Седой старик с окладистой бородой в сиреневой мантии с яркими мерцающими звездами смотрел на закат из окна своего кабинета. Алые облака, казалось, плыли вулканической лавой: медленной, текучей, беспощадной. Огонь разливался на полнеба, расплавленное золото сменяли кроваво-красные линии, медленно и тревожно.
Раскаленная лава напоминала ему самый ужасный момент жизни, когда она текла в жилах, выжигая его силы, его магию — казалось, саму его жизнь. Хогвартс… Сколько сил, сколько лет он положил на его алтарь, но тот все равно не простил его ни тогда, в семьдесят пятом, ни сейчас. Старик до сих пор вздрагивал, вспоминая, как мчался к Визжащей Хижине, уже понимая, что предотвратить ничего не сумеет.
Он не успел. Положение спас не он, директор, а простой ученик. Хотя именно он клялся защищать учеников школы на ее территории, в которую входят и все прилегающие к ней места: стадион, дорога и поле по пути в Хогсмид, берег озера со стороны замка и даже часть Запретного леса. Дамблдор был уверен, что на саму деревню клятва не распространяется.
Понимая, что наличие оборотня в школе во время полнолуния и ближайших к нему дней реально угрожает жизни школьников, он весьма придирчиво искал подходящее место для его изоляции: чтобы и от школы недалеко, но в то же время никак не на территории, на которой он отвечает за жизнь и здоровье школьников. В Хогсмид тащить оборотня тоже было нельзя: слишком посещаемое место, и не только благодаря тому, что рядом школа. Услышат, заметят, узнают…
Потому-то Дамблдор и выбрал Визжащую хижину в качестве карцера для оборотня на время, когда тот был смертельно опасен для людей. На самой границе, да еще рядом с Запретным лесом, это место по всем расчетам не должно было быть под его ответственностью. Не рассчитал. Промахнулся. Оттого его магия и рвалась на части.
Оборотень — тихий, совестливый, умненький мальчик не отличался от сверстников ничем, кроме желтых глаз, но этот дефект при его кротком поведении не наталкивал на подозрения даже довольно наблюдательных профессоров Хогвартса. Директор считал, что именно с Ремуса Люпина, несчастного сына его старинного приятеля, с самого детства боровшегося со своей темной стороной и практически победившего, он сможет начать новую эру в истории оборотней.
Тогда вместо этих жутких средневековых кланов, где правит грубая сила, появятся цивилизованные, тщательно охраняемые резервации, в которых оборотни будут проводить те самые три дня лунного цикла, а все остальное время смогут жить среди волшебников, как… как их младшие братья. А все наиболее опасные окажутся под наблюдением, а значит, не смогут дальше разносить свою заразу.
Главное, чтобы они все приняли свет и научились бороться и обуздывать своих зверей. И Ремус Люпин станет первым примером. Это будет прорывом, это будет еще бо́льшей его заслугой, чем заточение Гриндевальда. Да что говорить, он попросту спас его тогда… Тот даже расплатился Старшей палочкой.
Благо настоящих свидетелей «великой победы» не существовало, а найти новых было так просто! В погоне за сенсацией ни один журналист-маг не откажется принести клятву, а уж составить правильный текст — это Альбус всегда умел. Ни один не пойдет против того, кто предложит ему славу и известность.
Великий Светлый отлично знал, чем он был обязан Геллерту: именно он обратил внимание на его, Альбуса, таланты и помог развить наблюдательность и умение «читать людей». Он же занялся и совершенствованием ораторского таланта юного друга, который тот потом уже самостоятельно довел практически до абсолюта. Когда Альбус Дамблдор говорил, ему не могли не верить. И магия тут была совершенно ни при чем.
Правда, директор знал, что действовало это не на всех одинаково: кто-то через некоторое время задумывался, насколько данные им трактовки соответствуют действительности. А потому ему был необходим именно Хогвартс: работа на снижение критического мышления, еще не развитого в силу возраста, за семь лет, когда его слова постоянно доходят до детей — это будет поколение, которое он сам воспитает. И они сделают все необходимое, чтобы повернуть магическую Британию на правильный путь. Что именно сделать, он им в свое время объяснит.
Он долго готовился, примерялся, пробовал — разово, на отдельных личностях. Тренировался. Следил. Изучал. Набирал статистику. И вот те самые дети, на которых он сделал ставку, через два-три года выпустятся. И один из них будет — оборотень. Отличник. Староста. Его природа будет раскрыта потом, при получении диплома. Это будет показательный день!
Верховный Чародей мечтал и претворял свои мечты в жизнь. Маленький оборотень отучился целых пять лет, и никто, кроме троих самых доверенных друзей, ничего не заподозрил. А сегодня дикий вой донесся от той самой хижины аж до замка.
Это была катастрофа. Его начинания, его мечты, его успех, до которого было уже рукой подать, перечеркнул своим поступком один-единственный гриффиндорец. Которому на самом деле место было на Слизерине. А лучше бы в Азкабане. Все из-за него и еще из-за вражды между четверкой Мародеров и одним слизеринцем.
Который, кстати, удивительно легко отделался всего несколькими шрамами, даже не от зубов, а всего лишь от когтей. Зато выжил и дал отличную возможность на нем отыграться. Потому что до Блэков руки «какого-то там директора» не дотягивались: не та это семья. Да и сына Поттеров он тронуть не мог, они были слишком нужны ему — немногие из коренных британских магов, с которыми он был накоротке. Но ненавидел директор всех пятерых просто до дрожи, хоть признаваться в этом не собирался даже себе. Ведь если бы Блэк не подначил Снейпа, который сам словно напрашивался на это своей неуместной дружбой с Эванс… если бы он сам успел вмешаться раньше Джеймса… если бы Петтигрю предупредил его, директора, вовремя…
Когда он наконец пришел в сознание, собрав по частям тело и разум, словно изломанную куклу-головоломку, отдышался и сумел сесть, то первым делом проверил магию. И, когда вместо мощного светового шара в ответ на его Люмос палочка выпустила какого-то жалкого светлячка, не поверил своим глазам. В первый момент он был готов умереть. Он и не дышал…
Но долго длиться это не могло, тело само сделало судорожный вдох, и с первым воздухом к нему пришли мысли… О том, что он не может, не имеет права отказаться от всего, что заработал за все это время. О его авторитете. Знаниях. Мудрости. Не может, как бы ни было ему больно и страшно, словно ампутирована сама его душа.
А потом он начал учиться с этим жить. Великий победитель самого сильного Темного мага. Глава Визенгамота, Верховный Чародей… Сквиб. Ну, почти сквиб. Эти звания оказались его страховкой, его спасательным кругом, потому что никому даже в голову не могло прийти то, что он больше не маг.
Он всегда был умен и, наверное, не зря считал себя гениальным. Потому что быстро научился управлять окружающими настолько тонко и точно, что умение все делать чужими руками переросло в искусство. Первой была Минерва… А потом та самая пятерка — должны же они были, в конце концов, все исправить! И то, что «за компанию» пришлось расширить влияние еще на пару десятков магов, оказалось полезнейшим опытом.
А в остальном пришлось стать политиком, феноменально жонглирующим общественным мнением, и эксцентричным чародеем: для него стало привычным, например, всюду появляться с Фениксом, переносящим своего хозяина вместо аппарации, говорить странные вещи, использовать трюки, мантии сумасшедших расцветок, созданные парой талантливых китайских магов, смешные, но удобные восточные туфли. Имидж — это если и не все, то очень, очень многое.
Знание человеческой психологии помогало: талант оратора выручал в самых сложных ситуациях. Его умение читать людей по лицу, жестам и микродвижениям считали высочайшим уровнем легилименции: беспалочковым и невербальным. А он сразу брал на заметку тех, кто опасался смотреть ему в глаза… Почему-то большинство оказалось из чистокровных семей. Тогда он и заподозрил в них определенный изъян, а потом и уверился в нем окончательно.
Только та самая Старшая палочка давала ему возможность изобразить худо-бедно наипростейшие заклинания, и этого оказалось достаточно. И, что удивительно, она же работала на паре сложных: Легилименс и Обливиэйт. Работала так, что не выдерживали никакие щиты, а амулеты странным образом не срабатывали. В те моменты он снова чувствовал себя магом, и отказаться от того, чтобы использовать их лишний раз, было необычайно сложно. Но он справлялся. Он держал себя в руках ради великой цели — мирного сосуществования магов и служащих им магических существ, сотрудничества с магглами, общего равенства и… славы. Заслуженной славы тому, кто приведет к этому Британию.
Его уважали. Его начали побаиваться даже те, кто изначально был на его стороне… Пришлось искать, как можно побыстрее смягчить ситуацию. Помог образ старого эксцентричного мага из давно прочитанной маггловской книги: дедушка любит веселье, дедушка — оплот света, дедушка любит всех и каждому готов дать второй шанс.
Не сразу, но он понял, что в его положении оказались еще некоторые любопытные особенности. Например, магия Хогвартса на него больше не действовала… И он устроил весьма интересную жизнь всем тем, кто так легко сгубил его начинание.
Для начала привязал к себе четверку гриффиндорцев как можно плотнее, и через пару месяцев они уже буквально смотрели ему в рот. Кроме Блэка, видимо, семейные амулеты работали на совесть. Зато как было интересно несколькими намеками обострить отношения подростка с властной и категоричной Вальбургой! А остальное подросток, стремящийся к независимости, доделал сам: передал фамильные амулеты прямо в руки уважаемого директора. Жизнь становилась все интереснее…
Под его началом складывался костяк небольшой, но весьма работоспособной организации, правда, далеко не все ее члены знали о том, что являются ее сотрудниками. Именно их он и поставил против набирающего силу Тома. Именно тогда почувствовал, как досадно, оказывается, терять тщательно подготовленные фигуры, особенно сильные. Но ведь как интересно, и пешка может поставить шах и мат королю! А если пешек будет много?..
Больше всех его напрягал Том. Еще когда он только начал разворачивать свою деятельность, Альбус понял, что у него появился сильный конкурент. И не просто конкурент. Том Реддл никогда особо не считался с авторитетами и, пожалуй что, мог разоблачить притворство Верховного чародея. А точнее, был, наверное, единственным, кому такое вообще могло прийти в голову. И допустить это было нельзя ни в коем случае.
Да и методы, используемые Реддлом, становились все более и более грязными. По сравнению с ним Альбус чувствовал себя почти святым. Он не знал, сколько хоркруксов тот сделал, но о том, что у «лорда Воландеморта» определенно были нелады с психикой, говорило даже само имечко.
С ним и раньше случались всплески немотивированной агрессии — еще в школе, Альбус это хорошо запомнил… Но встать против сильного чародея самому? Увольте, он знает менее болезненные способы расстаться с жизнью. Да, он должен жить, это его обязанность! Ведь кто тогда покажет магической Британии правильный путь? И он начал разрабатывать великий План.
А потом так невероятно удачно получилось срежиссировать пророчество Сивиллы, за которым тут же последовала его удачная месть, а за ней — десять лет ожидания. И их итог: маленький не по годам мальчик, довольно странный, но, к счастью, вполне воспитуемый.
Джеймсу досталась быстрая и гуманная смерть — Авада, не причиняющая боли, не влияющая на посмертие. Он смог уйти благородно и красиво, без крови, без искаженного болью лица. Красавчик Поттер, любимчик Поттер…
Благодаря Петтигрю Альбусу удалось добраться наконец и до Блэка, за что и была сохранена жизнь последнему мародеру. Хотя провести в воспитательных целях десять лет в клетке у Уизли, это, конечно, не Азкабан… но, учитывая братьев-близнецов, отнюдь не синекура. Так что директор не чувствовал особой вины: настоящий преступник кары не избежал, пусть об этом никто и не знал.
Со Снейпом получилось лучше всех, конечно, так что он даже стал принимать в его судьбе прямое участие. Сломав, подарил костыль: пригрел у себя под крылом, чувствуя где-то в глубине души свою вину, но не соглашаясь с ней. Да и мальчик, надо отдать ему должное, был весьма, весьма полезен, особенно как зельевар. После утраты магии варить зелья сам Дамблдор не мог совершенно.
Было так просто убедить практически ничего не соображающего Снейпа в том, что ему дается второй шанс. Было совсем легко сделать так, чтобы Уизли уверовали, что верная служба делу Света снимет печать предательства. А заодно увидеть, что Рон все-таки седьмой, и вовремя ограничить потенциал мальчика. Правда, в рунах старик был не очень силен — они упорно ему не давались, но ради такого он даже пошел на то, чтобы сделать заказ за свой собственный счет.
Да и над сыном Джеймса пришлось поработать, еще тогда, сразу после развоплощения Тома. Увы, из-за ограничивающего ритуала Гарри Поттер никогда не сможет стать сильным магом, чтобы противостоять Тому-кого-нельзя-называть, но легенда уже сложена, осталось сделать так, чтобы уничтожение хоркрукса в Гарри совпало с гибелью Реддла, а уж он найдет, кто это обеспечит. Тот же Артур. Или Снейп. Или старина Аластор. Или… у него уже с десяток кандидатур есть, на выбор.
Политика и интриги оказались его второй магией, второй жизнью, и затянули так, что его потеря обернулась чередой приключений — для тех, кто хорошо понимает в шахматах. Альбус обожал эту игру. Может, поэтому не смог «забрать» склонность к ней у мальчишки Уизли… Должен же оплот Света оставить что-то светлое ребенку, даже обязан!
Глядишь, когда-то будет возможность сыграть с ним партию-другую. На небольшую просьбу. В выигрыше он был совершенно уверен. Но так хотелось сыграть с достойным партнером, а их отчего-то становилось все меньше.
Он давно уже перестал обращать внимание на частности — он верил в себя, в свое непогрешимое чутье. Шутка ли — остаться всеми уважаемым Верховным Чародеем в том положении, в котором он оказался. Альбус все больше и больше про себя посмеивался над всеми остальными магами, ведь уже почти два десятка лет прошло… Он гордился собой. Магическая Британия была у его ног, даже тихо шипящие в его адрес аристократы.
Ему нравилось это шипение — знак бессилия, знак покорности. Бунтари либо молчат, либо кричат, их повадки он изучил еще с Геллертом. Ах, как хотелось отправиться в Нурменгард и похвастаться! Может быть, когда сгинет Том Реддл, он сделает это, хотя… За свою свободу Гел выдаст его, не задумываясь.
А ребенка все же надо было подучить, и пускай Снейп перестарался, мальчику должен быть дан хотя бы один шанс. Дамблдору было грустно смотреть на него: обреченного, слабого, ничего не понимающего. Он пригрел его, как умел, но сосредотачивать внимание на нем не стал. Нет смысла привязываться к ребенку пророчества. Пускай он не знает ничего гораздо дольше и дальше, до самого конца. Он планировал взять очередной обет со Снейпа, с тем, чтобы обязать его в конце года довести все до сведения Гарри, но раздумал: решил еще пару лет подождать.
Он помнит, как проводил ритуал, как откликнулись тогда руны — ему, сквибу! Палочка сработала в полную мощь, а значит, он был прав. Но, возможно, это было влиянием той самой крови Певереллов, которая текла в Гарри? И это все было для того, чтоб сохранить жизнь потомка — любой ценой? Ответов не было. Но Певереллы были темными. А значит, за Гарри Поттером стоило на всякий случай еще понаблюдать. В разных условиях.
Для того он и организовал побег Сириуса Блэка, отправив за псом Фоукса. Для того он нагнетал страх по поводу «опасного преступника», как и где только мог. Даже до магглов добрался, убедив в необходимости Фаджа. Уизли, вон, поручение дал. Он надеялся, что Гарри покажет свою истинную сторону, когда встретит крестного.
И вот мордредова псина исчезла неизвестно где!
* * *
Сириус, если смотреть с точки зрения породистого английского бульдога, процветал. Четкий режим кормления, прогулок и тренировок, первоклассное мясо в миске, вкусные сухарики… Он успокоился, научился ловко бегать по лестницам и даже прыгать через препятствия. Да что там, прыгать ему как раз нравилось. Это не давало скучать и много думать о крестнике — он считал, что выполняет как раз пожелания Гарри.
Его тренер, молодой мужчина, нанятый Марджори Дурсль в помощь ее постоянному хэндлеру, на пса нарадоваться не мог.
— Он просто гений! — восхищался он. — Представляете, выполняет с первого раза любую команду! Да вы только посмотрите! Чарли, ко мне!
Молодой бульдог тут же оказался возле его левой ноги и посмотрел вопросительно.
— Вы видите? Сидеть, Чарли.
Пес сел.
— Лежать.
Пес лег.
— Стоять.
Пес радостно вскочил на лапы.
— А как он работает на апортировке!
Мардж знала. Она не раз приходила смотреть и тоже не могла нарадоваться.
Сириус Блэк молча нес назначенную епитимью. Она была не такой уж сложной, а человеческое сознание, к счастью, его не оставляло, несмотря на то, что тело всячески приветствовало простые собачьи радости. А с каким наслаждением он носился то за пластмассовым диском, то за более тяжелой деревяшкой, которые люди почему-то называли одинаково: «Апорт»!
Он поздоровел и окреп, оброс мышцами, движения стали легкими и уверенными, координация — отменной.
Но мясо… Каждый раз, глядя на полную миску, он мечтал о хорошо прожаренном бифштексе. И, конечно, норовил пробраться в дом, что ему довольно часто удавалось. Вот только кухня для всех собак была табу, даже для него, первого любимца хозяйки.
Поэтому он, не выдержав однажды, явился в столовую. И удивился, услышав разговор о себе самом. Ну, то есть о себе, как о Чарли, конечно.
— Ну что, он окреп и, пожалуй, достиг лучшей формы для своего возраста, — задумчиво произнесла мисс Дурсль. — Я предлагаю вам начать работать над выставлением стойки.
— Да, конечно. Это просто счастье — работать с такой умной собакой. Вот увидите, он станет звездой не только вашего питомника!
— Я на это надеюсь, Хадсон.
— Тогда сегодня и начну.
— Вот и отлично.
— А ты что тут делаешь? — обратилась Мардж к псу.
Тот потянул носом в ответ. Пахло беконом… Жирновато, но ему так давно хотелось просто бутерброд с беконом! Он подошел к столу и выразительно посмотрел на «хозяйку».
Та рассмеялась:
— Тебя что, не кормят? Еда собаки должна быть сбалансированной: не жирной, не соленой и ни в коем случае не горячей… Чего тебе? Кексик? Чарли, это, в конце концов, неприлично. Собаки не должны…
Сириус терпеливо выслушивал, чего не должны и что должны есть правильные собаки, а внутри его тела нарастала какая-то вибрация, и, когда Мардж закончила свою лекцию, из пасти вырвался довольно грозный рык.
— Да-а-а?! Хадсон, придется его наказать.
— Э… Но ведь он пока ничего не сделал.
Сириус удивленно склонил голову, а потом… презрительно повернулся задом и сел, после чего лег, вздохнув особенно душераздирающе.
— Чарлик… — Мардж сменила тон. — Чарлик, ты все понял? Ну прости…
Он повернул голову и посмотрел на нее.
— Господь милосердный… Он сейчас так похож на молодого Вернона! Это мой брат, — прокомментировала Мардж. — Когда мы ссорились, он точно так же на меня оборачивался.
И тут же повернулась обратно к псу, делая умильное лицо.
— Ты мой обиженный мальчик… Я обязательно придумаю, чем тебя порадовать.
Пес вздохнул еще раз.
— Может, дать ему бекона? Все же это больше подходит для собаки. Или вот еще яйцо, мы же добавляем их щенкам, можно попробовать…
Пес уже стоял рядом со своим дрессировщиком и преданно смотрел на… стол.
— Ну что с вами делать, Хадсон. Дайте пару кусочков, но не больше. Возьмите вон ту миску… Тем более вам с ним сегодня работать по-новому.
Через несколько минут довольный от хвоста до ушей Сириус уписывал омлет с беконом. Жизнь была прекрасна.
Спустя пару часов набегавшийся пес был озадачен странным новым упражнением. Ему велели стоять смирно, а потом немного отставили его задние ноги и поманили… по виду это был сухарик, но запах был — бекона!
Сириус подобрал задние ноги и прыгнул…
И еще раз… и еще.
И на следующий день тоже.
Дрессировщик стонал, рвал на себе волосы, а Сириус никак не мог взять в толк, что от него требуется, а главное — зачем. Глупый тренер мог хотя бы сказать, но ведь — нет!
* * *
— Увольте меня, мисс Дурсль! Я не справляюсь, — мистер Хадсон поник и добавил: — Я не могу донести до умнейшего пса, зачем ему стоять в такой неудобной позе.
— А что именно вы пробовали?
Сириус давно уже знал, где может пролеживать бока с максимальной пользой: за плотной шторой у окна возле столовой. Все интересные вещи он узнавал именно там. И теперь слушал диалог, постепенно осознавая, что к чему.
Конечно, помощнику хэндлера хотелось самому работать с замечательно умным псом, но, после того, как в течение нескольких дней он не смог от него ничего добиться, пришлось признаться: пса придется передать другому, опытному… Это было для молодого человека настоящим горем. Но рассказать обо всем псу? Про выставку, про ринг, про требования к собакам и эти, черт подери, правильные позы? Даже в голову не приходило.
А пес подслушал. Сириусу было жаль напарника: именно так он воспринимал своего тренера. И, когда ближе к вечеру его познакомили с еще одним, довольно представительным мужчиной с седыми усами, чем-то похожим на Вернона, только в миниатюре, работать с ним не стал. Просто сидел и сидел. Не огрызался, не лаял. А когда ему все окончательно надоело, лег, стараясь выразить свое отношение.
Мардж вздохнула. Сроки поездки все приближались, а к самому главному они так и не могли перейти. Вот она-то и начала беседовать с собакой. Что и говорить, Сириус узнал массу нового… и далеко не все ему понравилось.
— Представляешь, если и щеночки твои получатся такими же умными, нам светит мировая известность, правда, песик?
«Э?.. Щеночки? Мои?!» — Сириус никогда не был так близок к провалу… Помогло поначалу то, что от ужаса горло у него свело жутким спазмом. А потом все-таки включилось человеческое мышление.
Мадам, вперив взгляд куда-то вдаль, словно наяву видя будущее, разливалась, как в ее питомник будут привозить самых родовитых и прекрасных невест, как она будет выбирать самых лучших со всего мира для своего Чарлика.
«Это судьба, — думал несчастный Сириус. — Видимо, на роду мне такое написано… Что мать, что… И вот даже тут!» — совершенно несчастный пес распластался на полу и, кажется, примеривался, не побиться ли о него головой. Но в это время зазвонил телефон, и хозяйка, так и не взглянув на своего питомца, отправилась отвечать и вернулась не скоро.
Бедняга Сириус долго заснуть не мог, представляя, хм, «приятные перспективы».
«Ну да ладно, — решил он наконец. — Она сказала, минимум три выставки, все они на континенте, там можно будет попробовать сбежать. Или, ха! Разок не выпить оборотное. Это была бы шикарная шутка!»
Чувство юмора, увы, оказалось самой трудновоспитуемой частью Сириуса Блэка, так что он искренне радовался своей задумке…
