней. Для него она была другой, как и для нее они, немцы, странные, совсем другие, не такие, как белорусские хлопцы или именно Франц был таким другим для нее? Она вздохнула, взмахнула рукой и сказала: — Ладно, поди сюды.       Немец уже более осторожно подошел к девушке, он коснулся ее бархатных ручек с особой нежностью, они буквально утонули в его ладонях, сердце вдруг бешено застучало от такого интимного момента, дыхание участилось, юноша улыбнулся, сглотнул и с дрожью в голосе пробормотал: — Du hast so kalte hände. Ich will dich wärmen, моя Полина (У тебя такие холодные руки. Я так хочу согреть тебя, моя Полина).       Полина взволновано задышала, мурашки проникли будто внутрь тела, заставляя дрожать ее уже не от легкого мороза вокруг, а от чего-то другого. Ей не нужно было знать, что говорит Франц на своем немецком, чтобы понимать его. Она понимала его и так, без всяких слов. Иногда достаточно только одного дыхания, взгляда, прикосновения.       Он перебирал ее пальцы, иногда, будто бы случайно, сплетая со своими, омывая в ледяной воде. Немец придвинулся ближе, девушка более не противилась, его дыхание защекотало ушко Полины, она, хихикнув, оглянулась на него и тут вновь их взгляды повстречались, но теперь никто не спешил отводить свой взор, молодые люди словно замерли, как каменные статуи. Полина не выдержала и так по-девичьи отвела взгляд на землю, смотря словно сквозь.       Франц уже не мог себя сдерживать, он робко коснулся своими губами столь манящих и желанных губ Полины, оставляя кружевной поцелуй. Но этого оказалось мало, чтобы получить насыщение, теперь уже более настойчиво парень поцеловал девушку, но все с той же аккуратностью, чтобы не испугать. Полина провела рукой по щеке Франца, в груди что-то щемило, но не от боли или счастья, она попросту безумно любит этого немецкого мальчишку. Конечно, после того, что произошло за эти дни с первой встречи, Франц стал настоящим мужчиной, не смотря на юный возраст, но в нем все еще оставалась эта капля робкости, некой невинности, как, кажется, не присущая взрослому.       Затушив огонь, Франц неприлично сильно сжал руку Полины. — Пойдем, — немец повел девушку в сторону землянки.       На этот раз он хотел, чтобы все было осознанно, не спонтанно. Молодые люди встали друг напротив друга, Франц прикусил губу и облизнулся, словно изнемогая от жажды. Полина опустила платок с волос, обнажая русую косу. Девушка сбросила одежды, показывая свой стройный стан, на ее лице возникло смущение, даже легкий стыд, ноги сделались ватными, она прикрылась руками, но Франц схватил ее запястья и тут же отвел их прочь. — Не надо, Полина.        Его взгляд скользил по телу юной девушки, он не мог отвести взор от ее молодой, налитой груди, тонкой талии, немного широких бедер, точеных ног. Но в тот момент им не руководила похоть, он лишь любовался. Франц осторожно тронул ее косу, заботливо расплетая, затем поднес к лицу прядь и вдохнул запах ее слегка путаных, пшеничных волос.       Оголив свой торс, а затем и остальное, Франц с переживанием вздохнул. Полина с любопытством рассматривала юное мужское тело, хотя и старалась скрыть это. Он не был щуплым пареньком: отчетливо вырисовывались подкаченные плечи, грудь, торс. Хотя в силу своего скромного воспитания ей было тяжко признавать это, но ей не хотелось уводить взгляд.       Крепко взяв ее хрустальные плечи, немец притянул девчушку к себе. Они почувствовали жар, исходивший от их тел, теперь и вовсе показалось, что они превратились в тот лесной огонь, это самое горячее их объятие. Парень потерся щекой о ее щеку, она блаженно прикрыла глаза. Не спеша, медленными поцелуями Франц стал покрывать ее румяные щечки, виски, носик, ключицы, слегла покусывал шейку, от чего Полина испытывала щекотку. Ее руки упали ему на спину и легкими движениями она гладила его по спине. Франц слился в недолгом поцелуе с Полиной, ее губы слегка опухли, после юноша начал спускаться ниже, продолжая покрывать ласковыми поцелуями ее хрупкое девичье тело: плечи, грудь, живот, внутренняя часть бедра. От поцелуев юная девушка будоражила.       Немец усадил ее на нары и на секунду остановился, чтобы ей посмотреть в лицо. Полина взяла ладонь Франца и прикоснулась к ней устами, что-то шепотом пролепетав. Она легла и парень навис над ней. Стук их сердец звучал в унисон. Вот он, самый долгожданный момент — близость их тел. Где-то ныне воюют советские люди с фашистами, кто-то потерял близких, а у кого-то руки в крови, но сейчас эта жестокость не волновала двух молодых людей. Они были полностью заняты друг другом. И теперь уж для них не существует остального мира, кроме этой землянки, а вокруг темнота, костлявые сосны и ничего, а они вдвоем есть.       Наконец, их тела стали едины, она чуть откинула голову назад, издала еле слышный стон, рука ее зарылась в мягкие волосы немца. Вокруг все будто закружилось в беспорядочном танце. Пальцы Франца сжимали ее бедро, а она в свою очередь держалась за его спину, как за спасательный круг. Они чувствовали каждый сантиметр бархатной кожи друг друга, ощущения будто обострились. Их дыхание заглушило все звуки, что были вокруг. Лица приобрели еще более розоватый оттенок, губы у обоих стали вишневые и набухшие, а тела покрылись красными отметинами от обжигающе сухих поцелуев и покусываний. Юные люди вспотели, и телам было еще легче скользить друг по другу, со лба скатывались капельки пота. Стало невыносимо страстно так, что они перестали замечать холод в землянке, останавливаться не хотелось, да и они даже не думали об этом. Эта влажность еще больше возбуждала их.       Полина чувствовала всю власть немецкого мужчины над собой, еще никогда ей не было так хорошо, под ним она извивалась, как змея. Ее тело будто не принадлежало ей, а неведомая сила, не знакомая девушке, управляла им.       Они полностью отдавали себя друг другу, растворяясь в моменте. На пике Франц чуть закатил глаза от внезапно нахлынувшего удовольствия, которого прежде он не испытывал. Он тяжело задышал и положил голову Полине на грудь, она тонкими пальчиками ласково перебирала его прядки волос. Девушка коснулась устами его макушки. — Polina, meine wunderbare Polina (Полина, моя замечательная Полина). — Молчи, дурный.       Так и заснули эти двое нагие в обнимку, греясь лишь друг об друга.