***
Утром первого же дня спустившись на завтрак, Артём сонным взглядом отыскивает Мейта за одним из столиков. Подходит, делая вид, что он был первым из знакомых, кто попался на глаза Райти, и замечая, как Андрей, тоже завидевший его в толпе, не отрывает от него взгляда. Андрей смотрит как-то уж очень весело и улыбается, не упуская возможности поддеть и кинуть отсылочку: — О, Райти, гутен морген! — Морген гутен, — усмехается в ответ Артём, мгновенно теряя свой максимально безразличный и флегматичный вид. Кивает на место рядом с Иллюмейтом: — Тут не занято? — Нет, нет, тут свободно, садись, — улыбается Андрей. Снова предсказуемо впавший в ступор — как и о чём начать разговор? — Артём предпочитает сосредоточиться на завтраке и не поднимать глаз от тарелки. Поэтому не видит, как внимательно следит за каждым его движением Андрей. — Ты ведь завтра баттлишь? Текст уже выучил? — интересуется Мейт, и Райти почему-то очень хочется соврать, мол, да, конечно же, всё отлично знаю, наизусть, хоть среди ночи вспомнить могу; хотя на самом деле учить пока практически нечего, но признаваться в этом так западло. Вот никогда не западло было на каждом шагу выёбываться тем, что текст чуть ли не в день баттла писал, а сейчас как будто даже стыдно стало. Мейт — какое-то воплощение давно проёбанной совести, посмотрит же с порицанием, ибо сам привык заморачиваться над каждой мелочью, над каждой деталью и вряд ли понимает, как вообще можно иначе. Перфекционист чёртов. Но врать почему-то хочется ещё меньше. — Ну, скажем так, я уже почти в шаге от того, чтобы начать его учить, — как-то невнятно и уклончиво отвечает Артём, потому что слова с трудом подбираются. «В шаге», ага, и этот шаг называется «написать нормальный текст на баттл». — Успеешь? — как будто даже с тревогой спрашивает Мейт. — Да у меня всё под контролем, — отмахивается Селиванов и хочет перевести тему. — У тебя-то что там? Ты же сегодня выступаешь, да? На открытии феста? — Не очень перевёл, но, если начать говорить о чём-то совсем отвлечённом, получится слишком палевно. Естественно, он прекрасно помнит, когда и во сколько выступает Иллюмейт, но зачем-то добавляет напускной небрежности и спрашивает так, будто его совсем не интересует, у кого там и что. Андрей отвечает и с энтузиазмом подхватывает тему: начинает рассказывать о подготовке к фесту и о материале, над которым сейчас работает, мол, «вот это будет хит, потом услышишь — убедишься, я даже сам это готов слушать, прикинь». У него-то, конечно, всё отрепетировано сто раз, выверено и продумано, однако перед выступлением всё равно волнительно. Это Райти вечно выглядит так, будто ему абсолютно всё безразлично, и, даже если парится из-за баттла, умудряется не слишком явно это выдавать: догадаются только те, кто хорошо его знают. Или если сам в твиттере напишешь. Мейт, напротив, не отличается особым хладнокровием, по его поведению, выражению лица и взгляду легко угадываются переживания. И этим он подкупает, и из-за этого Артёму ещё больше хочется следить за всеми изменениями. К ним вскоре подсаживаются другие ребята, и Райти, перестав быть центром внимания Андрея, теряет интерес находиться в этом помещении, быстро расправляется с завтраком и уже собирается уходить, как вдруг Мейт снова обращается к нему и просит подождать пару секунд, чтобы пойти вместе. По пути выясняется, что их поселили через пару номеров друг от друга, и Андрей говорит, чтоб Райти, когда будет выбираться на фест, тоже его подождал. Артёму очень хочется так и поступить, но приходится, извиняясь, объяснить, что на фест он поедет не из отеля, потому что обещал другу встретиться и потусить с ним какое-то время. Очень скоро он действительно уходит из номера и направляется на запланированную встречу, прокручивая в голове утренние события. Что это вообще было? Откуда вдруг столько внимания к его скромной персоне? Разумеется, с Андреем они и раньше были знакомы, иногда перебрасывались парой фраз, но на плодотворное общение это не особо тянуло. Врубать СПГС и докапываться до скрытых мотивов Райти не особо любил — как правило, это ни к чему конкретному не приводило. Надо человеку что-то от тебя? Подойдёт и скажет. Надо тебе что-то выяснить у человека? Иди да спроси. И он спросит, конечно, обязательно спросит, если произойдёт что-нибудь действительно достойное вопросов, а пока отношения выяснять нет смысла. Именно так он для себя решил и попытался выкинуть из головы все мысли на этот счёт — по крайней мере, до фестиваля.***
Андрей, конечно, к поспешным выводам не склонен. Не считать же в самом деле, что человек специально тебя продинамил, если по стечению обстоятельств ему пришлось тебе ответить отказом на совершенно несущественный вопрос. У Коновалова оставалось часа полтора свободного времени, и он, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным, погрузился в свои мысли, продумывая план дальнейших действий. Дело в том, что, в отличие от Артёма, он сравнительно недавно узнал, кто именно является его соулмейтом. Строчка — да даже не строчка, а две, чуть ли не целое ебаное сочинение — проявившаяся на его теле, никогда не вызывала у Андрея не то что каких-то светлых надежд, но и в принципе любых положительных эмоций. Абсолютно нелепая, глупая, да к тому же неприличная фраза заставляла ненавидеть этого неизвестного соулмейта хотя бы уже из-за того, что он, долбоёб такой, вообще существует, да ещё и пишет подобную ебаназию. Андрей, которому свойственно было переживать по любому поводу и ко всему относиться очень серьёзно, первое время после проявления строчки натурально драматизировал ситуацию и накрутил себя чуть ли не до состояния депрессии. Потом, когда уже смирился и забил, даже смешно было вспоминать об этом. Правда, решение он принял твёрдое: никаких серьёзных отношений. На черта оно надо? Нет, нет и ещё раз нет. Лучше уж никаких отношений и никаких соулмейтов, чем идиот с таким примитивным юмором и мозгами, как у ракушки. Именно с такой категоричностью рассуждал на этот счёт Андрей. В том, что его родственная душа — именно «идиот», а не «идиотка», то есть парень, сомнений, судя по фразе, возникнуть не могло никаких. Мейт предпочитал по жизни искать во всём позитивные стороны и не опускать руки, а в ситуации с отведённой ему строчкой эти позитивные стороны замечались сразу: этот позор красовался хотя бы не на видном месте. И со временем действительно удалось как-то намного спокойнее относиться к существованию злополучной надписи, а если кто докопается с вопросами — врать, что, мол, не проявилась, редкий случай, почти уникальный, или читать лекцию об уважении к границам личного пространства — выбирай, что называется, по настроению. Иногда после особо навязчивых попыток сунуть нос в личную жизнь его действительно злость брала, он даже пару раз думал о том, чтобы пойти и вывести чёртову надпись. Но идея отмелась сама собой ещё на стадии зарождения, сразу как только Мейт подумал, что придётся кому-то показаться с этой хернёй. Он уже давно перестал оценивать каких бы то ни было людей как потенциальных соулмейтов, всматриваться и вслушиваться, давно забил и забыл о том, что где-то есть эта нелепая строчка, когда вдруг услышал её. Озвученную в интро одного из баттлов третьего сезона фрешблада парнем с никнеймом Райтраун. Вот этим самым парнем со Slovo Moscow, с флегматичной и немножко пафосной подачей, который всегда казался ему интересным и местами забавным, а в тех немногочисленных завязавшихся разговорах отводил взгляд и мило улыбался, пытаясь глупо шутить. Конечно, Андрей знает этого парня, он помнит, что его всегда тянуло к Артёму, но он не придавал этому какого бы то ни было значения. Когда-то было закрадывалась мысль выяснить, что у того за строчка: слышал, что судьбу можно обмануть, построив отношения не с предназначенным тебе соулмейтом, а с кем-то, у кого никакой строчки вовсе нет. Но спрашивать об этом показалось затеей не из лучших, как только Андрей вспомнил, что сам отчитывал при нём кого-то за подобный вопрос. Тогда он почти отбросил эти мысли. И вот теперь вдруг он слышит на видео это грёбаное «гутен морген» вместе с продолжением и этой уёбищной рифмой. — Достаточно ярко? — спрашивает Райти в интро, стоя с абсолютно невозмутимым видом под чей-то дикий ржач на фоне. Самодовольно усмехается и представляется уже нормально: — Райтраун, Москва. Но Андрей уже не слушает, у Андрея в голове только что, кажется, целый мир разбился вдребезги, а потом склеился, как по кинцуги, или, если даже не мир, то как минимум образ. Образ, который он представлял для своего потенциального соулмейта, был куда хуже и печальнее, чем оказался в действительности, и такой исход не мог не воодушевлять. «Ну конечно! Мой соулмейт не мог оказаться примитивным и тупым, просто не мог», — делает мгновенно вывод Коновалов, ведь он знает Райти, он знает, что парень не глупый, хотя и любит время от времени вытворить какую-нибудь совершенно неадекватную и нелепую вещь. От наивных и полных энтузиазма мыслей нужно было перейти к действиям — это тоже Мейт решил практически сразу. Прокручивая все их диалоги, встречи, обрывки фраз, приходил к выводу, что вероятность ошибки стремится к нулю. Фестиваль, на который пригласили их обоих, подвернулся очень кстати. Андрей — настоящий стратег, привыкший всё продумывать до мельчайших деталей, уже обзавёлся чуть ли не целым планом дальнейших действий, еле успевая попутно готовиться к фесту и заниматься новым материалом. Трудно вышлифовывать тексты, когда голова забита другим, все приоритеты летят к чертям, что заставляет злиться и сетовать на нехватку времени. …Андрей откинулся на спинку кресла в номере, прикрыл глаза на пару секунд, а после стал собираться, чтобы вскоре выехать на фест. Сейчас нужно просто сконцентрироваться на том, что действительно важно в данный момент: на предстоящем выступлении.***
Артём проёбывает открытие феста и едва успевает к выступлению Андрея. Он думает: хорошо, что в этот раз Мейта позвали треки исполнять, а не баттлить, хорошо, что он вообще ушёл из баттлов — никаких очередных проёбов и разочарований. Что касается него самого — его радовал тот факт, что баттлы на фестивале не судятся. Райти не отличается большой ответственностью даже тогда, когда баттл оценивает жюри, а на подобных мероприятиях мысль забить на подготовку становится уж очень навязчивой. После ивента Андрей подходит к нему, интересуется: ну, как впечатления? Райти говорит, мол, заебись, хвалит его выступление, конечно же. — Ты сейчас в отель? — Да, — кивает Артём, хлопая себя по карманам в поисках телефона. Останавливается, пройдя каких-то полшага, и явно пытается что-то вспомнить. — Бля-ять. — Всё в порядке? — Да я, кажется, у кореша телефон забыл, теперь придётся мотаться в другой конец города, у меня в телефоне текст на завтрашний баттл, а я его не сказать, чтобы хорошо помнил. Виновато пожимает плечами и думает, что ебал он такие диалоги, такие стечения обстоятельств и вообще весь этот фестиваль тоже ебал. Мейт в своём стиле выдаёт что-то типа «Э-эх, ну как же ты так?», сочувственно хлопает по плечу и, пожелав удачи, уходит.***
Селиванов едет в какие-то ебеня, чтобы несколько часов до позднего вечера прождать друга под дверью, выслушать вагон подъёбок и наконец вернуть драгоценный смартфон. Когда Артём приходит на остановку, выясняется, что последний автобус уже ушёл, ближайший только утром, а телефон оказывается разряженным, да и денег на такси нет. Возвращаться и занимать у бухого друга — тоже сомнительный аттракцион, тот наверняка уже завалился спать. Приходится идти до отеля пешком, благо, хоть дорогу он знает. Райти думает, что хуже точно уже не будет, но этот день, видимо, претендует на рекорд по неудачам: угорает над бедолагой раскатами грома, щедро орошая проливным дождём. Наконец добравшись до места назначения, Артём пытается открыть дверь номера, воюя с ключом в почти полной темноте (свет с какого-то хера так и не включился). Слышит, как в конце коридора открывается дверь, оттуда выходит кто-то из соседей и тихо кашляет, пытаясь привлечь к себе внимание. Сейчас ещё не хватало выслушать чьё-нибудь нытьё: чего, мол, ходишь тут среди ночи и спать всем мешаешь, — думает Райти. Но, оборачиваясь на звук, он видит перед собой Андрея. — Всё нормально? — спрашивает тот и светит перед собой фонариком от телефона. Смотрит так удивлённо и заинтересованно. — Да пиздец, — лениво отмахивается Райти и в двух словах объясняет, какого чёрта потратил столько времени на то, чтобы тупо забрать телефон из дома друга. Мейт улыбается, но как-то по-доброму, не подкалывает и не смеётся. Вздыхает и переминается с ноги на ногу, соображая, что говорить дальше. Он был недоволен тем, что все планы накрылись к чертям, и это недовольство сейчас так и подстёгивало действовать. Андрей видит, что Райти вот уже собирается попрощаться и скрыться за дверью, и вдруг выдаёт первую же хуйню, пришедшую в голову: — Хочешь — заходи, погрею. Райти думает, что разговор заходит в какой-то неприкрытый флирт. Райти думает, что ему, видимо, просто так кажется, что нефиг искать двойные смыслы и что он услышал это явно как-то не так, как должно было быть. Осознаёт, что завис на несколько долгих секунд, и действительно пытается выглядеть так, как будто не понимает, что происходит. — Окей, я только… — Ещё не поздно слиться в третий раз, — невольно вырывается у Андрея. В голове проносится: «Блять, что я несу?», пальцы сжимают за спиной дверную ручку, и он мысленно благодарит темноту коридоров за то, что сейчас не видно цвет его щёк. Райти обезоруживающе усмехается. — Пять минут, — поднимает ладонь, жестом показывая эти самые «пять минут», — мне переодеться нужно во что-нибудь… сухое, — объясняет он, напоминая о том, что вообще-то только недавно попал под ливень. Мейт кивает, виновато закусывая губу, и, дождавшись, пока собеседник скроется за дверью, шумно выдыхает. Мысленно спрашивает самого себя, что это, блять, вообще было, и плетётся в номер. Не хочет думать о том, что Селиванов вполне может сейчас действительно слиться. Но проходит минут пять — и Артём показывается на пороге. Когда в руках у Андрея оказывается бутылка вина, Райти даже не особо удивляется, учитывая все странности этого вечера. Замечает про себя, что, наверное, если Мейту со всем его образом и бухать алкоголь, то именно грёбаное вино. «А, значит, вот как ты собрался греться?» Мейт разливает алкоголь по двум бокалам, протягивает ему один и спешит сделать глоток. Бросает взгляд какой-то взволнованный, что ли. Артёму хочется разрядить обстановку, сказать что-нибудь забавное, и он озвучивает первую пришедшую в голову шутку: — Сейчас какой-нибудь шот гейм будет, да? — Кивает с улыбкой на бокал с вином. Чёрт, в голове это звучало забавнее, а вслух почти обидно. Иллюмейт чуть ли не давится содержимым бокала. — Нет, — возражает он буквально через секунду. — Нет конечно. Я на самом деле… Практически ненавидит себя в этот момент за внезапную неспособность нормально сформулировать мысль. Как хорошо, что из освещения в комнате сейчас только лампа у кровати — щёки горят, а полумрак хоть немного это скрывает. — Успокойся, это ведь была просто шутка, окей? — приходит на помощь Райти. — Что ты хотел сказать? Мейт резко моргает — в мыслях ещё раз отмечает, как же сам себя сейчас бесит — делает глубокий вдох, поднимает взгляд на Артёма и видит в его глазах такую успокаивающую лояльность ко всему, что бы он сейчас ни сказал. Забирается, подогнув ноги под себя, на кровать, на краю которой они сидят, и начинает объяснять затею, которая раньше не казалась такой нелепой, как теперь: — Я просто подумал: чтобы диалог шёл без пауз и провисаний, можно вот так поступить… В общем, смотри, допустим, я называю какой-то факт о себе — не очевидный, не общеизвестный. Если ты говоришь, что с тобой происходило такое же — пьём оба, если нет — пьёт только тот, кто называет факт. И так по очереди, вот. При объяснении Андрей активно жестикулирует и часто моргает — так волнуется. Райти слушает, чуть наклонив голову, ему почему-то слишком спокойно при виде такого переживательного Мейта, как бы неправильно это ни было. Вращает в руках бокал с недопитым вином и легко соглашается: — Окей, могу даже начать. Андрей кивает с благодарной улыбкой. И диалог действительно идёт лучше: алкоголь и доверительная обстановка способствуют. Мейт больше не волнуется, он улыбается, смеётся — Артём невольно залипает на него, пару раз даже проёбывая момент, когда нужно что-то говорить. Но это беседу не останавливает. До тех пор, пока Райти не замечает: — У меня уже закончились более-менее адекватные факты о себе, и у нас закончилось вино — теперь тебе нужно придумать что-то новое? Он перемещается, чтобы отставить пустой бокал и сесть ещё ближе к Андрею. Теперь это уже даже не расстояние вытянутой руки. — Я придумал, — говорит Мейт, глядя в глаза. И Райти точно не знает, то ли его от этого взгляда так ведёт, то ли от выпитого алкоголя. — Тём, правда или действие? — Бля-ять, а вот это стрёмная хуйня, — смеётся Артём, — в своё время из-за неё столько позорных вещей совершали. У Мейта взгляд человека, который что-то явно задумал. «Чего ты не можешь спросить у меня без этих глупых манипуляций?» — мысленно спрашивает Селиванов, но сдаётся. — Пускай «правда». Мейт закусывает нижнюю губу — и Райти точно знает, что ведёт его вовсе не от алкоголя. Андрей делает глубокий вдох и задаёт свой вопрос: — Какая у тебя строчка? — Бля, а ещё можно «действие» выбрать? И чёрт знает, почему он так идёт на попятную, если ещё секунду назад, произнося «правда», был готов всю правду и выложить, обо всём, что вообще происходит, от начала до конца. Сейчас, когда кажется, что всё уже понятно, откуда-то приходят сомнения — и говорить, что это его строчка, становится внезапно стрёмно. У Мейта что-то внутри будто срывается и падает вниз, но он всеми силами старается не подавать виду, как ни в чём не бывало усмехается и со слишком явной дрожью в голосе пытается поддеть: — Думаешь, я не смогу придумать какой-нибудь ебанутый трэш на «действие»? Сейчас скажу какую-нибудь хуйню по типу «поцеловать парня» — будешь назад отменять, типа, «не, всё-таки лучше выберу правду»? — Принимается. — Что? Он и правда даже среагировать не успевает на то, как быстро всё происходит: Артём оказывается ещё ближе и касается его губ своими. Мейт отвечает сразу же, не думая, не сомневаясь. Его трясёт от волнения, и Райти, немного отстраняясь и смотря в глаза, думает, что не стоило так доводить его, надо было уже давно всё сказать прямо, а не запутывать друг друга так глупо. Андрей подаётся вперёд и вовлекает в новый поцелуй. — Постой. — Райти отодвигается и стаскивает с себя футболку. — Ты хотел увидеть строчку. Мейт видит — красивые ровные буквы чуть пониже ключицы, приближается, затаив дыхание, чтобы разобрать слова, тянет руку и касается надписи. — Помнишь её? — спрашивает Артём. Ответа от такого ошарашенного Мейта ждать не стоит: тот просто переводит взгляд то на парня, то на строчку, выведенную под ключицей, и снова начинает часто моргать. Артём по памяти шёпотом проговаривает строчки старого трека:Я курил, выпускал дым, Вдалеке горизонт где-то там плыл. Ветер щекотал зонты. Чайки, не стесняясь, переходили на «ты». А асфальт ежесекундно серел. Дерзать — или держать всё в себе?
Главную строчку Мейт шепчет вместе с ним, осознавая наконец в полной мере происходящее. Райти аккуратно касается пальцами его щеки.Я не решил. Но воплям сирен предпочитаю смиренье тиши. Понимаешь, о чем я? High five.
Отводит руку Андрея в сторону, переплетая его пальцы со своими. Оказывается снова невероятно близко, чувствуя на губах горячее сбивчивое дыхание.Ты ловил сигналы мои — wi-fi. Но хотелось иного. Так сильно. Но хотелось иного. Тактильно Ощущать это всё, ощущать этот кайф.
Расстёгивает пуговицы на рубашке Андрея, прижимает его к себе, шепчет на ухо и в шею, задевая кожу губами. Проводит пальцами по спине вдоль позвоночника и чувствует, как по его телу прокатывается волна дрожи. Слух улавливает тихий полустон.Я согласен с M.O.P. — you as cold as ice.
И, чёрт возьми, правда согласен, тысячу раз был согласен, и Мейт казался настолько недоступным и недосягаемым. Сейчас другой, теперь Артём чувствует, что он ведёт, ему позволяют вести, и от этого просто крышу срывает.Но главное, знай: Представляю тебя, when I close my eyes.
Произносит это, глядя прямо в глаза, и целует. Аккуратно укладывает на спину и нависает над ним. — Это было так давно, — говорит Мейт, имея в виду, конечно же, трек. — Какой это год? — 2012, кажется, — усмехается Артём. — Пять лет. Всё это время ты знал, что это я?.. — Три года, — возражает Райти в промежутках между поцелуями в шею. — Сначала я не знал об этой песне. — То есть ты мог сказать уже три года назад? — Сфокусироваться на этой мысли сложно, а слова даются всё труднее. Артём поднимает на него взгляд: — Я не мог быть ни в чём уверен. И спускается всё ниже. — Почти ненавижу тебя, — рвано выдыхает Мейт, обвивая его шею руками и запрокидывая голову. Он, может, даже попытался бы обидеться за эти три года, но сейчас совсем не до этого, сейчас он почти теряет связь с реальностью, переходя на тихие стоны. Но Райти слишком внезапно отстраняется и, снова нависая над ним, смотрит очень серьёзно. — Я правда не мог знать, есть ли у тебя моя фраза. Всякое ведь бывает. Кстати, она же есть? Андрей только теперь понимает, как же зря он этот разговор начал. Он даже думать забыл про свою грёбаную строчку. Как теперь всё объяснять? А Райти тем временем отстраняется дальше и окидывает его взглядом. — Да есть она, конечно, — неуверенно говорит Мейт. — И? Что там? Она вообще точно моя? — Да блять, точно. — Тогда почему сам не сказал раньше? — Ты её только пару месяцев назад… выдал. — А, то есть уже выдал? — переспрашивает Райти, прикидывая, что там могло быть пару месяцев назад. Баттл на Версусе? — Ты долбоёб, Тём, — раздражается Мейт, пытаясь за этим скрыть смущение. — Это ещё почему? — Да потому что думать надо, прежде чем свою стёбную хуету писать. — Выглядит он сейчас очень забавно: почти детская обида, сведённые брови и румянец на щеках. Артёму сейчас не до этого немного: на ум приходит догадка. Какая там ещё «стёбная хуета» могла быть в пределах полугода? Вариантов совсем не много, если исключить баттлы. Да и строчка там была по сути-то всего одна. — Только не говори, что… Бля, нет, серьёзно что ли? Вот эта херня с «гутен морген»? Ты же сам меня за эту фразу подъёбывал. По голосу слышно, что вот-вот сорвётся и заржёт, и тогда уже Андрей всерьёз будет обижаться, в этом никаких сомнений. Но, чёрт, ситуация ведь и правда смешная, и он ничего не может с собой поделать. Падает на спину рядом с Мейтом и мысленно старается убедить себя быть серьёзнее — нет, ни хрена не работает. — Да ка-а-ак такое возможно вообще, ё-ё-ёбаный пиздец, — через смех выдавливает из себя единственный на данный момент возможный комментарий. Андрей ожидаемо отворачивается, обиженно одёргивая полу рубашки и уже начиная загоняться. Артём на самом деле вполне себе понимает, что не должен этого сейчас допустить, поэтому, как только ему удаётся успокоиться, он придвигается ближе к Мейту, обнимает со спины и, несмотря на слабые попытки сопротивления, удерживает рядом. — Прости, — мягкий шёпот. — Ну прости, что я у тебя такой долбоёб. — Пара коротких поцелуев в висок и щёку. Андрею правда сложно обижаться на него больше минуты, он поворачивает голову и смотрит всё ещё недоверчиво, закусывая губу. — Не обижайся. Всё хорошо, так бывает. Правда, всё хорошо. — Целует, аккуратно проводя большим пальцем по щеке. Чёрт, так определённо бывает: дурацкие строчки, дурацкие ситуации, не он первый оказывается в такой. Ведь могло быть хуже. — Главное же, что совпало, верно? Мейт кивает. Главное, что совпало, а значит, они действительно родственные души, а значит, дальше всё будет в порядке. Всё остальное решаемо. — Ты бы всё равно увидел, если бы зашло дальше, — говорит Мейт. — Прям вот так? — Артём резко поднимается и практически садится на его бёдра, наклоняясь и глядя очень подозрительным взглядом. — То есть цитатка где-то примерно на упомянутом в ней месте, так, что ли? Андрей снова начинает забавно смущаться, отводить взгляд и кусать губы. — Н-ну, не совсем прям на месте, но… Он дёргается, потому что руки Артёма скользят вниз и останавливаются на пуговице джинсов. — Позволишь? Андрею ужасно неловко, но он понимает, что глупо было бы продолжать ломаться, невозможно же будет вести себя так вечно. Он пару раз быстро кивает, зажмурившись. Сжимает в пальцах покрывало на кровати и старается не опускать взгляда — пялится даже не в потолок, а куда-то на стену за кроватью. Он снова дёргается, пытаясь свести ноги, когда слышит тихий смешок, который Артёму так и не удалось сдержать, но тот не позволяет ему закрыться. Строчки мелкими буквами выведены вверху на ноге, на внутренней стороне и практически на сгибе. Артёму странно противоречиво с этого: с одной стороны, вот оно, подтверждение, что этот человек — твой, тебе предназначенный, с другой стороны сама ситуация нелепая, глупая и смешная, кажется, но для Мейта скорее ужасно обидная и неловкая, и Артёму хочется сделать что-то, чтобы он не чувствовал себя так напряжённо. Он наклоняется и касается букв губами, проводит языком, и Андрей давится вздохом, прогибаясь в спине. И больше не хочет обижаться-стесняться-загоняться, только подаваться навстречу прикосновениям губ и пальцев.***
Потом, прижимаясь к своему соулмейту, пока тот гладит его по голове, пропуская между пальцев отросшие пушистые волосы, он признается: — Тём. Я рад, что это оказался именно ты. И в ответ услышит очень тихо, шёпотом на ухо обнадёживающие и успокаивающие глупости, которые так нужны порой столь сложному и ранимому парню, как Мейт.