Песчаный замок, карточный домик

Если бы Ханамия умел рисовать, он изобразил бы дом, или замок, как олицетворение непобедимой империи. Место, где можно не просто хорошо поразвлечься; где все идет так, как нужно, ничто не бесит и всегда есть уверенность в завтрашнем дне. Если бы Киеши умел рисовать, он набросал бы знакомое лицо — несколькими штрихами, но так, что не узнать было бы невозможно. Если бы Ханамия умел строить, он возвел бы свою крепость. Туда никому не было бы ходу — он бы остался один и мог бы единолично решать, как все будет дальше, мог бы вершить судьбы миров, если потребуется, — не выходя на белый свет. Если бы Киеши умел разрушать, он пробил бы стену, которую видит вокруг одного человека — невооруженным глазом. Со временем Ханамия учится строить, пусть не идеальную крепость, а среду, где он чувствует себя императором — уже немало, а потом приходит Киеши, и крепость Ханамии оказывается не более прочной, чем карточный домик. Киеши вторгается в жизнь Ханамии так же, как позже — в его тело, вламывается без приглашения, с ненужной силой, и рушит, уничтожает, не оставляет камня на камне; это невозможно остановить, это как стихия, будто волны, смывающие песчаный замок, построенный ребенком. Ханамия ненавидит Киеши, и с каждым днем все сильнее, пока не понимает, что рядом с ним все идет как нужно, и больше ничего не раздражает — кроме самого Киеши. Образ Киеши впечатался в память намертво — нет нужды рисовать, и против этого Ханамия бессилен. Он больше никогда не будет один — даже если уедет в другую страну, убежит сломя голову; даже если Киеши умрет. Слишком тесная связь.