Sadomasochism

— Как ты меня уже достал, — кулак прилетает Киму прямо в нос, из которого тут же заструилась горячая кровь. «А вот и оно. Наш малыш начинает выходить из себя» — внутренне ликовал старший. На лице расплывается квадратная улыбка, и она бы казалась Чону самой милой вещью на земле, если бы не была обагрена кровью. Комната заполняется заливистым смехом Тэхёна, который по привычке пробует на вкус багровую жидкость, а затем сплевывает прямо в ноги младшему. Чонгук криво ухмыляется, стараясь не поддаваться на провокацию, но каждый гребаный раз на одни и те же грабли! И каждый раз хён получает свое, выводя младшенького снова и снова. Просто он кайфует от сдавливающей горло кисти или же от врывающегося в него без подготовки Чонгукова члена. «Ужас» — скажите вы, но он не выбирал себе такую жизнь точно так же, как Чонгук не выбирал свою. Этим двоим уже ничто не поможет, поэтому они позволяют себе тонуть в своих слабостях, растворяясь без остатка. Тэхён выжидает, когда же дикий зверь вырвется наружу; он знает все слабые места младшенького, на которые умело жмет, словно пианист по клавишам. И Чонгук поддается, стискивая зубы до скрипа, стягивает тугую ткань джинс, высвобождая колом стоящий член. Но это еще не все — Киму этого было недостаточно. — Ну давай же, привнеси в свою жизнь хоть капельку смысла и порадуй меня, — старшенький вызывающе подбивает макне под подбородок. Кровь вскипает в жилах, от чего Чон машинально сжимает руку в кулак. Да с такой дурью, что ногти впиваются в нежную кожу ладоней, оставляя после себя заполняющиеся багровой жидкостью полумесяцы. Снова удар и хён так удачно приземляется в коленно-локтевую, оттопыривая при этом задницу. А это уже действует на Чона как спусковой крючок. Парень одним движением сдирает с хёна широкие брюки и наконец доставляет ему желанное и сладкое чувство наполненности вперемешку с долгожданной порцией боли. Гук хватает его за загривок, выгибая дугой до хруста в позвоночнике, но на лице старшего нет и тени дискомфорта, скорее наоборот, тот расплывается в полуулыбке-полуоскале, чувствуя жгучую боль в заднице. Макне это ненавидит, ненавидит, потому что знает, что он всего лишь игрушка в умелых руках кукловода. Он всегда приходит и получает то, что ему нужно, совершенно не задумываясь о том, чего желает мелкий. Чонгуку это уже давно не приносит морального удовлетворения. Логично, ведь о какой морали вообще может идти речь? Он просто инструмент и весь смысл его существования — грубо вытрахивать из хёна душу, когда и где бы он не захотел. Каждый раз, макне клянется сам себе, что это последний. Он желает сохранить хотя бы обрывки своей измученной любви. Но от мысли о том, что он снова сдался — воротит. Слабый. Может будь он чуточку сильнее, Тэхён хотя бы считался с его чувствами? Быстрые толчки превращаются в рывки, наконец вырывающие из хёна хриплые, сдавленные стоны. Самобичевание Чона старшему только на руку. — Сука, — срывается с уст макне, ведь он снова сдался, опять все по накатанной. Властная рука перемещается с загривка на Тэхёнову шею, грубо сжимая. Только бы заткнуть старшего и не слышать его победоносные выкрики. А Тэхён в этот момент блаженно спускает на пол и соскакивает с требующего разрядки члена макне, так и не доведя дело до конца. Сломлен. Чёртово сердце, почему ему нельзя указывать кого любить? Младший бы навсегда запечатал свои чувства за семью замками и выбросил бы ключи. Ведь единственное, что любит Ким — боль. Тэхён лениво натягивает брюки, все еще до конца не отойдя от ошеломительного оргазма. А потом подходит к Чону, чтобы как последнюю шлюху пошлепать по щеке. Как бы без слов благодаря за работу. Кто сказал, что доминант тот, кто трахает? Ким никогда не позволит себе сломаться окончательно, что не скажешь о Чоне, чьи чёрные омуты заволакивает пеленой, а пульсирующий член безустанно напоминает о проигрыше. Тэхён уходит даже не оглянувшись, оставляя мелкого наедине с пожирающими мыслями. Вспыхнувший в глазах огонёк злости наконец погас.