Теряя контроль

Тимоти Шаламе умел улыбаться. Открытая детская улыбка — для образа невинного подростка; слегка кривя губы — образ порочного соблазнителя; широкая улыбка, легко переходящая в смех, — чтобы уходить от неудобных вопросов или скрывать нервозность; закусывая нижнюю губу — лукавый юноша, который не прочь поиграть. У него в арсенале были улыбки на все случае жизни. Правда, в последнее время он все чаще попадал в ситуации, когда приходилось усиленно импровизировать. Тимоти отлично импровизировал перед камерой на съемках, но на мероприятиях и интервью, когда у тебя нет запасного дубля, а то, что получилось, фанаты потом разберут по кадру, все было гораздо сложнее. У Тимоти Шаламе был план. Он строил свою жизнь, как опытный прораб. Конечно, он предпочел бы быть архитектором, но в кинобизнесе любой начинает с самых низов. Поэтому он создавал образы, десятки образов. И для каждого были не только улыбки, но и жесты, одежда, даже походка. Тимоти предпочитал контролировать свою жизнь от и до. Бабушка говорила, что ему нужно расслабиться или сходить с этим к психологу, но Тимоти был уверен, что это нормально. Особенно для Голливуда. Предугадать успех фильма — особенно если это никому не известная франшиза — почти невозможно. Тем более, что успех успеху рознь. Есть успех у критиков, есть успех у зрителей, можно собрать большую кассу, а можно награды кинофестивалей. Тимоти не хватался за все подряд, тщательно выбирая сценарии, предлагаемые роли и режиссеров, но и не был привередой. Каждый фильм должен был или стать очередной ступенью к успеху, или дать ему что-то важное в плане мастерства. Именно по этим критериям он выбирал. И предложение Луки, Тимоти был уверен, относилось ко второму. Это была первая ошибка. Отношения с коллегами — в первую очередь, актерами, но также и режиссерами, операторами, ассистентами, гримерами и всеми остальными — еще одна составляющая образа и еще одна вещь, которую Тимоти очень тщательно контролировал. До начала съемок он подробно изучал биографию всех участников съемочного процесса, знакомился с фильмами актеров, с которыми предстояло работать, читал и смотрел интервью. К съемкам «Назови меня своим именем» он готовился точно также, радуясь, что французский ему практически родной — часть информации была только на этом языке. Итальянского не хватало, но он должен был приехать на съемки заранее, что компенсировало изначальный недостаток информации. Конечно, он слышал о Хаммере раньше. Конечно, он смотрел «Агентов А.Н.К.Л.». Но перед встречей он постарался посмотреть все значимые фильмы с Арми, прочитать два десятка интервью и проглядеть все крупные фотосессии. Он тщательно продумал образ, основанный на увиденном и призванный помочь им в дальнейшей съемке. Молодой актер, восхищающийся старшим и более опытным коллегой, может, немного влюбленный в него, непосредственный, милый, открытый. Этот образ должен был сработать и для всех остальных коллег, он же отлично ложился на Элио — с поправками, но так и должно было быть. Все шло по плану первые пару дней после приезда Хаммера. Он реагировал, как Тимоти и планировал, был примерно таким, как Тимоти и предполагал. Их общение было легким и ненапряжным, каким и должно было быть. Шаламе почувствовал неладное, когда пьяный вышел за полночь от Арми. Он ничего такого не планировал. Они просто решили поужинать после съемок, узнать друг друга получше — это слова Арми, Тимоти-то был уверен, что уже раскусил этого большого ребенка и никаких сюрпризов его не ждет. Но он согласился — во-первых, поддерживать отношения очень важно для успеха фильма, во-вторых, с Арми было легко и весело, а никаких важных дел вечером у Тимоти не было. Но после ужина последовала прогулка, потом вино в каком-то крохотном ресторанчике, где Шаламе пришлось призвать на помощь все свои знания итальянского, потому что английский там не понимали совсем. Потом они оказались у Хаммера дома, смотрели какой-то смешной фильм — Тимоти с некоторым ужасом осознал, что не помнит, о чем был фильм, — хохотали и пили что-то еще. И вот теперь Тимоти плелся домой — он уже привык называть снятую на время съемок квартирку домом — и пытался понять, как так вышло. Он недооценил Хаммера – это была вторая ошибка. Анализировать пришлось на следующий день, так как тем вечером он дошел до дома и завалился спать, даже толком не раздевшись, что тоже было ему крайне несвойственно. После продолжительных раздумий он пришел к выводу, что допустил промашку, добавив в свой образ слишком много открытости, — она сработала для Хаммера как спусковой крючок, и тот тоже стал простым, открытым, настолько своим парнем, что Тимоти потерял контроль над ситуацией, даже не заметив этого. Пришлось признать, что Арми не так прост, как показалось сначала. То ли у него тоже были разные образы для разных ситуаций, то ли он просто настолько хорошо умел подстраиваться и зеркалить, что просто снял образ Шаламе и без затруднений примерил на себя. В этом стоило разобраться, а пока следовало снизить градус откровенности и реже встречаться вне съемок. Главное, чтобы Арми не решил, что обидел его чем-то. Отношения не хотелось портить, просто нужно было вернуть их в контролируемое русло. Поначалу и это удалось Тимоти без проблем. Хаммер проглотил и не поморщился историю о сильной занятости вечерами — фортепиано, гитара, итальянский — и объяснение о глубокой проработке роли, из-за которой Шаламе стал более закрытым. Арми отодвинулся, но все равно был рядом, шутил, поддерживал. Подходил между дублями, давал советы — скорее как друг, а не как наставник, показывал фотографии жены и дочери, рассказывал смешные истории со съемок. Не давил, просто ненавязчиво был рядом. Придя к выводу, что он безопасен и даже полезен, Тимоти решил, что они вполне могут стать друзьями — это будет хорошо и для фильма, и для них самих, и для окружающих. Решил и опять немного расслабился. Третья ошибка оказалась фатальной. Но он понял это слишком поздно, ведь все было совершенно нормально, правильно и органично. Они снимали последовательно сцены, они узнавали друг друга так же, как Оливер и Элио узнавали друг друга. Они проводили время вместе — тщательно дозированное Тимоти время, но все равно довольно много. Шаламе несколько раз поужинал с Эстер — их все-таки ждали достаточно откровенные сцены и хорошо было бы стать приятелями, хотя бы на время съемок; пару раз пообедал с Майклом — опять же очень полезное знакомство, актер, у которого есть, чему поучиться, и просто приятный человек; часть вечеров вся команда проводила у Луки. Но все остальное свободное время было отдано Арми — совместные прогулки для изучения окрестностей, обеды и ужины вдвоем, бесконечные разговоры обо всем на свете, обсуждение сцен — уже прошедших и еще ждущих их впереди. Они не репетировали — не считая той самой первой репетиции, о которой потом они будут рассказывать в каждом интервью — но много говорили о самих съемках, о книге, об Италии. Потом приехала Элизабет с дочерью, и Тимоти, который предвидел такой поворот и был к этому готов, легко подружился с ними обеими. Теперь часть времени они тусовались втроем и это тоже было частью плана, ведь Хаммер — отличный семьянин, его близкие всегда рядом, так что, если Тимоти будет чем-то вроде части семьи, это будет выглядеть естественно и гармонично, на время съемок и промо, конечно. Точно также естественно и органично оказалось целоваться с Арми. Тимоти боялся, что сцена первого поцелуя будет ужасно неловкой, особенно момент с рукой Элио на пахе Оливера. Но и поцелуй, и дальнейший разговор, несмотря на неудобную позу, получились очень просто и как-то легко, как будто они не сыграли, а пережили это. Лука был очень доволен, хотя и заставил их сделать три дубля. Тимоти шутливо сочувствовал Арми, Арми в ответ грозился использовать Тимоти для решения возникшей к концу съемок проблемы, они смеялись, совершенно не чувствуя смущения. Шаламе должен был здесь напрячься, должен был понять, что контроль над ситуацией опять ускользает. Но этого не случилось. Во время съемок полуночной сцены он чувствовал себя пьяным и полностью отдался процессу. Все-таки сложная сцена, совершенно новый для него опыт — причем, дважды: секс на камеру (пусть не секс, но что-то очень близкое) и секс с мужчиной. Забавно, что Арми выглядел примерно так же и, как шепотом поделился с ним между дублями, для него происходящее тоже было дважды в новинку. Как красивый, словно греческая статуя и обложка плейбоя одновременно, мужчина умудрился за 10 лет карьеры в Голливуде не сняться ни в одной постельной сцене, Тимоти так и не понял. Он решил, что обязательно подколет Арми на эту тему, может быть, даже не раз, но после завершения съемок. Захлопнувшаяся дверь как будто оставила их в комнате наедине, и это наконец позволило им расслабиться. Невинные объятия, перешедшие в поцелуи, которые становились все более страстными, избавление от одежды, падение на кровать — Тимоти был так поглощен происходящим, так поглощен Арми, что резкие слова «Стоп. Снято. Молодцы» прогремели, как гром среди ясного неба. Как будто он мастурбировал под порнуху и тут в комнату вошла мама. Он лежал под Арми, тяжело дышал и чувствовал тепло внизу живота: еще немного и его возбуждение стало бы очевидно окружающим. Арми, конечно, спросил, все ли в порядке, но Тимоти просто кивнул, медленно приходя в себя. Тем вечером он не пошел ни к Луке, ни тусить с Арми. Он сидел дома и усиленно пытался понять случившееся. Конечно, он не был девственником, но воспринимал секс как способ удовлетворить сексуальное желание, дать телу то, что ему нужно, чтобы оно не мешало думать. Как только поцелуи с Арми, поцелуи на камеру, когда вокруг люди и нужно постоянно думать о том, как все это выглядит со стороны, заставили его забыть обо всем? Мысль, что он гей и именно поэтому поцелуи с девушками не произвели на него подобного впечатления, он отмел, как несостоятельную. Его семья не была консервативной, он сам тоже был лишен предрассудков, просто мужчины не возбуждали его. Вторую спасительную мысль — это все Элио, не я! — он покрутил в голове несколько дольше, но тоже отложил: действия персонажа, его мотивация, невербальная реакция – все это отлично ему удавалось, но он никогда не терял контроль. Более того, этого ни в коем случае нельзя допускать — актер всегда должен контролировать свое положение в пространстве, реакцию партнера, помнить хронометраж сцены и положение камер. И он не допускал. До Хаммера. Он знал, что Лука был доволен их работой, он успел отсмотреть материал и еще раз похвалить их. Арми улыбался, как мальчишка, и хлопал Тимоти по плечу. А Шаламе мечтал остаться один и подумать. Вот только результат размышлений его не радовал: все дело в Арми. В Арми, от которого уже нельзя отдалиться, с которым нельзя перестать общаться, с которым их еще ждут постельные сцены и очень много поцелуев. В Арми, жена которого всегда рядом и в которую он, судя по всему, по-прежнему безумно влюблен. Если бы Хаммер был свободен, Тимоти еще бы подумал. Шаламе прищурился и цокнул языком — он никогда не позволял врать себе. Конечно, он бы сразу попытался соблазнить Арми, сделал бы с ним все, чего хотелось, и успокоился бы. А теперь все наоборот — ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Арми заметил, что заинтересован здесь не только Элио. Особенно учитывая, что Тимоти и сам еще не понял, что это: похоть, влюбленность, помешательство, дурное влияние Луки и Италии? Это, пожалуй, было самым страшным: впервые в сознательном возрасте он не мог понять, что с ним происходит, не мог проанализировать свои чувства, не мог отследить свои реакции. Однако были у этих внутренних метаний и плюсы: сцена пробуждения после первого секса удалась ему с первого дубля. Арми потом сказал ему спасибо, объясняя, что ему даже ничего играть не пришлось — у Тимоти был такой потерянный и решительный вид одновременно, что он и правда перепугался. — Слушай, а тебя не беспокоит, что в этом фильме у нас как-то подозрительно часто получается не играть, а переживать? — Хм, — Арми хотел пошутить, но, увидев предельно серьезное выражение лица Тимоти, передумал, — знаешь, если честно, я думаю, что Лука не даст нам сделать это иначе. То есть он всегда добивается именно этой игры на грани — с одной стороны, мы играем свои роли, а с другой — переживаем их. Иногда перекос в одну сторону, иногда в другую, но просто играть он не дает никому. Это проблема? — Арми внимательно посмотрел на него. Тимоти пожал плечами. В другой ситуации это был бы полезный, ценный опыт. А сейчас… сейчас нужно было просто пережить оставшиеся съемки, уехать домой и по возможности больше никогда не встречаться с Хаммером. Отличный план, жаль, невыполнимый. Невыполнимой оказалась и задача сохранять полный контроль над ситуацией и на над собой при общении с Арми: тактильный барьер окончательно рухнул — и они постоянно касались друг друга, обнимались, клали друг на друга головы, руки и ноги, при этом неловкости — несмотря на внутренние сомнения Шаламе — тоже не было, и они болтали обо всем на свете, смеялись почти не переставая и в целом отлично проводили время — и на площадке, и за ее пределами. Тимоти решил, что единственный вариант, который ему остается, контролировать то, что он еще может контролировать, а на остальное не обращать внимания. Фильму это явно шло на пользу, ему как актеру тоже, Арми ходил довольный, Лиз вроде бы тоже не имела к нему никаких претензий, Лука улыбался в усы. Полная идиллия, если опустить тот факт, что Тимоти никогда не позволял себе настолько пустить все на самотек. И это пугало его до чертиков в те моменты, когда он задумывался об этом. В обычной ситуации не задумываться у него не получалось никогда — он анализировал все: собственные реакции, слова, жесты, мимику, продумывал слова, прежде чем произнести их, отслеживал поведение других, их взаимодействие с ним и между собой, что они ему говорят, как смотрят, о чем, вероятно, думают, и тысячи других мелочей. Это была его привычная, комфортная, безопасная жизнь, та жизнь, которую он строил, сколько себя помнил, и которую не планировал менять. Но сейчас ситуация была совсем не обычная. Стоило Арми появиться на горизонте и голос в голове, комментирующий происходящее и дающий полезные советы, переключался на него, переставая реагировать на все остальное. При этом анализ превращался в хвалебные дифирамбы, перемежающиеся испуганными жалобами на то, что рядом с Хаммером невозможно думать больше ни о чем и вообще, откуда он взялся, такой идеальный. Такой внутренний голос проще было игнорировать, чем пытаться извлечь из него пользу, чем Тимоти успешно и занимался. Настолько успешно, что точку невозврата прошел, даже ее не заметив. В тот день Лука предупредил их, что они будут снимать откровенные сцены. Большая часть команды оставалась на улице, заходя только по команде режиссера, если нужно было поправить свет, грим или помочь переставить вещи. В комнате оставались Арми и Тимоти, Лука и Сэйомбху, которого было не видно за камерой. Пожелания были стандартными: естественность, постепенно нарастающая страсть, полная концентрация друг на друге. Особое внимание Лука уделил последовательности, с которой они должны были раздеваться. Тимоти был максимально собран и серьезен, стараясь запомнить все, что говорил Лука, прогоняя предстоящую сцену в голове. Арми шутил и дурачился, объясняя свое поведением тем, что Оливер все равно будет раздевать Элио так, как ему будет удобно, а сам Арми слишком на взводе, поэтому серьезности они от него не дождутся. Лука на это сказал только, что сегодня ему нужна страсть, а не серьезность, и кивнул головой на полностью готовую кровать. Тимоти внезапно почувствовал скованность, которой не ощущал даже в первый день знакомства с Хаммером, страх, что сейчас вместе с одеждой с него снимут кожу и он весь будет совершенно обнажен — его мысли, чувства, желания. Обеспокоенный взгляд Арми — как, черт возьми, он научился так быстро и безошибочно считывать его? — совсем не помогал, хотя его забота грела. “Я должен собраться с мыслями и просто отработать сцену. Я смогу”, — как мантру повторял он про себя, как вдруг почувствовал большие теплые руки, которые развернули его, и он столкнулся взглядом с Арми. Нет, с Оливером. Он смотрел восхищенно и немного недоверчиво, как будто все еще не мог до конца осознать, что Элио тоже заинтересован, тоже влюблен. — Ты со мной? — тихо спросил Арми. — Да, — так же тихо ответил Тимоти, — да. Они начали целоваться, сначала медленно, лаская друг друга губами и языками, Тимоти привычно зарылся рукой в волосы Арми, перебирая короткие пряди и изредка дергая их, тот в свою очередь гладил его по спине, от чего Тимоти покрылся мурашками, кажется, весь. Мир стремительно сузился до одного человека, его полузакрытых от удовольствия глаз, его теплых ладоней, мягких волос, требовательных губ. “Я что-то должен тут сделать… кажется, попытаться снять футболку”, — Тимоти без особого успеха пытался стянуть с себя мешающую тряпку, пока Арми ему не помог. “Кажется, в сценарии было не так. Боже, что же он со мной делает!” — Шаламе попытался взять себя в руки. — “Я не должен так реагировать — о боже! да! — он женатый мужчина, его жена — прекрасная женщина! Я должен успокоится и играть ро…” — в этот момент Арми нежно провел кончиками пальцев по его спине, от плеч до поясницы, Тимоти выгнулся и застонал. Хаммер тут же переключился на его шею, вызвав еще одну волну мурашек, а потом аккуратно повалил его на кровать. “О да! Он такой огромный, он может полностью закрыть меня от всех… В том числе от камеры!” — паническая мысль на некоторое время вернула Тимоти иллюзорную возможность мыслить разумно и вспомнить слова Луки. Арми, очевидно, почувствовав его состояние, немного снизил напор и теперь скорее гладил его губами, чем целовал. Шаламе выдохнул и чуть заметно благодарно кивнул, пытаясь взять под контроль взбесившееся тело. И на некоторое время ему это удалось. Они вновь лениво целовались, поглаживая друг друга ладонями. В какой-то момент Арми их перевернул, чтобы Тимоти оказался сверху. “Точно, иначе меня и впрямь не видно. Кажется, сейчас нужно будет снимать шорты”, — но он никак не мог понять, как сделать это естественно на камеру, поэтому просто продолжил целовать Арми. “Это Оливер, Оливер! Это Оливер сейчас раздевает меня… ооо, да! — Арми стянул с него шорты, чувственно огладив ягодицы, и продолжил целовать. — Черт, его тоже теперь надо раздеть. А нет, он сам, какое счастье. В этой сцене вообще все делал Оливер. Элио в лице почти полностью потерявшего контроль Тимоти только благодарно принимал и страстно отдавался происходящему, жалкими остатками рассудка фиксируя процесс избавления от одежды и их перемещений в пространстве. В пространстве кровати, по счастью, Тимоти был уверен, что идти куда бы то ни было он сейчас не смог бы под страхом смертной казни. Однако их никто не останавливал, в комнате стояла полная тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием и звуками поцелуев. К моменту, когда Арми тоже оказался полностью раздет, Тимоти находился в таком состоянии, что весь его тренируемый годами контроль, которым он по праву гордился, уходил на то, чтобы не начать умолять. Но он уже не мог не тереться о восхитительно обнаженное тело Арми, не мог сдерживать чуть слышного хныканья, когда прикосновений становилось недостаточно, его руки гладили Хаммера везде, где могли дотянуться, напрочь игнорируя сценарий. Арми поднял голову, нашел глазами Луку и прошептал одними губами: “Оставьте нас одних. Ненадолго”. Лука прищурился, кинул взгляд на Тимоти и кивнул. Сэйомбху оторвался от видоискателя и послушно последовал за Лукой на улицу. Хаммер подождал, когда дверь за ними захлопнется и щелкнет замок, и после этого наконец полностью сосредоточился на Тимми. Нежные, с расчетом на камеру поцелуи сменились страстными, даже яростными. Когда губы Арми переместились на шею, Тимоти с силой закусил губу, пытаясь сдержать рвущиеся из глубины стоны. — Не надо, не кусайся, — Арми нежно провел большим пальцем по его губам, — можно не сдерживаться. Расслабься, малыш, — и он вернулся к прерванному занятию. Когда Арми втянул в рот, пососал, а потом прикусил сосок, Тимми громко вскрикнул — ему показалось, что молния прошила его тело от макушки до кончиков пальцев. “Он сказал, что можно не сдерживаться. Почему? Впрочем, я уже и не могу… дааааа… откуда он знает, что именно там и именно так наиболее приятно? Но недостаточно, боже, недостаточно. Господи, сделай уже что-нибудь, иначе моя голова сейчас просто взорвется”. — Арми, Аааармиии, — застонал Тимми. Хаммера окатило горячей волной облегчения. Он до последнего боялся, что понял все неправильно, что все эти взгляды, прикосновения и реакции — гениальная актерская игра, что это Элио так безумно влюблен в Оливера, что это Элио так отчаянно хочет Оливера. Теперь индульгенция получена, теперь он уверен, что именно Тимми хочет именно его. И это просто восхитительно. — Да, Тимми, что мне сделать? — Хаммер с силой провел по тазовым косточкам, спускаясь ниже, но не касаясь истекающего смазкой члена. — Арми, — Тимоти пытался понять, что от него нужно и почему Хаммер все еще не трахает его, ведь он так просил об этом. Или еще нет? — Арми, ну трахни же меня уже, я больше не могу, я просто умру, если ты не сделаешь этого, я так тебя хочу, боже, я никогда никого так не хотел, пожааалуйста! У Арми потемнело в глазах от настолько откровенных признаний — сдержанный Тимоти стал более раскрепощенным, когда они узнали друг друга ближе, но он никак не ожидал, что тот окажется настолько горячим в постели. Впрочем, было очевидно, что он не понимает, о чем просит, но сам факт сводил с ума. — Я обязательно трахну тебя, и так, что тебе потом несколько дней сидеть будет неудобно, но не сейчас. — Почему? — Потому что мы на чертовой реквизитной кровати и Лука скоро вернется, — Арми рисковал, конечно, Тимоти от таких новостей вполне мог прийти в себя и вообще послать Хаммера подальше. Но с другой стороны, он должен начать соображать хоть немного, иначе и сам Арми не сможет держать себя в руках. — Что? — Тимоти приподнялся на локтях, судорожно озираясь, но тут Хаммер наклонился и взял его член в рот, начиная неумело, но активно сосать, и Тимми со стоном рухнул обратно на кровать. Всего несколько движений — дело, конечно, было не в таланте Арми, а в самом факте минета — и Тимоти выгнулся, пытаясь оттолкнуть от себя мужчину. Хаммер нашарил рукой отброшенные при раздевании шорты и поймал ими брызнувшие капли. Потом обтер Тимми, подтянулся на руках и заглянул в шалые глаза: — Тим, ты здесь? — Я… да, кажется. — Давай, соберись, нам надо доснять эту чертову сцену. Окей? — Да-да, — Тимоти помотал головой, действительно начиная соображать. — А то, что мы сейчас… эээ… — от необходимости подбирать слова его избавил звук открывающегося замка и вошедший Лука. — Ну что, вы готовы продолжать? — буднично спросил он, как будто не понимал, что здесь только что происходило. — Да, — хором ответили актеры. — Отлично, тогда поехали. Дальше съемки шли так, как они и должны были идти. Посторгазменная нега помогла Тимоти поймать нужное настроение, а схлынувшее на время возбуждение позволило привычно контролировать себя и окружающих. В итоге вечером Лука довольно потирал руки и не уставая хвалил актеров, вот только Шаламе мечтал сбежать к себе, чтобы наконец осмыслить то, что он умудрился переспать с Хаммером на съемках. Весь день он старательно и довольно успешно гнал от себя эти мысли, чтобы они не мешали работе, но это не значило, что он не хотел разобраться в этом. Поэтому он вежливо всем поулыбался, успешно избежал прямого столкновения с Арми, который, кажется, тоже хотел поговорить по душам, и ускользнул домой. К откровенному разговору он был пока не готов. Дома он первым делом пошел в душ. Ему казалось, что он все еще чувствует запах Арми и спермы на себе. “А он, кстати, не кончил, хотя определенно был возбужден”. Воспоминания о крепком и большом члене Арми, который в течение нескольких часов терся об него, вызвало горячую волну, и Тимоти с ужасом почувствовал, что его член заинтересованно дернулся. “Кажется, придется уступить, чтобы потом мне все-таки удалось спокойно подумать”. Он оперся одной рукой от стенку душевой кабины, опуская голову и погружаясь в воспоминания о сегодняшнем дне. Арми был таким властным, его руки такими сильными, но нежными и чуткими, его губы… Да, губы были просто выше всяких похвал, особенно вместе с языком. И он… кажется, он выгнал Луку, чтобы они могли заняться настоящим сексом без нацеленной на них камеры. Боже, что он там нес? Кажется, он умолял его трахнуть. “О господи, как же стыдно. Во-первых, это дело не десяти минут. Во-вторых, я вообще-то не уверен, что хочу секса с проникновением. В-третьих, я лепетал, как девица в первую брачную ночь”. Справедливости ради Тимоти вынужден был признаться себе, что просто никогда не испытывал ничего даже отдаленно похожего. Его разрывало от силы эмоций, ему необходимо было как-то выразить их, а голова отказывалась соображать. Вот и вылезли эти глупые слова, которые он подхватил из какой-нибудь подростковой мелодрамы. Впрочем, была и еще одна вещь — довольно смущающая — которую он должен был сейчас признать. Эти воспоминания — он сейчас мог достаточно хорошо представить, как они выглядели в эти минуты, когда остались в комнате вдвоем, — были настолько горячими, что на все про все в душе ему потребовалось не более трех минут. Во время оргазма он отчетливо чувствовал руки и губы Арми на своей коже. “Наваждение какое-то!” Закончив, наконец, мыться, Тимоти вышел из душа и устроился в комнате с бутылкой холодного пива. Следовало хорошенько все обдумать. То, что произошло, не походило на дружескую помощь — даже для непосредственного Хаммера это было бы чересчур. Значит, Арми тоже был заинтересован. Это было странно, потому что никак не укладывалось в тот образ, который сложился у Тимоти в голове. Точно также не укладывалась идея, что его использовали — он мало кому известен и информация о том, что он гей — это не так, но в данном случае это не имеет значения — вряд ли кого-то могла заинтересовать. Это могло испортить ему дальнейшую карьеру, но могло ведь рикошетом ударить по самому Хаммеру, который более знаменит. Но главное — зачем бы это самому Арми? Пусть Тимоти был в совершенно невменяемом состоянии, но он был почти уверен, что Арми тоже хотел его. Но как тогда быть с Элизабет, Харпер и вообще образом идеального семьянина, с которым крепко ассоциировался Хаммер? Могло ли это быть помешательством, пусть и не таким сильным, как у самого Тимоти? Хаммер определенно соображал и контролировал ситуацию, но предпочел ласкать Тимоти, сам оставшись неудовлетворенным. Это было странно и это можно было бы подвести под поддержку коллеги по сложным съемкам, если бы не минет. Тимоти еще мог допустить, что Хаммер, оценив его состояние, решил помочь ему сбросить лишнее напряжение, но для этого было бы достаточно руки. Зачем надо было… нет-нет-нет, лучше не вспоминать. Впрочем, может и не лучше. Может, сосредоточившись на поведении Хаммера, он смог бы понять его мотивы. Мысленная картинка сегодняшних съемок вызвала ожидаемое тепло внизу живота, но пока Тимоти мог его игнорировать и этим стоило воспользоваться. Вот они готовятся к сцене — Арми спокоен и дружелюбен, хоть и утверждает, что нервничает. Вот они целуются, Арми помогает ему снять футболку — не по сценарию, но в рамках логики персонажа. Вот они лежат и он лепечет какую-то чушь — Арми его успокаивает. Тимоти напрягся, пытаясь вспомнить, что именно говорил Арми, и его окатило горячей волной: “Я обязательно трахну тебя, и так, что тебе потом несколько дней сидеть будет неудобно, но не сейчас”. Как он мог это забыть? Что ж, значит, Хаммер тоже заинтересован. Тимоти сделал большой глоток пива, стараясь справиться с накатывающей паникой — контролировать всю эту ситуацию будет окончательно невозможно, если Арми будет… черт знает, что именно он будет теперь делать. Непредсказуемый Хаммер — точно не та проблема, которую Тимоти мог предположить, когда готовился к этим съемках. Как можно выработать линию поведения, если вообще не понимаешь, что ждать от другого человека? Тимоти медленно выдохнул и задышал размеренно, контролируя глубину и частоту вдохов. Нельзя допустить повторения сегодняшнего позора — на площадке он должен быть адекватен и способен держать себя в руках. Значит, нужно переспать с Хаммером — с Арми, конечно, с Арми, поздно пытаться отгородиться от него фамилией — и успокоиться. Но Тимоти не был бы собой, если бы у него мгновенно не возник следующий вопрос: а если это не поможет? А если, наоборот, он увязнет еще больше? Да, он не склонен к такому, но ведь раньше он был уверен, что подобная потеря контроля вообще для него невозможна. Впрочем, у этого плана был несомненный плюс, даже два несомненных плюса — во-первых, собственно, на съемках ему действительно будет легче, если он будет удовлетворен, а во-вторых, их близость определенно пойдет фильму на пользу. Осталось узнать, что обо всем этом думает Арми. Конечно, возможность поговорить без свидетелей не могла представиться раньше окончания съемочного дня. Значит, сегодня нужно было пережить с наименьшими потерями. Тимоти надеялся, что вчерашние оргазмы помогут ему выдержать близость Арми без очевидной позорной реакции. Но опять просчитался: возраст и степень его восхищения не оставили ему не единого шанса. Хотя в первой половине дня все было не так уж плохо: они экспериментировали, много обсуждали — и друг с другом, и с Лукой, пробовали разные варианты развития сцены, поэтому, несмотря на общее возбужденное состояние, Тимоти контролировал ситуацию и в целом был доволен собой. За это время он ни разу не улетел настолько, чтобы перестать себя осознавать. Но градус напряжения рос, причем у всех. Арми раскраснелся, взгляд Луки часто был обращен внутрь, Сэйомбху периодически так крепко сжимал камеру, что у него белели костяшки пальцев. А Тимоти… Тимоти чувствовал, что ему все сложнее оторвать от Арми глаза, он все меньше слышит окружающих, полностью сосредотачиваясь на единственном человеке, способном довести его до подобного состояния. Их режиссер был невероятно чутким, внимательным и тонким человеком: видя степень напряжения на площадке, он подумал, что наиболее правильным будет позволить ему разрешиться наиболее естественным образом, хотя изначально ни он, ни его актеры ничего подобного не планировали. Но слишком жалко было растрачивать такой огонь впустую. Пусть даже в финальный монтаж эти кадры и не войдут, так ли это важно. Они определенно будут логичным продолжением истории, а значит, имеют право был запечатленными на пленку. Выгнав всех из комнаты, выдав общие указания оператору, который бросил на него удивленный взгляд, но промолчал, и убедившись, что все готово, он повернулся к актерам: — Арми, Тимми, импровизируйте. Что это за место в книге, вы помните, мы несколько раз его уже обсуждали сегодня. Мы просто будем снимать, а потом выберем то, что подойдет общему настроению фильма больше всего. Вы отлично знаете своих героев, я уверен, вы все сделаете правильно и без моих комментариев. Они переглянулись. Лука часто просил их импровизировать, но всегда были заданные книгой, сценарием или режиссером рамки. А сейчас? В сценарии персонажи целовались, в книге занимались любовь, никаких дополнительных условий не было. — Насколько далеко нам следует заходить? — неуверенно уточнил Арми. — Я вас не ограничиваю, — нейтрально ответил Лука. У Тимоти закружилась голова — ни одной зацепки, ничего, что могло бы помочь ему сдерживаться, зато море накопленного возбуждения, полумрак и горящие глаза Арми. Тот подошел ближе, взлохматил волосы Тимми и тихо сказал: — Начнем с простого? — Хорошо, только ты… полегче, ладно? — Я попробую. Ты же не думаешь, что мне это ничего не стоит? — Я… — это были совсем не те слова, которые могли вернуть Тимоти самообладание — внутренний голос, тот самый, теряющий волю при виде Арми, радостно заголосил, по спине прошла горячая волна, осевшая в паху, но Тимоти заставила себя ровно выдохнуть, — да, я понимаю. Конечно, сразу после слов Луки об отсутствии ограничений распаленное воображение Тимоти нарисовало несколько очень горячих картинок, но реальность была во много раз лучше. Они начали с легких поцелуев, которые становились все более глубокими и страстными, потом перешли к более смелым и откровенным ласкам. Хотя руки Арми намеренно обходили член Тимоти, во всем остальном он ни в чем себе не отказывал. Он гладил, сжимал, целовал и кусал все чувствительные местечки по очереди. Тимоти устал удивляться, откуда Арми так безошибочно знает, что и как надо стимулировать на его теле, чтобы в голове остался только белый шум, а в ушах кровь отстукивала Арми-Арми-Арми. Они все еще были на площадке, их по-прежнему снимала камера и на них внимательно смотрел режиссер, пусть и почти невидимый в полумраке. Сегодня на реквизитной кровати занимались любовью Элио и Оливер, и об этом нельзя было забывать. С одной стороны, Тимоти разрешил себе расслабиться и наслаждаться ласками Арми, раз спокойно на них реагировать он все равно не мог. Но с другой стороны, ни в коем случае нельзя было назвать его по имени — и именно на это был направлен весь его самоконтроль. Видимо, поэтому Тимоти пропустил момент, когда Арми лег на бок, чтобы оказаться лицом к камере, перекинул свою ногу через ногу Тимоти, крепко прижимаясь к ней стоящим членом, а рукой принялся неторопливо ласкать сначала соски, потом живот и — наконец! — бедра. Тимоти выгнулся, выпрашивая прикосновения там, где они были так нужны, но Арми был неумолим. Кончиками пальцев он огладил тазовые косточки, потеребил паховые волосы, скользнул по бедрами — Тимоти развел ноги шире, неосознанно потираясь об Арми. Тот застонал, в свою очередь двинув бедрами, и накрыл-таки Тимми рукой. Вчера все случилось слишком быстро и внезапно, напряжение копилось слишком долго, поэтому оргазм вышел ошеломляющим, но быстрым. Сегодня Тимоти не мог кончить так быстро и осознавал все немного лучше — по крайней мере, он в полной мере ощущал все прикосновения Арми, его плотно прижатый к ноге член, его совершенно особенное выражение лица, которого раньше Тимми никогда не видел. Вдруг Арми наклонился и вместе с ритмичными движениями рукой зашептал: — Ты такой красивый. Я даже завидую Сэйомбху, у него должны получиться отличные кадры, — Тимоти беспомощно застонал. — Правда, он не может тебя касаться, так что мне все-таки повезло больше, — Арми невесомо провел пальцами по всей длине, огладил яички и продолжил: — Но сам представь: ты лежишь совершенно голый, с разведенными ногами, предельно возбужденным членом, волосы разметались по подушке, губа закушена, глаза прикрыты — воплощение сексуальности, — совершенно неприличная картина, нарисованная Арми, едва не толкнула Тимоти за край. Если бы не жестокие пальцы, пережавшие его член у основания, он точно кончил бы. Это было очередное открытие: раньше болтовня в постели вызывала у него глухое раздражение и мешала наслаждаться тактильными ощущениями, а с Арми выходило совсем иначе. Впрочем, как и все остальное, что он делал вместе с Арми. — Погоди, еще рано, — ласковые пальцы скользнули по шее, задержались у сосков, сделали два круга вокруг пупка и вернулись к члену. — Как думаешь, у меня получится заставить тебя умолять или лучше отложить это до момента, когда мы останемся наедине? — Да! — Тимоти с силой прикусил губу, чтобы и правда не начать умолять. Тот факт, что Арми планирует продолжить без свидетелей, заставил Тимоти задрожать и начать хаотично толкаться в ласкающую его ладонь — сил контролировать себя не осталось: — Да, пожалуйста, Ар… — Арми накрыл его губы своими, страстно целуя, и имя потонуло в стоне. Несколько сильных движений рукой и бедрами, и оргазм накрыл обоих. Несколько минут в комнате было слышно только тяжелое дыхание. Тимоти открыл глаза, когда услышал звук закрывающейся двери. Арми наполовину лежал на нем — это было очень приятно, но нога занемела настолько, что он уже перестал ее чувствовать. — Пусти, отлежал. — Я подумаю, — улыбнулся Арми, но немного отодвинулся, давая Тимми пространство. Руку он с него, правда, так и не убрал — она лежала на его животе в опасной близости от паха, но Тимоти пока был слишком удовлетворен, чтобы беспокоиться об этом. — Лука, я так понимаю, дал нам время. Поговорим? — Прямо сейчас? — расслабленное состояние никак не желало покидать Тимми, и он был уверен, что вести в таком состоянии серьезные разговоры нельзя — мало ли, что он может наобещать или на что согласиться. — Почему нет? Вечером это будет не так удобно. Я думаю, нам сейчас никто не помешает. — Ладно, — кажется, Арми был способен убедить его в чем угодно. Это должно было бы напугать, но Тимоти было сейчас так хорошо и спокойно, внутренний голос мурлыкал что-то восхищенное в адрес Арми, разумные советы давать было некому. — Это все вышло спонтанно, но мне кажется, мы оба заинтересованы, — Тимоти кивнул. Одна их поза говорила слишком многое, чтобы отпираться. — И я бы предпочел продолжить более близком знакомство в приватной обстановке. Все-таки камера ограничивает, согласись. — Пожалуй, — Тимоти повернул голову и внимательно посмотрел на Арми. — А как же твоя жена? Как же Арми Хаммер — примерный семьянин? — Мы собираемся целоваться на Оскаре? — оба фыркнули. — Я же сказал про приватную обстановку. — Да, но Элизабет? — А что Элизабет? Я поставлю ее в известность. У нас давно свободные отношения — мы оба не привыкли себя ни в чем ограничивать. А фасад — ты еще поймешь, как это важно для известного человека. Мне очень повезло, что рядом со мной человек, готовый поддерживать нужные образ. Я сам не фанат соцсетей и глянцевой картинки. Так что скажешь? — Немного сложно в это поверить. Не в то, что ты равнодушен к инстаграму, а в свободные отношения, — Тимоти изумленно покачал головой: вот так и верь открытым источникам. — У меня в голове сложилась совсем другая история. — Тебе никогда не казалось, — вкрадчиво сказал Арми, начиная легко поглаживать его живот, — что ты слишком много думаешь? — А-а-арми, — жалобно протянул Тимоти, чувствуя, что еще немного, и его тело вновь предаст его. — Ммм? Так мы договорились? Проводим вместе столько времени, сколько нам обоим будет хотеться. А с проблемами будем разбираться по мере их поступления, да? — Арми наклонился, втянул в рот сосок и начал легко посасывать. Его рука снова ласкала промежность Тимми, вселенная которого вновь сузилась до одного человека. Кажется, сопротивляться было бесполезно, оставалось отдать контроль Арми, расслабиться и получать удовольствие.