*Жизнь показала, кто и сколько стоит. Ты хочешь правды, но она расстроит. Успех меняет все твои устои. Это твой выбор: рушить или строить!
10 января.
— Всё будет хорошо. — твердила снова и снова Марта. Теперь она помогала застёгивать сапоги. Дебильные сапоги, в которых жутко не удобно сгибать ноги из-за их высоты. Но если уж я хочу получить от Крида фотографии, то я обязана перед ним блистать. И делаю я это только ради подруги. По крайней мере, мне очень хочется верить. Сегодня на мне бирюзовый строгий костюм, подчеркивающий достоинства моего тела. Видимо после этого вечера костюм перестанет быть моим любимым. Марта также одолжила свои серёжки из белого золота и аккуратненькое колье, но, так как сама по себе она очень миниатюрная, и её украшения всегда казались на мне ужасно мизерными, колье затерялось в тканях пиджака, а серёжки, тускло отражавшие свет лампы, утонули в волосах, тихо звеня. Я не хотела идти. Остановившись в дверях, я бегло окинула коридор взглядом. Ощущение, что я больше не вернусь никогда. Мерещилось, что Марта машет мне белым платком и со слезами на глазах отворачивается в сторону. Я словно приросла к каждому предмету в квартире. — Всё будет хорошо. — повторила мне Марта, закрывая дверь. Как только я услышала хлопок и звук ключа в замке, я поняла что сегодня ничего не будет хорошо. И как бы горячо подруга не убеждала в обратном, я знала, что мне предстоит преодолеть не только неприязнь к Криду, но и нечто более ужасное. Хотя на данный момент самым омерзительным оставался лишь Крид. Мы доехали за десять минут, а мне показалось, что прошла вечность. Я расплатилась с таксистом и вышла. Увидя перед собой белую машину, я резко развернулась в надежде, что таксист никуда не уехал и у меня остался мизерный шанс свалить отсюда. Но нет. Пришлось идти. По пути я пару раз перепроверила уровень заряда телефона на случай непредвиденной ситуации. Я также внесла в быстрый набор номер Марты. Мне стоит взять себя в руки, иначе Крид обретёт полную власть. Да что он может мне сделать? Ресторан полон народу, чтобы он вёл себя как быдло и хамло. Я надеюсь, у него хватит сил сдержать свою эгоистичную натуру и идти хотя бы на небольшие компромиссы. — Смокинг? — шепнула я сама себе, — Правда? После того, как я увидела его в костюме с белой рубахой и бабочкой, стало ясно, что сегодняшний вечер пройдёт просто ужасно. И я не сразу заметила, что в помещении нет никого, кроме нас и официанта. Я села за стол. Крид не отреагировал на моё появление. Так даже лучше. Я с радостью проведу остаток ужина молча. Со стороны подошёл официант с пустым подносом и остановился. Крид кивнул ему и глазами указал меня. — Егор Николаевич просит вас отключить мобильный телефон и доверить его нам. — с милой улыбкой отчеканил парень. — Зачем? Но поняв, что ответа я не дождусь и последняя надежда на спасение рухнула, я отключила смартфон и положила его на поднос. Радостный официант удалился. — Ты арендовал ресторан? — Когда много людей, становится душно. — он пододвинул мне меню, — Полистай, пока нам несут заказ. — Несут заказ? — Бабы полчаса изучают меню и по итогу просят стакан воды. Я решил ускорить процесс. — Ты заказал стакан воды? Он ухмыльнулся и провёл рукой по волосам. Боже, у меня тупые вопросы. Я веду себя как трусливая девочка. Но я не могу иначе. На его лице нет никаких эмоций, но его глаза горят жгучим пламенем. Я не понимаю, какой у него план. Но мне страшно. Мне очень страшно. — Я заказал лёгкую еду. Лёгкую еду? Он точно что-то задумал. Что ему от меня нужно? Издевается? Да, скорее всего издевается. Пугает меня своей твердостью. Как ни странно, у него получается. Мои коленки трясутся так сильно, что приходиться держать их руками. Белоснежные скатерти, тяжело свисающие по краям стола, помогают скрыть волнение в ногах. Оставшееся время я задавала вопросы, он скучающе отвечал на них. И всё-таки огонь в его тёмных зрачках не погас. С каждой минутой он разгорался сильнее, а к концу вечера овладел всем лицом, заставив покраснеть даже щёки. — Где фотографии? — В машине. — не раздумывая ни минуты ответил он, словно долго ждал этого вопроса и готовился к нему. Его белая Бэха больно выделялась на фоне мрачной ночи. Было около десяти. Зимой быстро темнеет. Я не дошла до машины двух шагов, остановившись в ожидании Крида с фотографиями. Но он вернулся без них. Воротник рубашки был поднят, бабочки не было, зато появилась широкая до безобразия улыбка. Он неспеша обошёл меня. Теперь я оказалась спиной к машине. Начинается пиздец. Крид в мгновение превратился в изголодавшего зверя. Он рывком прижал меня к двери и невпопад целовал в лицо. Хотя, сложно было назвать это поцелуем, скорее он пытался слизать с меня кожу. Было так противно, что меня чуть не вырвало. В начале я старалась вырваться из жутких объятий, но моих сил не хватило. Он впился пальцами в мои руки и крепко держал их. А потом он открыл дверь машины и толкнул меня туда. Я сильно ударилась спиной о сидения. — Постарайся, Шура. — сказал он, вытаскивая ремень, — Тебе придётся. — и перевернул меня на живот.11 января.
— Девственница... — озадачено подытоживал он, застёгивая пуговицы рубашки. Наступал рассвет. — Да не парься! — он схватил мой подбородок, откинул с лица волосы и грубо поцеловал в щёку, — Я отвезу тебя домой. Я сидела на заднем сидении и ничего не чувствовала. Не было ни боли, ни отчаяния, не было злости и даже отвращения. Я просто перестала ощущать себя. Мне не хорошо и не плохо. Мне безразлично. Я не плакала и не била его, чтобы показать, как он обидел меня. Я не думала о мести. Мои размышления унеслись далеко-далеко, туда, где я их больше не найду. Мне плевать — сделает он это снова или нет. Он забрал и унизил меня, но я не злюсь. Страшно чувствовать боль, но ещё страшнее не чувствовать ничего. Он меня изнасиловал. Я умоляла, просила и плакала, кричала, чтобы он прекратил, а потом я сдалась. Сдалась, но не подчинилась. Я стала куклой, с которой он играл, но больше никем. Взбесило ли его это? Или нет? Что будет дальше? Он спросил адрес, я механически ответила, мы поехали. Он стал серьёзнее, не улыбался, не подшучивал и не разговаривал. Иногда я видела, как он непонимающе смотрел на меня через зеркало. Он хотел увидеть меня в агонии? В конвульсиях? Или, быть может, в море горьких слёз? Как жаль, что я стала его разочарованием. — Напишешь заявление? — задал вопрос Крид, когда в окне я узнала свою многоэтажку. По его голосу я поняла, что мой ответ ему не важен и вопрос был скорее риторическим, чем интересующим. — Нет. — безэмоционально сказала я. — Говорю сразу, у мен… — он запнулся и развернулся ко мне с водительского, — Ты сказала «нет»? — Фото. Он открыл бардачок, достал пачку и отдал их. Я забрала, не глядя. Крид вопросительно вгрызся взглядом в мои глаза, но я не стала продолжать разговор. Слова не связывались в предложения. Я застегнула сапог, поправила рукав пиджака и вышла, оставив его наедине с совестью, которая, возможно, у него существовала. Что творилось тогда в его душе и голове — сказать трудно. Сожалел ли он? Может быть. Винил ли он себя? Категорически нет.2 февраля.
Я сидела дома третью неделю. Домашний телефон разрывался от звонков, но отвечала я только родителям. Никто не знал о случившемся. Через день после того вечера я вспомнила про телефон, через два — я была рада, что забыла его, через три — я рыдала в подушку. Апатия угасала, и возвращались человеческие чувства, а вместе с ними боль, усталость и мысли о самоубийстве. Если бы в моей семье у меня были бы братья и сёстры, я бы сделала это. Но прекрасно понимая, что я у родителей одна, а папа находится не в лучшем состояние, я тут же отбросила все подобные идеи. Родители на то и родители, что понимают о горе ребёнка быстрее ребёнка. Мама позвонила следующим утром, я успокоила её, сказала что со мной всё в порядке. В тот момент врать было не сложно. Но если мама решит задать те же вопросы сегодня, я заплачу навзрыд. Безысходность. Вот что ожидало меня дальше. С моим заявлением в полиции мне рассмеются в лицо. Я поняла это ещё там, в машине.15 февраля.
Шли дни и я потихоньку восстанавливалась после произошедшего. Мне было тяжело возвращаться в работу и страшно было разговаривать со всеми представителями мужского пола. Для начала я на время ограничила все встречи с мужчинами и работала исключительно с женщинами. Непросто. Я не могла спокойно ездить в машине. Пришлось привыкать к общественному транспорту и метро. Я вздрагивала, когда ко мне прикасались. А один раз я даже ударила незнакомца, который слегка задел меня плечом. Я перестала смотреть телевизор, слушать радио и отчасти музыку. Мне страшно жить. По ночам я просыпалась от каждого шороха и не засыпала до утра. Моя жизнь превратилась в сущий ад. А как всё исправить — я не знала. Отмотать бы время назад, вдарить себе в тот вечер, переломать кости, облить кислотой, связать веревкой — сделать всё, чтобы остановить и сберечь себя. Я свела общение с Мартой к минимуму. Подруга злилась, допытывала, что случилось, но я молчала и буду молчать. На удивление новостей от Крида не было. Или я подсознательно забыла о его существовании и отвергала все признаки его творчества, или он просто исчез. Но это продолжалось не долго. Он объявился как гром среди ясного неба. Через два месяца прямо на моей работе. Он ждал, пока офис опустеет, и только после вошёл в кабинет. — Привет, Шура. Я испугано обернулась и как только увидела его — закричала со всей силы. Где-то внизу сидел охранник. Чудо если он не спит! Я вопила во всю глотку, но никто не приходил. Крид занервничал и сделал шаг назад, требуя меня перестать. Я вспомнила, как тоже самое просила я, и заорала ещё громче. Я кричала долго, пока моё горло не захрипело и я не сорвала голос. Я схватила вазу, разбила её об стул и сжала в руках острый осколок. Из ладони пошла кровь. — Вот. — он достал пачку денег. Как только его рука потянулась в мою сторону, я задрожала и стиснула покрепче зубы. Кричать больше нет смысла. — Не трогай меня! — заумоляла я, прижавшись к стене с выставленным вперёд осколком. Пришлось взять его в две руки, потому что одна сильно ослабела. — Спокойно. — он поднял руки, — Убери эту хуйню. Убери. Тихо. — Не надо! Не подходи! — хрипела я, паникуя с каждой секундой больше и больше, — Не трогай! Пожалуйста, не трогай! — Тихо. Тихо. Я хотел поговорить. Спокойно. Успокойся. Я тебя не трогаю. Опусти, блять, эту хуйню. Ох, как мне хотелось запустить осколок ему куда-нибудь поглубже. Чтобы чувствовать, как он страдает, мучается, зовет на помощь. Мной овладела слишком сильная паника. Я очень боялась его и его дальнейших действий. — Что ты опять хочешь?! — Шура, блять, возьми себя в руки! — Ты опять… Ты снова пришёл, чтобы… — я запиналась из-за начавшегося рыдания, — Ну нет. Я умоляю. Хва… Хватит! — Шур… Я видела, как он испугался. В его глазах больше не было той искры. В его глазах читалось нечто другое, совсем ему не свойственное, что-то невероятно честное и печальное. Да, его рот говорил слова, лицо застыло с эмоцией страха, но глаза говорили иное; они умоляли. — Я пришёл, чтобы… — но внезапный взмах его руки, разворот и бубнёж под нос, — Нахуя пришёл? Я облегчённо выдохнула. Все мои труды примириться со страхом общения с мужчинами напрасны. После этой встречи мне придётся начать всё с самого начала. Ненавижу.