***
— Завтра первое сентября, — сказала Луна отцу, ставя перед ним тарелку, полную ухи из только что пойманных на заднем дворе заглотов. — Ты отвезешь меня на платформу 9¾? — Да, конечно, — проговорил Ксенофилиус, вооружаясь ложкой. — Ты уже собралась? Луна кивнула. Ее вещи давно были собраны и аккуратно уложены. Все учебники, свитки, перья и чернильницы — пока что их не утащили вездесущие нарглы. Конечно, на самом деле ее вещи прятали совсем не нарглы, а однокурсники, но Луне было приятнее думать, что вредят ей магические существа, а не знакомые люди. Абстрагироваться было проще и легче. Именно этому ее учили родители, которых тоже дразнили в школе за странности и непохожесть на других. Только Луну перестали всерьез дразнить — с тех пор, как она стала подругой Гарри Поттера, который в раннем детстве неизвестным образом победил Темнейшего волшебника всех времен. Луне всегда было интересно, как Гарри это сделал, и она часто просила у него разрешения потрогать его шрам — исключительно в научных целях. Гарри понимал все правильно и безропотно подставлял подруге голову, пока она проводила подушечками пальцев по шероховатой молнии на его лбу. Интересно, думала Луна, что скажет Гарри, если узнает, что она — родственная душа Драко Малфоя, его заклятого врага с первого курса? Станет ли он тогда продолжать с ней дружить? Не отступится ли, оставив Луну снова в одиночестве среди тех, кто ее не понимает и не желает понять? А Джинни и Гермиона? И Невилл, и Рон? Все они стали для Луны лучшими — единственными! — друзьями! А если они не захотят больше с ней общаться, решив, что раз они с Драко — вторые половинки, то похожи друг на друга? Это было распространенным заблуждением — многие считали, что родственные души схожи характером или натурой. Луна не сказала о своей метке даже отцу, боясь, что тот где-то случайно обмолвится, и это было так странно — иметь секреты от папы. Они с Ксенофилиусом всегда были очень близки, еще до гибели мамы, Луна рассказывала ему обо всем, включая собственное половое созревание, не считая это чем-то постыдным и подходя ко всему с точки зрения науки. Отец не стеснялся обсуждать с Луной такие темы, а когда в чем-то затруднялся — давал ей книги, откуда Луна узнавала о менструации, сексе и деторождении. Эти интимные вещи не вызывали у нее ни отторжения, ни смущения, а метка — вызывала. Луна радовалась, что Ксенофилиус не спрашивает, где у нее знак, и всегда скрывала левое запястье различными широкими браслетами — ее любовь к украшениям это оправдывала и не делала подозрительным. Что может быть нормальнее, чем браслет? Луна присела напротив отца со своей порцией ухи, но у нее не было аппетита, и она просто переливала ароматный бульон из ложки обратно в тарелку, цепляя и отпуская кусочки рыбы. Впервые за свою жизнь ей не хотелось в Хогвартс. Хорошо, что это последний год обучения — потом Луна уедет далеко-далеко, возможно, куда-то в Африку или Индию, будет искать там морщерогих кизляков и других магических существ… Но сумеет ли она уехать без Драко? Вторые половинки не могут находиться далеко друг от друга долгое время — тогда они грустят, впадают в депрессию или даже заболевают. Малфой с ней не поедет — сдались ему эти экспедиции в джунгли. Он хотел жить спокойной и сытой жизнью с абсолютной уверенностью в завтрашнем дне, что совершенно не вязалось с суровым бытом исследователя, который избрала для себя Луна. Драко — кто угодно, но не ученый. Он богатый мальчик, с рождения получавший все, чего хочет. Несмотря на это, Луна не считала Драко таким ужасным, как все остальные ее друзья. Луна видела в нем чистую душу — или хотела видеть. Она никогда не спорила с Джинни и Гермионой. когда те ругали Драко на все лады, но сама оставалась при своем мнении. У Драко была хорошая душа. Или Луна оправдывала его, потому что он все это время был ее второй половинкой, и его душа была не чистой, а ее родственной. Возможно, поэтому она изначально судила о Малфое предвзято, и это пугало Луну. Она привыкла контролировать свои мысли и действия, и то, что она переставала себя понимать, ее настораживало. — Ты не голодна? — встревоженно спросил Ксенофилиус, помня, что и завтрак дочь почти не доела, и Луна принялась есть, через силу глотая суп и пережевывая нежную рыбу. Отец не должен ничего заподозрить. Волновать его Луне хотелось меньше всего на свете.***
На вокзале Кингс-Кросс собралось множество народу. Среди них было много довольно странно выглядящих людей, которые везли с собой клетки с совами и чемоданы. Домашние совы вызывали интерес у магглов, и те с любопытством провожали взглядами клетки, но молчали, не решаясь вторгаться в личное пространство — таким образом волшебники привлекали мало внимания, особенно если были одеты в обычную одежду. У Люциуса для таких случаев был дорогой костюм. В школу Драко провожал Малфой-старший — Нарцисса осталась дома, сказав, что чувствует себя простуженной. Иногда Люциус морщился, ощущая, как жена страдает от повышенной температуры, и надеялся, что домовики присмотрят за ней надлежащим образом. Драко волновал Люциуса все больше и больше. После своего дня рождения сын неуловимо изменился. Совсем незаметно, но он стал другим, и мистер Малфой это видел, решив поговорить с Драко без Цисси, которая трепетно любила сына и всегда принимала его сторону. Поэтому Люциус не остался дома с заболевшей женой, и собирался поговорить с Драко наедине перед его отбытием в Хогвартс; ужасно, но болезнь Нарциссы случилась весьма кстати. — С тобой все в порядке? — спросил Люциус, умудряясь толкать перед собой клетку с филином и при этом выглядеть элегантно. Драко тащил более тяжелый чемодан со всеми своими вещами. Услышав вопрос отца, он вздрогнул — с ним ничего не было в порядке, потому что он чувствовал, что вот-вот увидит Луну, и от этой мысли у него потели ладони, а по спине бежала крупная дрожь. — Да, отец, все нормально, — соврал Драко, радуясь, что научился мастерски держать себя в руках. — Нет, Драко, не нормально, — серьезно проговорил Люциус, останавливаясь у входа на платформу 9¾. — Я заметил, что тебя что-то мучает. Ты можешь все мне рассказать, не сомневайся. Это… связано с меткой? Драко бросило в холодный пот, но тут ему в голову пришел выход. — Да, отец, это правда связано с меткой, — заговорил Малфой-младший, стыдливо опустив глаза. — Понимаешь, Астория Гринграсс… Я люблю ее, и надеялся, что именно она окажется моей родственной душой, но это не так… У нее другая метка, и мы не сможем быть вместе. Люциус кивнул — ответ сына объяснял его поведение. Он тоже расстроился, что у Гринграсс-младшей другая метка. Они с Драко могли составить превосходную партию, блестящий союз, как когда-то он сам с Нарциссой, но… судьба распорядилась иначе. — Ничего, Драко, — сказал Люциус. — Когда ты встретишь свою вторую половинку, ты полюбишь ее, вне зависимости от своих прошлых привязанностей, и забудешь Асторию. Мне жаль, что так получилось, но думай о хорошем. В этом году ты обязательно найдешь ту единственную. — А если это будет, — Драко замялся. — Кто-то… К примеру, Грейнджер? Я же не смогу жениться на… кхм… магглорожденной! — он вовремя проглотил вертящееся на языке неприличное ругательство, не смея произносить его при отце. Люциус задумчиво кивнул. Он не мог отрицать такой поворот событий. — Ну, тут не будет твоей вины, — сказал он, утешая сына. — Думаю, что если это окажется мисс Грейнджер, это будет не самым плохим вариантом. Она… не чистокровная, но она умна, рассудительна и сможет держать себя в обществе. А то, что ты не любишь никого, кроме Астории… Поверь, Драко, неважно, кого ты любишь, а кого — ненавидишь. Ты будешь счастлив с человеком, который тебе предназначен. Хитросплетения судьбы нам неподвластны и неведомы. «Это Луна, — крутилось на языке у Драко. — Это Луна Лавгуд!» Он почти признался отцу, кто его родственная душа, как вдруг сзади раздался радостный приветственный возглас и на руке Малфоя-младшего повисла Панси Паркинсон, прижимаясь грудью к его плечу. То, что у них разные метки, Панси не остановило. Позади нее стояли мистер и миссис Паркинсон, немного нервно косясь на дочь. Люциус поспешил пожать им руки, и вместе они пошли к Хогвартс-Экспрессу, преодолев невидимый барьер между платформами девять и десять. Панси ни на секунду не отпускала Драко, рассказывая ему, как чудесно провела лето, когда ездила на Гавайи. Драко слушал и кивал, но злился на Паркинсон — она лишила его возможности поделиться с отцом самым важным известием на свете. С другой стороны, Малфой-младший успел понять, что Люциус примет любой вариант развития событий, даже грязнокровку-Грейнджер. Луна, конечно же, лучше в тысячу раз… Драко вспомнил свои сны и невольно покраснел, но Панси как раз живописала ему свой невероятно сексуальный купальник, и румянец оказался кстати. Паркинсон довольно хихикнула и прижалась грудью к плечу Малфоя еще теснее, а тот вдруг представил на ее месте Луну. Как Луна прижимается к нему своей грудью, не такой внушительной, но все равно упругой и мягкой одновременно, и ее дыхание опаляет мочку его уха, когда Луна говорит какую-то чушь про своих мозгошмыгов… — Драко! — обиженно воскликнула Панси, заметив, что тот ее не слушает, а витает в облаках. — Да, Лу… — Драко едва не проговорил имя Лавгуд. — Лу… чше давай пойдем найдем купе, — мгновенно нашелся он, заводя Паркинсон в поезд. Чертова Луна едва не выдала его с головой, а он ее пока даже не видел — одно ощущение, что она в том же поезде, уже сводило его с ума и заставляло думать только о ней. Как же он ее за это ненавидел! И как же он хотел ее увидеть, хотя бы краем глаза. *** Драко шел по коридору поезда в поисках свободного купе, но на самом деле искал Луну. И нашел — ему чертовски повезло, потому что в первом свободном купе на его пути сидели Невилл Лонгботтом и Луна. Поттера и остальной шайки в пределах видимости не было, и, возблагодарив судьбу, Драко поспешил войти в купе, отчаянно жалея, что за ним потащилась и Паркинсон. Увидев Луну и Невилла, она наморщила носик, но промолчала, и за это Малфой был ей благодарен — ему бы не хотелось защищать Луну на глазах у всех, ибо это бы выдало их обоих. Они присели напротив гриффиндорца и рейвенкловки, и Луна улыбнулась Драко так же безмятежно, как в ту летнюю ночь. Ее левое запястье было скрыто плетеным браслетом. В ушах болтались серьги в виде желудей. В остальном Лавгуд выглядела нормально и адекватно — она еще не надела мантию, и ее простой джинсовый сарафан очень ей шел, как и волосы, собранные в конский хвост на макушке. Невилл то и дело бросал на Луну заинтересованные взгляды, и Драко захотелось его придушить, но он справился со своими эмоциями и спокойно поздоровался с соседями. Ситуацию спасало то, что Луна и Невилл были чистокровными — даже Панси заговорила с ними мило, чего Малфой от нее не ожидал, но был благодарен ей и за это. Драко казалось, что воздух в поезде наэлектризован. Он не мог нормально дышать, когда встречался взглядом с Луной. Воротник рубашки натирал шею, по позвоночнику бежали мурашки, а руки начинали дрожать. То и дело приходилось сглатывать подступающую слюну. Лавгуд же была спокойна, как греческая богиня — мило беседовала с Невиллом о том, как они провели каникулы и обменялась впечатлениями об отдыхе на Гавайях с Панси, куда ездила в прошлом году. С Малфоем Луна не говорила — не сказала ему ни единого слова. Он думал, что будет рад, но расстроился, что Лавгуд его не замечает. На его приветствие она и то не ответила, а лишь мимолетно кивнула — но разве она не чувствует то же самое, что и он? Разве ей не хочется поцеловать его прямо здесь и сейчас? Драко умирал от желания коснуться ее губ, хотя бы просто дотронуться до руки, они — вторые половинки, и они так долго были врозь, что им необходим физический контакт, а Луне словно нет никакого дела. — Драко, — обиженно надув губы, сказала Панси. — Что с тобой? Ты снова меня не слушаешь. — Да? — очнулся от своих терзаний Малфой. — Прости. У меня немного болит голова. Наверное, не выспался, — и это было правдой, у него заныло в висках, когда он рассматривал то, как красиво у Луны открыта шея — так, что видны острые ключицы. — Наверное, ты поймал мозгошмыга, — сочувственно сказала Луна, и Драко едва не умер от счастья, что она заговорила с ним. — Если хочешь, я могу дать тебе оберег от них. Панси презрительно хмыкнула, давая понять, как она относится к такого рода оберегам. Малфой мгновенно возненавидел Паркинсон — он ужасно хотел взять то, что даст ему Луна, пусть это ее дурацкие полоумные штучки. Он бы даже не отказался от сережки-желудя, лишь бы эту вещь держали ее руки. Потом Драко возненавидел Лавгуд за то, что она так на него влияет, и хмыкнул так же презрительно, как Панси: — На что мне эта чушь? После этого Драко возненавидел себя самого. Из-за Паркинсон и ее присутствия у него не хватило смелости вести себя так, как он хочет, и Лонгботтом торчал здесь, мешая Малфою смотреть на Луну — Невилл как-то слишком по-товарищески близко сидел к Лавгуд, почти соприкасаясь с ней коленями. Чего бы Драко только ни отдал за возможность прикоснуться к ее острой коленке — а этот чертов Лонгботтом мог безнаказанно, будто бы невзначай, касаться руки или плеча Луны, и постоянно нагло этим пользовался. У Малфоя пересохло во рту, и он купил для всех тыквенного сока, а еще — две шоколадные лягушки для девушек. Панси ревниво покосилась на Луну, а Невилл так же ревниво глянул на Драко, и Малфою стало смешно — все ясно, Лонгботтом влюблен в Лавгуд, но ему ничего не светит. Ничего и никогда. Луна не сможет полюбить никого, кроме Драко, и это придавало ему сил. — Ух ты, Моргана! — обрадовалась Луна, распаковав свою шоколадную лягушку. — Мне как раз ее не хватало! Спасибо, Драко! — она одарила Малфоя более нежной улыбкой, чем обычно, и тот невольно расправил плечи, думая, что готов подарить ей всех шоколадных лягушек на свете. Сделав глоток сока, Драко выругал себя за эти мысли — не собирался же влюбляться в Лавгуд. Сказывается чертово влияние меток, магия родственных душ — это как Империус, думал Драко, поправляя воротник дрожащей рукой. Даже хуже, чем Империус. Сильнее. Но если можно бороться с Империусом, как учили их на Защите от Темных Искусств, то, может, и с этим можно? Может, он сумеет превозмочь эту магию? — Скоро приедем, — сказал Драко, просто чтобы не молчать, потому что тишина в купе повисла почти осязаемая. — Надо переодеться в мантии! — воскликнула Панси. — Мальчики, не могли бы вы выйти? Малфоя снова затрясло, стоило только подумать, что Луна начнет переодеваться. Снимет свой дурацкий сарафан с аппликацией в виде подсолнуха, и наденет мантию с синим отливом, так идущую к ее глубоким голубым глазам. Драко завидовал Панси, которая это увидит. Задыхаясь, он выскочил из купе в коридор, поправляя натирающий воротник. Следом нехотя вышел Невилл. Луна проводила Драко печальным взглядом, но он ничего не заметил. Метка на запястье Лавгуд горела, и она пыталась понять, с чем это связано. Обычно метки реагировали подобным образом на страх, восторг, убитость горем или… похоть. Драко не выглядел ни напуганным, ни несчастным, ни чересчур счастливым, зато Луна видела, как пышная грудь Панси прижималась к его плечу, и сделала соответствующие выводы. Малфою не может не нравиться Панси. Наверняка он сейчас думает о том, как она переодевается — странно, но при этой мысли Луна испытала ничем не обоснованную ненависть к слизеринке, и вдруг подумала, что бы было, если бы она сама прижалась своей грудью к плечу Драко. Что бы она тогда испытывала? Луне было интересно это не только, как девушке, но и как ученому. У животных это тоже происходит — даже у морщерогих кизляков и нарглов. Только мозгошмыги размножаются иначе. Панси, распаковывая свой чемодан, чтобы достать форму, смотрела на Луну враждебно, и явно хотела ее уколоть — Лавгуд умела распознавать выражение лица, появляющееся у тех, кто собирается сказать гадость. Она часто видела такие лица. — Что ты думаешь о Драко? — спросила Панси. «Он — моя родственная душа, — хотела ответить ей Луна. — Он — моя вторая половинка, нравится тебе это или нет, но он никогда на тебя не посмотрит, потому что принадлежит мне. Только мне. До конца жизни». — Ну, с его стороны было очень мило угостить меня шоколадом, — сказала Луна. — И он хорошо танцует. — Жаль, что у нас разные метки, — вздохнула Панси. — Я так надеялась… Луне на пару секунд стало ее жаль. Только слепой бы не увидел, что Паркинсон давно влюблена в Драко. Может, было бы и неплохо, если бы они оказались родственными душами. — Не переживай, — сказала Лавгуд. — Когда ты встретишь свою вторую половинку, то благодаря магии не сможешь не полюбить его. Ты забудешь о Драко. Ты сможешь думать только о том, кто тебе предназначен. Так это работает, я читала. Панси гневно сверкнула глазами, поправляя мантию с зеленым отливом на груди. — Я не хочу забывать Драко! Что ты можешь знать об этом, Полоумная? Ты никогда никого не любила, кроме своих вонючих мозгошмыгов! Луна сглотнула. — Ты права, — сдержанно произнесла она. — Я никогда никого не любила. И мне это нравится, — Луна гордо вздернула подбородок. — Потому что я свободна. — Дура, — раздраженно, но без прежней злобы сказала Паркинсон. Луна поняла, что она ей… завидует. В коридоре Драко легко и умело завязал галстук, пусть пальцы его и подрагивали, а Невилл долго возился со своим, и печально смотрел в сторону купе. Малфою надоело ждать условного знака от девушек, сообщавшего, что они переоделись, он в порыве злобы резко распахнул дверь — и нос к носу столкнулся с Луной. Она шла, чтобы позвать парней обратно. На миг их лица оказались в опасной близости, и Драко стоило немалых усилий удержаться от поцелуя. Он снова ощутил аромат свежей клубники и мяты, доносящийся от Луны, и сердце его забилось быстрее, а к щекам прилил яркий румянец. Лавгуд покраснела и быстро отвернулась. Невилл виновато покашлял, тоже залившись краской. — Жарко, — сказал он, поправляя свой криво повязанный алый галстук, и Драко готов был поблагодарить его за своевременную помощь — первый день осени действительно выдался довольно жарким, и в поезде это ощущалось. Луна поспешила открыть учебник и спрятать пылающее лицо за книгой. Драко повезло меньше — Панси снова принялась с ним разговаривать, и ему приходилось ее слушать, чтобы снова не начать оправдываться головной болью, что выглядело бы уже странно. Невиллу, как заметил Малфой, тоже было нелегко — он пытался завязать разговор с Луной, но та отвечала односложно. В конце концов Лонгботтом сдался и достал книгу по своей обожаемой травологии. К счастью, приехали они до того, как Драко сорвался на Панси за ее глупую болтовню. Малфой почти бегом покинул поезд, стараясь не смотреть на Луну — и надо же было ему наскочить на Поттера! Драко даже нахамить ему нормально не смог — буркнул что-то злое и отвернулся. И тут к ним светлым эльфом подлетела Лавгуд, с разбегу повисая у Поттера на шее — Малфой был уверен, что в этот момент ее грудь прижалась к груди Гарри, и Драко испытал жгучую смесь зависти и ревности, спеша скорее уйти от Поттера и его шайки к Дафне и Астории. Приветствуя Асторию, Малфой поцеловал ее в щеку, стараясь, чтобы этот жест обязательно заметила Луна — и у него получилось; На миг, но в голубых-небесных глазах Лавгуд промелькнуло что-то похожее на ревность.***
Луне были незнакомы те чувства, что она испытала, когда Малфой поцеловал в щеку вспыхнувшую от удовольствия Гринграсс. Ей захотелось оттолкнуть Асторию, желательно побольнее ее ударив, и поцеловать Драко прямо в губы у всех на виду. Луна сдержалась, и, проанализировав свои чувства, сделала вывод, что заревновала. Определенно, из-за метки. Магия заставляла ее любить Малфоя — магия, а не рассудок. Луне повезло, что ее рассудок всегда был сильнее мимолетных эмоций — она крепче обняла Гарри, представляя на его месте Драко, а потом обнялась с Джинни, Гермионой и Роном. Они вчетвером с Невиллом, Джинни и Гермионой сели в карету, которую везли невидимые для многих глаз фестралы, и Гермиона начала рассказывать про свой отдых в Греции. Луна слушала с удовольствием — ей нравилось, как рассказывает Грейнджер. Джинни краснела, поглядывая то на одну свою подругу, то на другую, и Луне было ясно, что Уизли не терпится рассказать им обеим, какая у нее появилась метка — в августе Джинни исполнилось семнадцать. Тогда Луны не было в Норе — они с отцом уехали в Альпы, и не на отдых, а на очередную экспедицию по поискам морщерогих кизляков. Они нашли след от копыта на камне, который мог принадлежать горной козе, но Луна уцепилась за вероятность существования кизляков, а отцу не оставалось ничего, кроме как ее поддержать. Луна подумала, что обрадуется, если у Джинни такая же метка, как и у Гарри. Подруга давно его любила, и только в прошлом году они начали встречаться по-настоящему. Луна желала Джинни счастья от всей души, потому что Уизли заслуживала этого, и с ней Луна дружила гораздо ближе, чем с Гермионой, с которой они часто спорили, не сходясь во мнениях. Наконец кареты довезли учеников до Хогвартса, и они вошли в просторный зал, украшенный по-осеннему — везде красовались золотые и багряные листья, даже пол казался усыпанным ковром из листвы, а потолок изображал собой высокое голубое небо. Луне показалось, что ее лицо обдало дуновением ветра, как в настоящем осеннем лесу, но это был всего лишь Толстый Монах, добродушное хаффлпаффское привидение, решившее поздороваться с семикурсниками. Разделившись с Гермионой, Джинни и Невиллом, Луна пошла к столу Рейвенкло под орлиные знамена. Ее не расстраивала необходимость сидеть за разными столами с друзьями, и она ни за что не села бы под алые флаги со львом — Лавгуд гордилась своим факультетом и тем, что она принадлежит именно к нему. Гриффиндор нравился Луне гораздо меньше, несмотря на то, что там учились все ее товарищи, а на Рейвенкло друзей у нее почти не было. Луна села на скамью рядом с Чоу Чанг, бывшей подружкой Гарри — общее знакомство с Поттером их сблизило. После расставания с Гарри Чоу плакала на коленях у Луны в девичьей спальне, а потом перестала позволять остальным орлятам обзывать Лавгуд Полоумной. Со стороны Чоу это было очень мило — она стала первой подругой Луны на ее родном факультете. Поздоровавшись с Чоу, Луна перевела взгляд на стол Слизерина, ища Драко. Тот сидел между Крэббом и Гойлом, и говорил о чем-то с Ноттом. Девушек поблизости него не было; Луна облегченно перевела дыхание. Чоу перехватила ее взгляд и вопросительно подняла бровь, но Лавгуд это проигнорировала. К счастью, Чоу не успела ни о чем спросить — за преподавательским столом поднялся Дамблдор, начиная свою обычную приветственную речь. Вот и начался последний год обучения, думала Луна, не слушая директора. Еще один год, и она сдаст ЖАБА и уедет из Англии далеко-далеко. Не может не уехать — она мечтала об этом всю свою сознательную жизнь. Никакая магия ее не остановит, никакая родственная душа не заставит ее остаться. Луна найдет выход из ситуации. Решив так, Луна успокоилась, и, когда на столах появилась еда, с аппетитом принялась уплетать свой любимый пудинг. Терзания по поводу Драко на время были забыты и запрятаны в самый дальний угол сознания. Она справится с этим. Они вместе справятся. Луне стало легче.