Ты мой Соулмейт?

— Чимин! Нет! Нет, нет, нет! Я его не брошу! — со слезами на глазах вырывается Юнги, из крепкой хватки друга. Чимин. Его Чимин сейчас лежит еле дыша, когда то светлые розовые волосы испачканы в грязи, пухлые губки сейчас бледные и совсем безжизненные, а колени, что были и так худощавы, истёрты до костей. Его Чимина укусил заражённый, и по воле ПОРОКА, его Чимин оказался не имунным. Его Чимин, что буквально неделю назад прижимался к нему в пустыне, шептал что скоро все будет хорошо и они будут вместе, сейчас лежит полу мёртвый. Юнги наконец вырывается из крепкой хватки, бежит к Паку, падает перед тельцем парня на колени, обнимает за плечи, параллельно снимая темно-синюю куртку. Тонкие ручки Чимина покрылись чёрными венами, в когда-то янтарных, детских глазах совсем нет белков, они залиты чёрным цветом. — Юнги~хён... — усмехается Чимин, беря возлюбленного за руку. — Тебе нужно бежать. Я долго не протяну, лекарство не успеет подействовать. Беги, хён. У вас целый самолёт здоровых людей, которым вы нужны. Вот, возьми, — мальчишка вкладывает в руку старшего небольшую баночку на цепочке, целуя руку. — Прочитай, когда соскучаешься. — Чимин... Я.. Я... Я так не могу! Я останусь с тобой, если надо сам умру... — плачет в куртку Пака, Юнги, сжимая в руках баночку. — Ты должен, Юнги~хён. Ты сделаешь это, если любишь меня. — Чимин запрокидывает голову назад, чувствуя как что-то вязкое течёт по венам, заполняя каждую клеточку. Лицо парнишки стало уже почти синим, а глаза безжизненно смотрели в чёрное небо, затянутое тучами, и языками пламени от пожара. — Прощай, Хён... Я люблю тебя. Ты стала для меня миром, и я хоть и не помню ничего, до такого как попал в лабиринт, но моя жизнь была замечательной, вместе с тобой. Даже то, как мы спаслись от шизов. — Пак выпускает в воздух облако пара. Когда то яркие, невинные глаза в последний раз закрылись, и Юнги понимает что это конец. Конец мира, под названием Пак Чимин. Конец маленького, невинного парнишки что был как лучик света, в жизни Юнги. Мальчишка, что пережил слишком много, для обычного подростка. Мин на ватных ногах поднимается на колени, поднимает голову Чимина прикасается своими, сухими губами, к холодным почерневшим губам своего малыша, целует безжизненные куски кожи, отпускает костлявые запястья, на которых все ещё виден рисунок солнца, что они с Юнги нарисовали буквально вчера. Тогда Мин думал о солнце. Думал как они спасутся, с Чимином лягут на берегу чистого моря, держась за руки, и буду смотреть на солнце. Но все оборвалось. Юнги встаёт на ноги, вешает "подарок" на шею, и плетется к Намджуну, что сам стоит со слезами на глазах. Дальше все идёт обрывками. Намджун, даржащий его за плечо, светлое помещение самолёта, как садится на пол, опираясь спиной и стену, сжимая в руках подвеску. Так он просидел около часа, изредка утирая слезы рукавом куртки. Пару раз к нему садился Джин, спрашивал дать ли ему воды, или что нибудь поесть, на что Юнги отвечал: "Верни мне моего Чимина. Большего и я просить не смею", и снова закидывая голову назад, закрывал глаза и старался ни о чем не думать. Мин резким движением сорвал с себя цепочку, неумело, трясущимися руками открыл баночку, доставая оттуда лист. Юнги внимательно вчитывался в каждое слово, выведенное красивым почерком младшего, и все сильнее чувствовал, как глаза наполняются влагой, а уголки неприятно жжёт. "— Дорогой Юнги~хён, это, похоже, мое первое письмо, естественно, я не помню писал ли я их до Лабиринта. Но даже если оно не первое, скорее всего оно будет последним. Главное, знай: я не боюсь, смерти, по крайней мере. Страшно забывать, я теряю себя из-за вируса и это меня пугает. Мелочи, например, как изумительно солнце освещало Глэйд в момент перед тем, как оно скрывалось за стенами, и как мы лежали на траве, в лесу, лениво целовались и наблюдали за жуками. Вспоминается вкус рагу Тэхёна, я и не думал, что буду так по нему скучать. И я вспоминаю тебя, как ты помог мне, после лифта. В тот момент, когда ты побежал в Лабиринт, я понял, что пойду за тобой куда угодно. И я пошел, как и все мы. И я прошел бы через все это снова и не стал бы ничего менять. Я надеюсь, что вспоминая все это много лет спустя, ты сможешь сказать тоже самое. Будущее теперь зависит от тебя, Юнги. И я знаю, что ты найдешь верное решение, как всегда. Пожалуйста, береги всех ребят и береги себя. Ты достоин счастья. Спасибо, что был со мной все это время. Я правда очень сильно люблю тебя. Прощай, мой любимый, и единственный хён. Чимин." Юнги вчитывался в каждую строчку по 10 раз, выглядывая в них какой-то скрытый смысл, которого в принцепи там не было. Чимин написал это письмо от души, от чистого сердца. Наконец дочитав , он сложил лист обратно в баночку, и сжимая ту в руке подошёл к зеркалу. Теперь уже белые волосы, впалые щёки, красные от слез глаза, потрёпанная военная одежда. Темно синие штаны, из грубой ткани, такая же синяя футболка, впрочем, так был одет каждый из них. Чем дольше Мин стоял у стекла, тем больше он видел в нем не себя, а Чимина. Его пухлые щёчки, яркие карие глаза, нежно-розовые волосы, и вспоминал как ему идёт эта одежда. Как красиво на нем смотрится мешковатый стиль. Опустив взгляд на руку он увидел рисуночек солнца, на том же месте он был у Чимина. Они нарисовали два солнышка. Ещё раз прокручивая слова Пака из письма он смотрит в зеркало, и тихо говорит себе: — Будущее за тобой Юнги. Сделай так, чтобы Чимин гордился тобой. Я никогда не забуду тебя, моя розовая плюшка. Я сделаю все, чтобы там, на небесах ты гордился мной, чтобы ты знал, что твой Соулмейт—тот, кого ты так искренне полюбил.