Breakeven

За окном автобуса снуют прохожие, натягивая шапки по самые глаза, кутаясь в шарфы и поднимая воротники пальто. В город пришла холодная поздняя осень, леденящая всех. Выдыхая пар изо рта, можно запросто подхватить вирус, слечь с ангиной, отморозить губы. Погода слишком непредсказуемая в это время. Барри рисовал ещё тёплыми пальцами на запотевшем окне снежинки и снеговика в причудливом, кривоватом ведерке, потому что автобус прыгал по кочкам. Девочка, сидящая рядом, на маминых руках, улыбалась, когда тот выводил очередную звёздочку или пририсовывал снеговичку всё новые и новые пуговки. Мама девочки улыбалась, глядя на забаву, а Барр просто был рад, что не придётся ехать до дома в гнетущем одиночестве, ведь все его соседи давным-давно разъехались, а он сдавал зачёты, на которые было крайне мало времени весь семестр. Через минут тридцать малышка уснула на его коленках, положив ноги на маму. Женщина извинилась одними губами, но он лишь помотал головой и, сняв огромный вязаный шарф, укрыл комочек до самого носика. Пусть спит. Аллен не любил такой холод — слишком быстро он продрогал до мозга костей и заболевал. Всё детство, по словам мамы, он сидел на больничном ровно половину каждого учебного года. Сопливчик. Так его называет только она. Ну, и брат. Его кровь и плоть в прямом смысле слова. Братья-близнецы с самого детства задирали друг друга, но совершенно по-особенному. Не было грубости, лишь редкая язвинка. Словно сросшившиеся, они жили 18 лет вместе, но Барри перевелся в Далтон, когда Савитару вполне нравилось в МакКинли. Перед отъездом парни рассорились. Сав кричал, разбил новую вазу для мамы. Он считал это предательством, изменой, он чувствовал себя брошеным. Почему так? Представьте, что вы всю жизнь спите со своим человеком бок о бок, хотите чувствовать его тепло во сне, держать за руку, глупо или пошло улыбаться, а потом это отнимают. Не спрашивая разрешения, а просто ставя перед фактом. Никогда, никогда эти оба не переходили черту того, чего было нельзя. Было бы странно, хотя, куда уж страннее. Целоваться в домике на дереве, просто чтобы попробовать, спать вдвоём, потому что холодно, искать повода прикоснуться, потому что «я давно тебя не видел». Выглядело всё, как одна большая глупая отмазка. Или ошибка. Сами братья не знали, а разбираться никто не хотел. Они были друг у друга, этого достаточно. Но когда связь прервалась пять месяцев назад, Барри стал отвыкать от тёплых рук, робких поцелуев и чьей-то руки в своей руке. Это казалось не тем, что ему нужно. Парни, клубы, выпивка и в перерывах учёба — несметная околесица жизни закрутила парня, не желая выпускать из своих цепких лап.

***

Доплевшись до дома, спрятав голову по самые глаза в воротник (шарф он подарил девочке, слишком уж зеленый подходил к её курточке), Барр постучал в дверь дома по главной улице. Дом, где его ждала мама и... Савитар. Хотя он, вероятно, не ждал. Ну, и чёрт с ним. Аллен дома. — Ма-ам! — подхватив женщину на руки, сын закружил её на самом пороге. — Сына, ты чего какой продроглый? Быстро в дом, сосулька! — лёгкий чмок остался на лбу парня, когда он зашёл в тёплый холл. Разувшись и повесив пальто на вешалку, Барри пожелал маме спокойной ночи, извинился за поздний приезд и подаренный шарф. Вероника лишь улыбнулась, пожурила сына по мокроватым волосам и отправила спать. Савитар был у себя. К нему нельзя. Она предупредила заранее. Отперев комнату, Аллен ввалился, закидывая сумку и заодно и себя, на мягкий матрас с кучей подушек. Всё-таки нигде не будет так хорошо, как дома, чтобы там не мололи про гостей и самостоятельную жизнь. Взглянув на комнату брата, парень переоделся в пижаму с нелепым Капитаном Холодом и лёг, закутавшись в пуховое одеяло, раскидывая подушки по полу. Сон. Это ему поможет. Б-р-р. Холодно.

***

Около трёх ночи, по ощущениям, в комнату прокрался луч света из соседней комнаты. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Савитар, морщась от холода и темноты. Он с детства не мог спать в тёмной комнате. И вот уже пять месяцев парень беспокойно ворочался, боясь взглянуть в темноту. Старший (на три минуты) брат аккуратно подошёл к сопящему, сбившемуся комочку одеяла и подушек, чтобы лечь рядом. И что, что они не общаются? Ему холодно и страшно, можно разок на каникулах и вместе переспать. Дел-то. Выпутав заветный кусочек одеяла, Сав лёг на край кровати, обнимая дракончика-подушку, закрывая глаза от тепла и чувства уюта. Но, пока тот засыпал, со спины ближе подкатился Барри, обнимая за живот холодными руками и утыкаясь носом между лопаток. — Я немножко твой брат, чего прилип? — стараясь согнать мурашки от прикосновений и нежности, с просонья отозвался парень. — Я скучал, и мне холодно. Лежи так. Повернувшись лицом к лицу, Савитар взглянул на него — всё тот же курносый нос, чёлка, спавшая на глаза, припухшие и потрескавшиеся губы и ноги, длинные ноги, обхватывающие его всего. Этого слишком не доставало за прожитое время, и он, поддаваясь тому чувству, что было с детства, коснулся приокрытых губ, томно выдохнув холодный воздух. На поцелуй ответили лениво, сонно, но нежно, притягивая ногами к себе ближе, ещё ближе. — Я так скучал, Барри, — положив руки на бёдра брата, выдохнул Савитар. Он пытался сохранить безучастие, но тело упорно отказывало ему, вжимаясь сильнее, дрожа от тепла и желания. — И я, хотя это уже говорил сегодня, — был сонный, но бёдрами подавался вперёд, желая получить каждый кусочек тепла. — Не бросай меня одного, я боюсь темноты, Бар. — Эта фраза работает с первого класса, Савитар. Глупая отмазка. — Не отмазка. Додумать ему не дали губы, блуждающие по голой шее, и руки, изучающее забытое за месяцы разлуки родное тело.