Divina Commedia

Вдохни. Неторопливо. Слышишь неровное биение своего сердца? Подобно старым часам, оно продолжает свой ход по привычке, неохотно, пока шестерни не сотрутся безвозвратно и тишина заполонит пространство и время. Сколько лет прошло с тех пор, как этот звук начал гаснуть? Ты и не знаешь. Ты вовсе перестал его слушать. Есть ли во всем мире что-то, способное еще взволновать тебя? Не встревожить, нет, взволновать. Когда идешь по улице, подними голову. Посмотри в небо. На верхушки деревьев и ржавеющие головы фонарей. Попробуй сосчитать звезды, увидеть в грозовых тучах дракона, угадать, которая из двух птиц скроется за перекрестком быстрее. Когда в последний раз ты делал это? Как часто ты замечаешь что-то, кроме грязи под ногами да суетливых сограждан с постными лицами, толкущихся в этой грязи? Ты еще помнишь, как в детстве, твой взгляд все время устремлялся ввысь, туда, откуда взирают на землю лишь облака? Почему ты больше туда не смотришь? Чьего укоризненного взгляда стараешься избежать? Давно ли слышал ты птичьи трели? Июньским утром, когда нет еще семи, после ночного дождя, как славно заливаются соловьи в густых кронах тополей напротив кухонного окна, распахнутого настежь. Смех первого друга, бегущего за твоим велосипедом по еще не высохшему асфальту, шуршание виниловых пластинок, голос дедушки, читающего вместе с тобой энциклопедию про лошадей. Ты помнишь? Воспоминания - все, что тебе осталось. Куда ты прячешь их? Почему? Тебе больно оттого, что больше неспособен чувствовать столь же ярко, или стыдно за то, во что превратился? Нет ничего на свете уродливее двуличия. Иронично. Ты стал буквально всем, что так яростно презирал, будучи юным. Думаешь, тебе по-прежнему присуща невинность? Правда ли, что есть еще нетронутый чистый свет в потемках твоей загнивающей души? Оглянись. Твоя жизнь похожа на грошовую пьесу: бездарная постановка в театре одного актера. Пестрящие убогостью наряды, растекшийся по лицу грим, как можно больше блестящей мишуры, чтобы скрыть обветшалую сцену, - все публике на потеху. Чудовищная безвкусица. Бестактные люди врываются на сцену. Сменяющие друг друга уродливые декорации, девять раз по кругу и снова. Фарс. Фальшивящая скрипка - подходящий аккомпанемент. Отовсюду слышны лишь насмешки, да осуждающий шепот. Ложа пуста. Верховный судья представления не явился. Ты продолжаешь жалкие потуги. Происходящее сюрреалистично. То, что ты чувствуешь, похоже на морскую болезнь: тошнота подкатывает к горлу с новой силой каждый раз, как раскрываешь рот. И лекарства от этого нет, его еще не изобрели. Даже суфлер молчит. Он не подскажет нужную реплику, потому что любые старания бессмысленны - постановка была провальной еще до первого звонка. Страх липким холодом расползается под кожей. Ты не справляешься. Кто и зачем придумал этот театр? Или цирк? Или же гладиаторскую арену? Кто тот загадочный Меценат, для которого всегда пустует ложа, и чей лик никто доселе не видел? В душе ты подозреваешь, наверное, что нет ни зрителей, ни даже зала, ни тем более Верховного судьи, - лишь равнодушие. Насмешки - не более, чем галлюцинации, а вокруг пустота. Ты закрываешь глаза. Выдохни. Равномерно, почти бесшумно. Разомкни веки. Видишь мерцание? Подойди ближе. Присмотрись. Поверхность ровнее, чем водная гладь в безветренный день. Единственный критик смотрит на тебя усталыми глазами, и в них ты видишь сцену, партер, переполненный зеваками, и Покровителя, что молча восседает в ложе. Он снисходительно улыбается, и ты, наконец, понимаешь. Поклон. Занавес.