Гипсовые котики мадам Ленорман

* * * И снова письмо — Карову, с гербом Хельмского университета. Очень долго, очень аккуратно Каров вскрывает конверт, читает недлинную записку и, не говоря ни слова, уходит в кабинет. Оттуда доносятся глухие удары. Мы бросаемся следом. Инспектору и Кристоферу предстоит пережить легкий шок, но я уже догадываюсь, что мы увидим: в докторском кабинете, уставленном книжными шкафами, есть свободный простенок, и Каров бьется о него головой — это знак настоящей душевной бури. За время нашего знакомства я видела подобное всего два или три раза. Ничего, кстати, страшного — лоб у Карова железный. — Что, отказали? — Хуже! Приняли! Инспектор Клаус стряхивает с ближайшего кресла книги, разрозненные листочки с заметками, курительную трубку, пепел, плед и заботливо усаживает туда Карова, а я вынимаю из его руки письмо и читаю его вслух. Послание гласит: «Дорогой друг и коллега! Старина Кнедлик, прокатившись на цеппелине, окончательно сбрендил, подал прошение об отставке и вместе с хозяином цеппелина собирается в так называемый кругосветный полет — они, видите ли, намерены доказать, что земля круглая. Должность заведующего университетской библиотекой занял его бывший помощник Грейсон, и вакансия помощника пока свободна. Эта должность не требует утверждения Ученым советом, так что, если пожелаете, можете приступить к работе хоть с завтрашнего дня. Дайте знать о своем решении. Искренне ваш, и т.п.» — Ого, желание исполнилось! — радуется Кристофер. Он еще слишком юн, чтобы понять раздирающие доктора противоречивые чувства. — Мне нужна была должность преподавателя, а не какой-то паршивой библиотечной крысы! — Это на целую библиотечную крысу больше, чем ничего, — жестко говорю я. — И между прочим, Генри, если мне не изменяет память, вчера ты сказал, что хочешь «получить работу в Хельмском университете». Пожалуйста, вот она! Именно то, что ты попросил. Внимательного инспектора интересует кое-что другое. — Вы полагаете, дело в загаданном желании? — скептически говорит он. — Взгляните, письмо отправлено вчера — до того, как Каров разбил котенка… — А вот это как раз элементарно! — ничто не способно вернуть доктора к жизни быстрее и надежнее, чем хорошая загадка. — Просто это желания обратного действия: мы в состоянии пожелать только то, что уже готово случиться. Давайте поставим эксперимент. Где остальные фигурки? Пока Кристофер бегает за ними, мы с инспектором переглядываемся: его взгляд полон недоумения, мой выражает что-то вроде: «Ну это же Каров, чего вы от него хотите?» В коробке под смятой оберточной бумагой дожидаются еще две фигурки. Я предупреждающе поднимаю руки: — У меня и желаний-то никаких нет. Давай лучше ты, Кристофер. Мальчик берет белого котенка и вертит в руках. — Надо непременно вслух, да? – нерешительно спрашивает он. — Ну тогда… Хочу, чтобы поскорее закончилась зима и наступила весна и чтобы снег скорее растаял. Пойдет? Гипс крошится в детских руках. Несколько мгновений Кристофер стоит на месте, а потом срывается с места и убегает. Хлопает входная дверь — один раз, потом второй. Кристофер возвращается разочарованный: — Ничего… * * * После обеда Каров уезжает в город — обсуждать условия контракта. Следом за ним в путь собирается и инспектор Клаус, которому пора возвращаться к службе. Вещи уложены, самоходная повозка готова, но сам инспектор почему-то медлит. — Может, прогуляемся? — предлагает он. Я соглашаюсь, и мы идем по тропинке вдоль живой изгороди, которая окружает нашу виллу, и пересекаем крошечную рощицу. Влажный воздух забирается под одежду, и я зябко кутаюсь в шубку. За рощей, с пригорка, открывается вид на наш поселок: лоскутное одеяло полей и огородов и на нем — разноцветные заплаты домов и хозяйственных построек. И серое зимнее небо. — Кристофер здорово подрос, — как-то невпопад замечает инспектор, но я радуюсь поводу прервать неловкое молчание: — Если с университетом все выгорит, я надеюсь после пасхальных каникул отдать Кристофера в местную школу — кстати, вон она. Чтобы заниматься его образованием, Карову не хватает систематичности и терпения, а мне мозгов… — Но вы очень умны! — восклицает инспектор Клаус с неожиданной экспрессией. — Умны и на редкость наблюдательны. Если бы все свидетели были такими же, полицейская служба стала бы сущей синекурой! Это что, комплимент? Мне? И не за стряпню?.. Это так непривычно, что я, кажется, даже забываю за него поблагодарить. Насмотревшись на поселок с пригорка, мы поворачиваем обратно. Я видела инспектора за трубкой и холодным пивом — добродушного, сыплющего анекдотами. Видела и за работой — собранного, цепкого, как бульдог. Сегодняшний инспектор Клаус тих и мечтателен— такого я вижу впервые. — Вы позволите писать вам? — спрашивает он, когда мы доходим до его повозки. — Но вы же и так нам пишете, — не понимаю я. — Я хочу сказать — только вам одной… Кстати, как вас зовут? Ох, ну и денек у меня сегодня… — Где это видано, чтобы феи-крестные носили имена? — от растерянности я отвечаю язвительно. — Сколько живу, все прекрасно обходятся «милочкой» и «дорогушей». — Как вам угодно, моя дорогая. А меня зовут… Вы только не смейтесь, пожалуйста, — просит инспектор. — Мое имя Исидор… Удружили папа с мамой... Мне требуется весь мой запас самообладания, чтобы ограничиться легчайшим намеком на улыбку. — Прекрасное имя, инспектор. Если вы насолите вашим подчиненным, они всегда смогут отвести душу, просто проехавшись на этот счет между собой. — Вы самая воспитанная и деликатная женщина, которую я когда-либо встречал. Все остальные начинали смеяться, стоило мне представиться. Позвольте высказать вам свое восхищение еще раз! — провозглашает инспектор, целует мне руку на прощанье и отбывает наконец восвояси, а я отправляюсь готовить ужин. Только чудом мне удается не превратить котлеты в угольки, а подливка, которую я в рассеянности поперчила трижды, целиком достается Карову. * * * Я выныриваю из глубин сна со странным ощущением того, что бок припекает, и с меня льется пот. Вся комната усыпана разноцветными солнечными зайчиками — окно выходит на восток, и сквозь витраж ярко светит солнце. На моем витраже изображена белокурая дева (я считаю ее принцессой), и у ее ног — менестрель с лютней. Судя по выражению принцессиного лица, сегодня ей играют что-то веселое. Если прислушаться, то можно расслышать тихий шелест капели снаружи. Я слетаю с постели — слетаю в буквальном смысле слова, потому что радость меня окрыляет, — и танцую по дубовым половицам босиком. Получилось! У Кристофера получилось! На туалетном столике, прислонившись плоской спинкой к зеркалу, стоит рыжий гипсовый котенок. Значит, Ленорман нас не обманул — его фигурки действительно исполняют желания. Стоит только разломить грубо раскрашенный гипс… Тысяча мыслей разом пытается привлечь мое внимание, но в конце концов их все вытесняет образ Вероники Вернер, которая летом выходит замуж за помощника бургомистра — это с ним вместе она организовывала памятный магленбурский карнавал. Надо же, а я была уверена, что рано или поздно веселая вдовушка пойдет к алтарю с инспектором Клаусом… — Нет уж, — говорю я вслух сама себе и ставлю котенка обратно. — Глупости это все. Живи. Потом я долго причесываю свои длинные медно-красные волосы и в честь первого дня весны достаю из гардероба свое самое яркое платье — дымчато-голубое, с кружевным воротничком, — а когда возвращаюсь к туалетному столику, гипсовой фигурки на нем уже нет, и я успеваю увидеть только рыжий хвостик, исчезающий за свисающим с кровати одеялом. Точнее, отражение хвостика за отражением одеяла… Вот это да! Я ждала первых чудес не раньше следующего Рождества, но вилла «Черный дрозд» превзошла мои ожидания с лихвой. Я надеваю домашние туфли и бегом спускаюсь в кухню. Интересно, удастся ли выманить котенка из-под кровати отражением блюдца с молоком?..