Рыбий ребенок

– Аморе. Ребенок уставился на мать желтыми глазами. – Сиди тихо, Аморе, – она погладила его по голове. – Тебя не тронут. Он кивнул, будто понимая. Странный ребенок, он похож на своего отца, самого морского бога, когда-то почтившего своим присутствием обычную девушку. Было ли это благословением или проклятием, Стайна так и не узнала. Реальность вернулась к ней в виде быстро растущего живота и рыбьего малыша, рожденного в пещере на берегу. Кожа, как у миноги, уши-плавники, прозрачные слизистые волосы, кажущиеся белыми. Если бы не его ноги, Стайна бы с гордостью продемонстрировала ребенка морю в надежде, что отец приплывет за сыном. Но ребенок не принадлежал ни воде, ни земле. Гомон снаружи. Топот сандалий по камням. – Закрой глаза и спрячься. Я люблю тебя. Аморе послушно зажмурился и прижал к голове бледно-серые уши. Он не издал ни одного звука за эти несколько месяцев, даже не смеялся, как другие дети. Но было в его жестах что-то знакомое, как у морского бога, когда тот пытался общаться с перепуганным человеком. Не говоря уже о том, что вырос он быстро, четыре месяца – а выглядит на два года, и даже сам пытается ловить мелких рыбешек, едва не падая в воду. Может, его рождение было большой ошибкой, и пришла пора за нее расплачиваться. Но Стайна не хотела выдавать деревне единственное свидетельство ее свиданий с высшим существом. Пучки сорванных водорослей укрыли Аморе в углу, но как долго он здесь просидит? Мать надеялась, что страх поселенцев можно утихомирить, и тогда она вернется за Аморе. А если нет? На то воля морских богов. Когда запах матери перестал наполнять пещеру, рыбий ребенок выждал время и открыл глаза. Уши резко встали от запаха гари и режущего голову вопля. * * * Аморе прожил уже немало в этом месте – несколько смен сезонов, и до сих пор удивлялся, как медленно двигаются люди. Столько раз в пещеру заходили дурно пахнущие искатели, и никто не мог даже заметить момента, когда мальчик прятался за сталактитом или в груде толстых зеленоватых растений, которые с его рождения начали увивать пещеру изнутри. Кажется, искали его, но все реже и реже, и в какой-то момент Аморе почувствовал себя в безопасности. Время текло очень быстро, изредка замедляясь при появлении искателей. Еда, убежище, охота, еда, убежище. Для своего возраста он знал немало – например, то, что песок больно колет кожу, что в воде легко утонуть, но дышать можно не только ртом, и тогда приходится ждать, пока волны вынесут Аморе на берег; что пещера единственное безопасное место на всем свете – а свет не слишком велик, он размером с кусок земли, со всех сторон окруженный водой; что морские змеи гораздо вкусней обычной рыбы; что огромные водоросли могут двигаться и говорить, и это тоже выглядело совершенно естественно. «Ты кто?» – когда-то спросили они, двигаясь вокруг и оплетая каменный столб в центре пещеры. «Я», – ребенок не знал, как еще можно обозначить, кто он. «Ты кто?» – повторили водоросли, коснувшись его головы. – А… – он поперхнулся, впервые открыв рот, чтобы что-то сказать вслух. – Амр. Водоросли замолкли, а между ними испуганно забилась недавно пойманная рыба. Вот и ужин, после которого мальчик сыто задремал, по уши зарывшись в водоросли. Странно, что говорить умеют только эти – а те, плоские, молчат, даже если прикладывать их к голове. Мама говорила похоже, только очень громко. Почти так же, как впервые заговорил сегодня Аморе. После того, как она ушла, водоросли начали заботиться об Аморе. Они приплывали каждый день, оплетали все и заполнили собой каменистое дно залива. Они постоянно терлись о жителя пещеры, и иногда пытались с ним болтать. Поначалу голос щупалец был командный, они требовали, приказывали, словно уверенные в своей правоте, как дураки, получившие власть и решившие, что из-за этого они поумнели. Когда Аморе выразил сомнение в их разуме, щупы притихли и стали гораздо ласковей, и оплетали все чаще. «Приятно», – отзывался он. Именно щупы-водоросли навели его на мысль следить за своим ростом. Пещера быстро становилась меньше, и Аморе догадался, что растет сам. После потасовки с водорослями один из щупов ударил в стену прямо над его головой. Спустя несколько лун след удара был на уровне глаз. Тогда Аморе поставил вторую метку, выцарапав ее по камню отросшими коготками. А щупы притихали, будто выжидая. Они даже меньше разговаривали и чаще вились вокруг подрастающего юноши; терлись о ноги, словно кошки. Вскоре случилось это. Аморе не мог назвать это как-то, оно просто произошло и оставило воспоминания на все следующие года. Пару дней щупальца больше не ловили рыбу и лишь беспокойно ползали, гомоня что-то на десяток голосов, отдающихся все громче в голове мальчишки. Он впервые чувствовал их раздражение на «бесхвостого водного, который не слушается». Он впервые испугался, что они хотят сожрать его – хотя ни разу не видел, чтобы они ели что-то крупнее мальков. Когда щупы пихнули его в бок, будто требуя очередной игры-потасовки, Аморе даже расслабился на секунду, решив, что они просто заскучали. Но живая водоросль шершаво потерлась о талию и сжала, приподнимая мальчишку и бросая в кучу живой массы на дне пещеры. «Это не слишком хорошая игра!» – возмущенно отреагировал он, кое-как встав, но поскользнувшись на постоянно двигающихся щупальцах. «Это не игра». Руки оплели щупы, за ними и ноги оказались будто в силках, а Аморе упал на спину, все еще пытаясь барахтаться и кусаться. Поведение мирных соседей казалось совсем ненормальным. Где-то внутри головы отдавался их голод и злость. Как водоросли могут чувствовать злость? Они умеют говорить, но так сильно чувствовать умеет только Аморе, он был искренне убежден в этом до настоящего момента. «Прочь!» – он резко сжал зубами щупалец у лица, и на щеку брызнуло что-то белесое и липкое, а сам щуп тонко пискнул, изодранный мелкими острыми клыками. Хоть чем-то Аморе мог достойно обороняться, но до плетей, связавших вместе руки и ноги, было не дотянуться. Между ног ткнулись петли щупалец, обмазывая и без того скользкую кожу. Тонкая водоросль обвила член, и дернувшийся было мальчишка понял, что это не так уж и неприятно, даже наоборот. Но никакая приятность не компенсирует связывание. Заерзав с новыми силами, он мгновенно замер, когда щуп надавил на отверстие ниже мошонки, щекоча края и почти проникая. Ну уж нет, оно точно не создано для того, чтобы туда что-то залезало. Еще один укус ближайшего щупальца и то, что между ног, силой толкнулось внутрь, выбивая наконец из Аморе гневный всхлип. «Прекрати, или я перекусаю тебя всего, когда освобожусь». Грозные мысли Аморе не произвели никакого впечатления. В болезненно растянутое отверстие почти незаметно скользнул тонкий кончик второго щупа, начиная ощутимо заполнять по мере утолщения. Жутко неудобно и неуютно; Аморе отвлекся на гораздо более приятные ощущения в паху, искренне стараясь не обращать внимания на прочее. Однако ноги дернулись сами собой, когда щуп извился внутри и надавил, проезжаясь петлей изнутри. «Стой!» – он вытянулся всем телом, насколько это было возможно, громко выдохнув. Это не просто приятно, это невыразимо хорошо, если бы только не зуд от растягивающих щупалец. По коже прошли мурашки, а уши раскрылись и встопорщились, явив полный узор из полосок и точек. Чье это было удовольствие – его или водорослей? Оно такое сильное, что точно принадлежит ему, но в голове эхом защекотало удовлетворение щупалец, как стайка муравьев, бегущих по внутренней стороне затылка. Следующие толчки были мягче, но сильнее. Щупы уже не удерживали его так жестко, поняв, что сам он не убежит, и продолжали заполнять, тереться изнутри, обволакивать член и все в едином ритме, отдающимся биением в груди. Еще один щуп толкнулся в рот и был рефлекторно откушен, за что к плетям в заднице добавилась еще одна, заизвивавшаяся глубже прочих. Пальцы на ногах поджались, а колени ослабли, и Аморе на мгновение обмяк в склизких объятиях. Блаженство длилось недолго, пах резко зажали, и удовольствие отступило будто на полпути, вызвав мутное негодование. К рту приблизился щуп и потерся кончиком о губы. «Ты этого хочешь?» – Аморе вытянул острый язык и лизнул щупалец. Тот мягко проник в его рот и начал тереться о небо и внутреннюю часть щек, сплетаясь с языком. С трудом сдерживая желание закрыть зубастый рот, мальчик вновь вытянулся и царапнул коготками связывающие щупы, когда толчки внутри участились, а хватка на паху ослабла. Кровь прилила к голове, и Аморе откинулся затылком в щупы и прогнулся, чувствуя незнакомое блаженное облегчение. В паху стало тяжело и пусто одновременно, впрочем, как и в голове. Пусто. Нет даже голосов, но есть толпа новых ощущений. Аморе почувствовал камни, песок, почувствовал себя – все, чего касались щупальца в этот момент. Почувствовал их недоумение и недовольство, постепенно гаснущее, как гаснет сознание умирающей чайки. Связывавшие его щупы вяло расползлись, приподнялись и замерли, словно готовые к командам собаки. – Спать, – вслух пробормотал Аморе. Отключился он быстро. * * * Волны всегда приносят что-то новое. С внезапно ставшими послушными щупальцами Аморе начал исследовать берег после каждого шторма и впервые увидел там человека через несколько лун периодичных поисков. Светловолосое существо оказалось больше, чем Аморе, в темной прямой одежде. Вокруг по песку были раскиданы размокшие книги – но их назначения парень пока не знал. Подумав, он приказал щупальцам оттащить полумертвое тело в пещеру вместе со всеми выкинутыми вещами, а после… это была совсем другая история.