Нет управы на ветер.

Какие эти пришлые всё-таки слабаки. Альфы, беты... слов каких-то напридумывали, мужик он или мужик, или нет. Стоят, глазами хлопают, когда мочить гадов надо. Победители херовы. Сам Ирга внезапное появление бывших сослуживцев встретил спокойно, без страха. Знал, что дальше будет - прирежут их свои и вся недолга. Баб-сучек попытались бы точно отбить, они ж хранительницы семьи и устоев, блядь, хоть и пустые чаще всего. Дырки и рожать могут, и лучше всего подходят для ебли, и для продажи, особенно выгодно было пришлым продавать. Те покупали не скупясь, называли омегами и жили, как с равными. Местные мужики денежки считали и посмеивались над слабаками. Правда, как война началась, стало не до смеха, у чужаков и оружие не в пример лучше, и их самих дохера оказалось. Где-то там, в небе над Жадух-ён были их корабли и множество населённых миров. Когда Ирга думал об этом, выходило, что пришлые совсем не слабаки и не глупцы, а наоборот, свои полезли в бутылку и получили ответку больше, чем рассчитывали. Сейчас, после нескольких лет войны, когда местные правители наконец признали поражение, от прежней жизни остались только традиции гордого народа. И убивать дырок, чтоб врагу не достались, у бывших своих - любимая. Великие воины Жадух-ён подстерегли их группу у излучины широкой реки, выскочили из под обрыва, как ифриты. Две дюжины грязных низкорослых дезертиров, эти пизданутые и не думали сдаваться, наверно хотели с честью погибнуть в бою. Пришлых было всего четверо, но оружия они не опустили, начали переговоры с Берхо, умники хуевы. Ирга не вслушивался. Зачем? С такими отморозками не договориться. Бывшие ёбари, то-есть бывшие свои, стояли за спиной и ему было хорошо видно чужаков. Двое назывались бетами, от этих потомства не жди и ростом пониже, и хуи поменьше, он проверил, а двое - альфами. Молоденький всё к Виени клеился, а рыжий шайтан постарше - к нему. Ну Ирге-то дать было не тяжело, однако, бесил этот мудак до трясучки. Вот и сейчас, стоит такой спокойный, уверенный, как-будто он здесь хозяин, блядь. Думает его кто-то слушать будет. А надо-то просто расстрелять тварей, не отвлекаясь на дырок, торчащих между противниками, как 2 гвоздя из деревяшки. С их офигенским вооружением это будет несложно. Себя не жалко, давно пора было завязать с этой дерьмовой жизнью, жизнью дырки. Вот дурачка Асаля, того да, жалко. Из-за него Ирга и пошёл с дозорными в луга. Малолетка ничем даже не пах ещё, в плену боялся наступления грязей и ебли пуще огня, снадобья для отрезания всё хотел сделать, вот за травами целебными и попёрлись. Зря, между прочим, трясся. Пришлые не били, силком не нагибали и до того приятно драли, ласкались и лизались всё дорогу. Слабаки, что с них взять. Ирга глазам своим не верил: рыжий всё скалился и талдычил своё через коробку-говорилку, трое других напряжённо осматривались, Берхо вкрадчиво отвечал на чайнис, а его солдаты, даром, что оборванцы, потихоньку расходились полукругом, в клещи значит брали. Это ж пиздец, как не смешно и тупо, позволить себя окружить из-за каких-то дырок. Что за идиоты эти победители? Ирга метнулся, без жалости толкая другого омегу в густую траву, и заорал в сторону чужаков на их грубом отрывистом наречии: - Что стоите пялитесь!? Стреляйте в них, блядь! Убейте этих мудаков ебучих! Убейте! Последний возглас перешёл в хрип, что-то больно толкнулось в спину и с хрустом разорвало грудь справа. Ирга, такой смелый и злой, и как-будто немного удивленный, упал на колени, давясь кровью. Воздух взорвался грохотом выстрелов, криками, проклятиями и отвратительными чавкающими звуками с которыми в плоть входят крупнокалиберные разрывные. Уши заложило от нестерпимого шума. Во рту привкус железа, от боли не вздохнуть. Ирга лежит навзничь и глядит в небо, такое высокое, яркое, сиреневое с маленькими барашками редких облачков, глаз не оторвать… мысль о том, что там наверху, невообразимо далеко тоже живут люди кажется дурацкой сказкой. Вид портит только Асаль. Мелкий придурок ревёт, одной рукой размазывая слёзы по грязной щеке, а второй придерживая голову раненого у себя на коленях, вроде помочь хочет. Себе бы лучше помог, тупня. Вымылся бы для начала и нашел мужика из пришлых, сразу бы забыл о своих снадобьях дурацких. С другой стороны влез огромный рыжий ефрейтор, только его и не хватало, сразу полнеба заслонил. Как есть дебил, навис и пялится. - Зараза, ты как? - Ирга с трудом перевёл взгляд на ненавистную рожу, вот чего надо спрашивается? Подохнуть спокойно не дадут, блядь. - Заебись. - Чёж ты полез, мы б сами… - На хуй иди, небо загораживаешь… - рыжего аж перекосило, на покрасневшей морде проступили заживающие полоски мелких шрамов от ногтей Ирги, и омега усмехнулся. Так ему и надо, альфе ебливому, а то ещё вздумает тосковать-горевать, шайтан разберет, что в башке у этих чужаков. Здесь омег много, быстро новую дырку найдёт. С таким любой пойдёт, никакой он не слабак, Ирга это точно знает… и ещё знает, что он сам, наконец, освободился. Небо равнодушно взирает, как на высоком крутом холме над рекой голые по пояс рослые солдаты стаскивали в кучу трупы врагов. Как яркая вспышка несколько секунд спорила со светилом и вот уже ветер подхватил жирные хлопья пепла, потянул было их с обрыва и, будто передумав, закрутил вверх вихрем серо-чёрного снега. Недалеко в волнах травы сидит худенький мальчишка, приглаживая растрёпанные чёрные волосы покойника, смотрит на реку. Лицо мертвеца спокойное и чистое, кровь убрали заботливые руки, в уголках рта застыла слабая усмешка, а веки прикрывают тусклые глаза так неровно, что на это больно смотреть. Никто и не смотрит. Двое солдат начали рыть яму, ловко поддевая куски дёрна с длинными лохмами травы и складывая рядом, чтобы потом уложить сверху на могильный холмик. Светило не спеша катится к горизонту, жара спадает и свежий ветер приносит облегчение оставшимся в живых, высушивая слёзы и унося горький запах утраты.