Переменчивые сны

В растерянности, утешении, на грани паники, она мечтает о нём. В этот момент не существует ни злости, ни слёз, просто запах, живущий на его шее, заполняющий всё пространство вокруг. Он поселился внутри неё так, будто бы собирался остаться, сделать её полностью своим домом. Воздух рассеивается с угрожающей скоростью, оставляя лишь этот аромат. Всегда только его. Она не видит его лица во сне, в любом случае, все что она может делать — чувствовать. Именно так онa ощущает его, такого большого, тёплого и твёрдого над ней, и все вокруг неё. Он проводит языком по её сомкнутым губам, его руки блуждают по её телу. Такое она представляла только в своих мечтах. В тех туманных обрывках своих снов, её имя срывалось с его губ снова и снова. Она сглатывает и понимает, что он все время был рядом, никогда не уходил. И только всепоглощающая боль эхом отдается вокруг неё, когда она напоминает себе почему их любовь невозможна. Я не могу доверять тебе, Санем. Больше не могу. Она открывает глаза и видит бледное подобие света, пробивающееся через крошечные щели в шторах. Комната кажется ей незнакомой, но темнота всё еще есть в тех местах, куда не доходят солнечные лучи. Она моргает и чувствует, как что-то влажное касается её лица, насыщая кожу, а затем скатывается на подушку. Почему она плачет? И перед тем, как мысли начинают доходить до разума, одна из них, возможно, более важная, оседает на своём месте. Почему она двигается? Реальность обрушивается на неё постепенными приливами логики и чувств, расфокусировано и медленно складывается в одну картинку. В какой-то момент, между её просьбой к Джану остаться и текущей ситуацией, они оказались на середине небольшой кровати, кое-как уместившись вместе. Он притянул её к себе, и теперь она спиной прижата к мужской груди, его массивная фигура обвилась вокруг неё. Она чувствует тяжесть его рук: одна — сжалась на её талии, другая — находится чуть выше, широко раскрыта, пальцы почти полностью накрывают её живот. В один миг сон слился с реальностью, и она начинает двигаться напротив него. Ткань шорт, которые ей одолжил Джан, достаточно тонкая, поэтому можно почувствовать длину его твёрдости, упирающуюся ей в спину. Санем знает, что она должна остановиться, что должна выпутаться из его объятий и отодвинуться на другую сторону кровати, на другой конец света, потому что, действительно, ничего не должно позволять ей чувствовать себя так, но, по правде говоря, она слишком застенчива, чтобы мыслить здраво, слишком разочарована своим не закончившимся сном, слишком потеряна в желании принадлежать ему, то есть она хочет, чтобы он принадлежал ей. Поэтому она не отодвигается назад и прижимается еще ближе. Джан, кажется, всё еще спит, но его дыхание резкое и колеблющееся напротив её уха. Он двигается вместе с ней, подсознательно перемещает бедрами, чтобы найти лучший угол… Ох, Боже. Когда он находит его, она боится, что распадется на тысячу маленьких частей. Она чувствует, как её влажность просачивается на те самые шорты, ткань которых удушает и усиливает ощущение скольжения о штаны Джана. Возможно, она издает звук, который заставляет его проснуться, хотя даже угроза того, что он услышит его, не остановит от полувздоха или полустона, вырвавшегося из её горла. Она чувствует его движение позади и слышит ворчание возле шеи. Ощущает то, как он инстинктивно вдалбливается бедрами ей в спину, очертания его эрекции заметны через одежду, она понимает, что всё напряжение собирается внизу живота. Господи, она бы умерла, если бы он остановился. Она очень близка, близка к самому краю… Солнце уже поднялось достаточно для того, чтобы комната казалась наполненной светом. Она видит золотистые лучи из-под полуоткрытых глаз. — Санем, — зовет он, слегка вздыхая, по мере того, как они вместе качаются назад и вперед в странной неловкой имитации секса. Голос разума в её голове кричит, чтобы она прекратила это, чтобы оттолкнула его, чтобы оставила частичку себя, но зачем её беречь, если всё, о чем она когда-либо мечтала — это он? Всё, чего она желает — он, только он, всегда он. Она почти тонет в лужице похоти, когда его рука пробирается под её футболку, горячие пальцы блуждают по голой коже, почти доводят до трения. Один лишь его непростительный вздох напротив оголенной кожи — и Санем чувствует, как её бросает в дрожь, когда кончики его пальцев едва задевают грудь. Может, она не сделает это, может, она умрет прямо здесь от удовольствия и от смущения, от этих ощущений. Шероховатые пальцы слегка царапают её в самых нежных местах. Она согласна на каждое его действие, пока он не остановится. Пожалуйста, не останавливайся. — Санем, если мы не прекратим это, я… Она не слышит, что он говорит, на самом деле, видит, что он хочет её, поэтому ускоряет темп, протягивая руку к нему, будто загоняя в ловушку, возвращает его обратно на место, так что теперь его ладонь полностью накрывает её грудь. И вновь она не может думать ни о чём другом, кроме их движений, удовольствия от давления, расцветающего внизу живота. — Красивая, такая красивая, — неразумно шепчет он, теряясь в своём собственном блаженстве. Грубая трясущаяся рука хватает её за горло, и это чувство наконец-то дает толчок напряжению, проходящему через все тело. И тогда она вслепую протягивает руку назад, погружая пальцы в волосы Джана в то время, как её пальцы на ногах сжимаются и мир взрывается вокруг неё, такой прекрасный и хрупкий, наполненный им, его запахом, его дыханием, его сердцебиением, отдающимся в пульсе. Он разделяет наслаждение вместе с ней после нескольких толчков бедрами, смакуя начало «проклятия» и погружая лицо в растрепанные пряди её волос. Санем чувствует, как перед его штанов становится влажным напротив её таких же промокших шорт, но она не может заставить себя смущаться из-за этого ещё больше. Она поворачивается, всё еще находясь в шоке от произошедшего, чтобы увидеть его лицо. Они встречаются носами, и она вдыхает тот воздух, который он выдыхает, всё еще желая такие вещи, о которых ей даже и думать не стоит. Они не говорят, ещё не говорят, она молится тому, кто мог бы её услышать. Вместо этого, несмотря на то, что новый день пробивается сквозь шторы, они позволяют себе уснуть снова. Их руки переплетены, а рты находятся в непозволительной близости друг к другу, почти касаясь. «Мы поговорим позже, — подобная мысль мелькает в её голове, при этом она прижимается к нему, — когда твое мягкое дыхание перестанет твердить, что оно любит меня».