Love Of My Life

- Сможете уничтожить? - спрашивает Ньют, подразумевая, скорее, "Как скоро?" и ужасно боясь с присущей неловкостью коснуться причин, по которым дело может пойти не так быстро. Он заглядывает в лицо своего учителя. Ведь Альбус - не тот волшебник, который не справится с какой-то там клятвой, верно? Но захочет ли, сколько бы раз это ни было правильно? Ньют знает о любви к тому, что из соображений безопасности весь мир предпочёл бы уничтожить. Слишком много знает. И объяснять, что побуждает клясться на крови, ему не нужно. Но сколько вопросов... Сколько вопросов ещё остаётся после давшегося столь тяжело ответа. - Да. Думаю, что смогу. *** Как нужно было запасть в душу за каких-то пару месяцев, чтобы спустя годы человек не знал покоя? Дамблдор и рад бы объяснить кому-нибудь свои чувства, но не знает, как. Как и не знал тогда, по юности, какими словами описать свои переживания в те непростые дни. Свою злобу и несчастье. Жестокую несправедливость оказавшейся безразличной к его блистательной личности судьбы. Отчаяние и нежелание принимать новую жизнь, построенную на пепле его надежд. О, как он сопротивлялся пытавшейся обуздать его необходимости. Но уныние день за днём грозилось взять верх. Как удивительно, что случаются подобные совпадения. Геллерт появился нежданно-негаданно. И понял всё. А необходимости недоговаривать, притворяться, старательно обходить острые углы или сдерживать громкие слова не было. Границ - не было. Недоверия - не было. Страха быть непонятым - не было. Было много красивых слов. И половину, наверное, Альбус так и не услышал, любуясь своим новообретённым другом. Как ладно он говорил, как мастерски касался души. Геллерт Грин-де-Вальд явился светлым спасением, заставив напрочь позабыть о долге и человечности, погрузив в жестокие грёзы, окрылив и вдохновив гениального юношу на подвиги ради общего блага. Освободив. Два месяца безумия и ни минуты в сознании, когда бы Дамблдору не желалось видеть своего друга, говорить с ним. Касаться его. Это была эйфория. В самую страшную ночь Альбус не знал ещё о грядущих годах бескрайнего одиночества, о бесчисленных жертвах безо всякого блага, не подозревал об ужасающей чёрствости того, кто играючи ворвался в его реальность и кого он никогда не будет в состоянии до конца отпустить. А Ариана была всё ещё жива. Но через несколько мгновений её тело с глухим стуком упадёт на пол, отпечатавшись неугасающим воспоминанием, и всё закончится. Геллерт, в ужасе застывший на секунды, выскочит из дома, словно тот в пожаре. А Альбус проклянёт себя за импульсивное желание броситься следом. За ним. В нескольких метрах младший брат будет ронять слёзы на грудь мёртвой сестры. Прокляни себя ещё раз, Альбус Дамблдор. Ведь это ты виноват, во всём виноват. За то, что, получив весточку с просьбой о встрече на рассвете, ни разу не усомнился. За то, что будешь видеть в зеркале Еиналеж. Грин-де-Вальд в дорожном одеянии, но Альбус этого не замечает. Это, впрочем, далеко не единственное, чего он предпочитает не замечать и не слышать. И из потока рассчётливой лжи и манипуляций он умудряется выхватить слова о том, как он дорог Геллерту и как тот сокрушается о произошедшем, как сильно ему не хочется покидать самого дорогого сердцу человека. "Мы должны пообещать, что подобного не повториться. Мы больше никогда не будем сражаться друг с другом". Глаза Геллерта холодны, как лёд, глаза Альбуса - слепы. Их пальцы переплетены, а две капли крови неторопливо соединяются в сиянии света. В этот же день Грин-де-Вальд исчезает, неся с собой гарант своей безопасности. И Дамблдор, предупреждённый им же самим раньше всех, больше всех почему-то и удивлён. *** Бессонная ночь, одна из многих. Старики мало спят. И всё думают, думают, имея много времени на бред и сожаления, самокопание и прочие совершенно бесполезные вещи. Маршрут вполне мог быть предугадан, хотя Альбус и не собирался сегодня навещать Зеркало. Ноги сами привели его в просторный зал, бывший некогда учебным классом, ныне хранивший древний чудовищный артефакт. Не много времени прошло, прежде чем из коридора послышались чьи-то торопливые шаги. Пришлось притаиться. Дверь распахнул Гарри Поттер, сбрасывая на ходу мантию-невидимку с себя и друга Рональда. Возможно, даже не сочти Дамблдор нужным скрыть себя заклинанием, его бы оставили незамеченным. Стоял бы себе в своём углу. Дети были всецело поглощены целью своего маленького несанкционированного путешествия. Почти сразу мальчики стали толкаться за возможность лицезреть восхитительное зрелище. Душа Гарри стремилась к воссоединению с семьёй, Рона, судя по разговору, - к ощущению собственной значимости. Оба в конечном итоге стремились быть любимыми. Дамблдор знал, что встретит здесь Гарри ещё раз. Обязательно. Непременно. - Что вы видите, когда смотрите в зеркало? - выпалил Гарри, затаив дыхание. - Я? - переспросил профессор. - Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков.