***
Снова дождь. Уже которую неделю подряд льёт. Мрачные свинцовые тучи нависли над городом безмолвными свидетелями того, как на опустевшей улице растворяется последний запоздалый прохожий. Ещё немного и люди снова повылезают отовсюду как муравьи, прячась под лаконичными черными зонтами. Не самая благоприятная погода для празднеств, однако выбирать не приходится, ибо в другие дни напиться будет попросту нельзя, хотя казалось бы вечер пятницы бывает почти каждые семь суток. Просто много чего совпало начиная со дня основания "CCG" и заканчивая днём рождения кого-то из следователей особого класса, что уж там, отдыхал весь филиал района Тиёда, а чтобы жизнь не стала от этого проще парочку бедолаг поставили нагонять рабочий план в выходные дни. Тем не менее позже на корпоративном торжестве, медленно перешедшего из светских обсуждений не самых удачных обстоятельств на границе боевого фронта с нотками банального юмора перерастет в шумную пьянку, когда доза алкоголя в организмах сотрудников превысит положенную норму, будут также и представительные лица из Бункё, Нэримы и даже Синагавы, однако я слегка забегаю вперёд. До положенных развлечений оставалось ещё как минимум три офисных часа, два - отложенных на подготовку по просьбе милых дам, и ещё один, чтобы добраться до снятого на этот вечер, ночь, для кого-то даже до раннего утра, ресторана Towers. Остаётся только мечтательно закрыть глаза и бесконечно сожалеть о том, что ты завтра дежурить и тебе придется уйти пораньше, никакого права на похмелье. Не так уж и разочаровывает, впрочем, ведь младший Вашу никогда не отличался тягой к алкогольным напиткам. Следовало бы оставить последующие головные боли на кого посильнее. Недавний разговор с Ромой ещё свежел в памяти едким пятном, тем самым никак не давая сосредоточиться на заполнении бумаг, которые уж точно не могли подождать до понедельника. С того момента он не мог закрыть глаза ни на секунду, ибо воображение моментально нарисовало перед ним измученное бледное лицо, опухшие глаза с блестящей влагой в уголках и бесконечную боль, которую они выражали. И брюнет не понимал, какие именно чувства терзали его в такие моменты, если внутри него бушевало чувство удовлетворённости, когда как зубы нервно вгрызались в авторучку. В последнее время это дошло чуть ли не до абсурда, поэтому приходилось щедро натирать колпачок молотым красным перцем, но увы — впустую. У Нимуры саднит горло и язык, а в голове роятся настолько ненужные мысли, что постепенно воспалился мозг, вызывая по всему телу нервный зуд ошибочной реакции. Теперь его тошнит не от других, нет... от себя тошнит, достаточно лишь только взглянуть на отражение в зеркале, неважно когда и в каком состоянии — смотрящий оттуда зашуганый мальчишка вызывает приступы неоправданного гнева и бесконтрольное желание разбить его несчастную рожу, и к чёрту, от этого он не станет менее жалким. Все зеркала в квартире Нимуры Фуруты разбиты. Ему не до попоек, ведь он и без них пьян как фортепьян. Он совершенно не нуждается в решении проблем других, сейчас бы со своими мыслями разобраться, которые как мозговые паразиты провоцируют психические расстройства. Погружённый в раздумья мужчина не сразу замечает того, как в кабинете появляется взволнованный следователь Танака, немного успокоившись внешне, стоило ему только заметить, что на кресле босса вместо приевшегося Киджимы-сана, которому и принадлежало сие помещение, восседал его заместитель. Однако в этом ничего удивительного не было, ведь для кромсателя сваливать всю работу на подчинённого было весьма привычной ежедневной практикой. Пыльная работа была уж точно не для этого толстокожего монстра и по всей видимости эта мысль проскочила первой в голове неожиданного посетителя. Нимура прочитал её в по-детски больших серых глазах и она его очень сильно рассмешила. «Ни живой, ни мёртвый...» — расслабленно делает умозаключение брюнет, искоса поглядывая на новичка, который совсем недавно поступил к ним на стажировку прямиком из "Академии CCG" и теперь всеми силами пытается влиться в коллектив. Нельзя было сказать об этом мальчишке что-то плохое. Его выдающиеся оценки и дисциплинированность внесли свою лепту, поэтому стараниями восторженных преподавателей он был удостоен чести получить трудовой опыт в главном филиале организации. В нём определённо был потенциал, но слишком уж сильно юный следователь стеснялся и нестерпимо долго адаптировался к новым условиям. Потомок Вашу доброжелательно улыбается ему, скрывая за этой улыбкой своё безразличие. Опять отвлекают от самобичевания! — Господин Нимура, мне поручено разыскать госпожу Оду. Нам поручено встретить представителя двадцатого района по личному приказу... — Довольно! Я понял. — темноволосый делает жест рукой и сощурившись смотрит на Танаку, коварно и с некой издёвкой, чего тот, увы, совсем не замечает. — Ты сам попросил её себе в напарницы, верно? Ахахахах... Смотрю на динамику вашей работы и думаю, ну что Танака за хитрец! Неужели тебе нравится наша Махиру? Младший следователь нервно сглотнул, заливаясь краской и отводя взгляд в сторону. — Н-нет, это не... — заминается он. — Вы случайно не видели её? И от его вида в кронпринце Вашу вскипает бешенство, ведь ему необходимо знать, услышать внятный***
Праздники, устраиваемые директорами CCG, никогда не отличались особым разнообразием, ведь зачастую они проводились в одних и тех же заведениях, с уже знакомым сотрудникам интерьером, а также с тухлой развлекательной программой. Все средства уходили на роскошный стол и дорогую выпивку, ибо всё вышеперечисленное скромной японской душе не так уж и сильно требовалось, что, однако, не отменяло безумных плясок после поднятия градуса. Нимура бывал всего лишь на нескольких корпоративах, и тогда ему хватило сполна пьяных хихиканий сотрудниц, дурацких шуток и очень громко шумящих старших следователей. Из года в год те веселились громче всех. — Этот год, — начал представитель главы семьи Вашу, поднявшись со своего места со стаканом шампанского и окинув взглядом зал, откуда на него смотрело с дюжину заинтересованных взглядов, — Был особо успешен. Вот уже n-ое количество лет мы боремся с гулями для того, чтобы люди могли спать спокойно, не жить в страхе перед угрозой быть съеденными. Подумать только! Так много времени прошло с момента основания… Дальше Фурута просто не слушал этих разглагольствований, приготовив свой бокал с шампанский для того, чтобы поднять его вместе со всеми, когда этот мудозвон предложит поднять бокалы за последующие успехи их ратного дела. Наверняка что-то и про Аукцион Гулей скажет, но брюнету это было также неинтересно, как и сидевшему рядом Киджиме, который закидывался одной пиалой саке за другой. Они специально сели в отдалении, дабы не мешать воцарившейся атмосфере торжественности своим откровенно скучающим настроем. Нимура молчал и его наставник тоже, причмокивая губами и порыкивая. Кто же знал, что бравый следователь пьянеет так быстро? — Киджима-сан, а почему вы не сели за стол с особым классом? Вас ведь звали. Шики смотрит на упомянутый стол исподлобья, подбирая слова с мрачным видом и очень громко пыхтя носом, оттого смотрясь ещё более нелепо. Нормальные люди от алкоголя краснеют, когда как этот мужчина – зеленеет. — С ними скучно. После первой же стопки они начинают обсуждать своих жён и детей, в частности рассказывать о достижениях последних. — он делает очень длинную паузу для того, чтобы всмотреться в лица каждого представителя особого класса. — Кто где учится, как хорошо кто-то сдал экзамены, насколько красивой выросла чья-то дочурка. Видишь? Сузую-куна они тоже звали к себе, но, как ты можешь заметить, он предпочёл более молодую компанию. Нимура задумчиво хмыкает, подперев голову рукой и посматривая на стол, где весело о чём-то щебетала женская половина их филиала. Скучающий взгляд алых глаз быстро зацепляется за улыбчивое личико напарницы, которая весело о чём-то рассказывает нескольким сотрудницам отдела бухгалтерии. — Где Танака-кун? — У него внезапно заболела мама, и он был вынужден уехать сегодня в Осаку, — сочиняет брюнет на ходу историю, в которую Киджима мог бы поверить. — Я был вынужден дать ему отпуск, и надеюсь, что Вы на меня за это не сердитесь. Так безбожно лгать о здоровье матери мальчишки, что уже вот несколько лет лежит в больнице... В действительности же новичка надо было просто спровадить, дабы тот не путался под ногами. Отдых был дарован ему просто так, окупить нанесённые побои. Такое себе извинение, но кажется, что мальчишка поверил в историю о нервном срыве. «Я просто уже двое суток не спал, честно, Танака-кун, я не знаю, какая муха меня укусила!» — причитал Вашу перед тем, как буквально насильно выпроводить его в больницу с теми травмами, что, наверное, до сих пор очень яркими гематомами свежели на его лице. Он встряхивает пенящуюся жидкость на дне своего фужера и делает осторожный глоток, пытаясь распробовать скудный букет, но по чувствительным рецепторам ударяет неприятный привкус спирта, заставляя сморщиться и отставить неудачно подобранный напиток в сторону. Такая реакция заставила наставника хрюкающе рассмеяться, ведь его ученику-аристократу дешёвый алкоголь для средних слоёв населения был уже точно не по зубам. Клацнув целым рядом вставных протезов и лукаво посмотрев на брюнета заплывшими жиром глазками, он учтиво предложил ему немного смягчить привкус гадости сакэ, уж его точно ничем не испортишь. Нимура нервно улыбается, принимая предложенную горькую воду, принюхиваясь и проглатывая одним залпом, чувствуя, как градус пробегается по груди и немного разогревает, даруя возможно дышать чуть свободнее. Собутыльник не без веселья смотрит за тем, как к привычно-белому лицу аристократа приливает краска, предлагая повторить, но от второго такого заряда бодрости темноволосый учтиво отказывается. — Почему? — Я не настолько крепкий, как Вы, Киджима-сан, поэтому после второй рискую упасть замертво. Весьма некрасиво лгать своему наставнику, но Нимура предпочитал остаться одним из немногих трезвенников, которые смогут узреть настоящее цирковое представление: драки насмерть, пьяные пляски и изобилие откровенностей, которые будут выдавать развязанные алкоголем языки. Оставалось только терпеливо считать часы до начала бедлама, когда Киджиму заберёт кто-то из его старых коллег поговорить о былом, а юные дамы пойдут танцевать. Постепенно в помещении становится всё более душно. Молодой человек немного ослабляет галстук, всячески стараясь спастись от затхлого воздуха, пропитанного лёгким горьковатым привкусом табака, этанола и вечерней прохлады. То и дело выходившие покурить старшие товарищи приносили вместе с собой и некое наваждение, стойкое желание вырваться из своего тесного мирка, стрельнуть папиросу у кого-то. Пускай и не курил в жизни, ведь даже интереса попробовать никогда не испытывал. Худые пальцы тихо постукивают по столу, тарабаня мелодию лондонского моста, а сам Нимура уже с полчаса не отводит взгляда от открытых плеч, бардового коктейльного платья и волос, каскадом струящимся по белой коже. Эта девушка так сильно выделялась на фоне остальных размалёванных девиц, своими мимолётными улыбками, смешками с быстрыми взглядами. За весь вечер брюнет запомнил, сколько конкретно раз его напарницу позвали на танец, кому она отказала, ссылаясь на отсутствие навыков, а с кем спустя пару минут вышла на медленный и белый. Казалось, что произошедшее недавно её и вовсе не касалось, и она веселилась от души. Под приглушённым светом ламп, что сейчас отдавали странным багровым оттенком, это было похоже на бал живой души среди мертвецов. Ведь недавняя подруга завистливо смотрит, как Ода кружится в умелых руках её предмета воздыхания, к которому она никого не подпускала, а плотоядные взгляды подвыпившего окружения раздевают стройное тело. Хотела побыть принцессой, а в итоге станет закуской для дяди постарше, с парой тройкой детей и невъебенно ревнивой супругой, которая будет порываться оттаскать молодую нимфетку за волосы. Фуруте интересно представлять то, как она кричит, как пытается вырваться и ту гамму эмоций, которая бы отражалась на её лице во время жёсткого секса. Все они здесь – всего лишь грязные, склонные к инстинкту размножения, любители поговорить о большой и чистой любви. Большой бывает только член, а чистыми девственницы. Какие пьяные мысли. За этим потоком ерунды темноволосый не замечает, как пресловутый босс испаряется в компании старого друга, в котором вновь закипела жизнь от выпитого. Компания подружек вокруг Махиру редеет, ибо этим вечером каждая сама за себя. И тут в его голове наконец-то вызревает очень спонтанный план, заставляя Нимуру сначала удивиться такой скользкой и гадкой мысли, а после мрачно улыбнуться. Игра может получиться занятной. — Ну и вот я ему говорю… — полыхающий на щеках алкоголь и затуманенный взгляд янтарных глаз в упор смотрит на красавицу-сенпая, с которой следовательница уже некоторое время обсуждала порядком поднадоевшего кохая, что всюду таскался за юной особой, заставляя себя чувствовать, откровенно говоря, мамой, — Что он вообще ни на что не годен! — девушка делает неловкий размашистый жест рукой, показывая либо масштаб проблемы, либо потеряв координацию. Подруга хихикает, понимающе похлопав представительницу отряда Киджимы по плечу, хотя мысленно пытается хотя бы немного уловить суть разговора. Пришла попозже, называется, к уже порядком опьяневшему коллективу, который вовсю танцевал и шумел. На редкость разговорчивая под влиянием алкоголя красноволосая выдавала ей чуть ли не все свои тайны, норовя случайно заехать кому-нибудь в лицо. Будучи под градусом Ода не сразу замечает руку, положенную на её плечо. — Махиру-чан, — окликает такой знакомый голос, вынуждая девушку повернуться и недовольно посмотреть на мирно улыбающееся лицо напарника. — Можно с тобой поговорить? Меньше всего ей хотелось пересекаться этим вечером с ним, что отражается на мимично пластичном лице Оды чуть ли не моментально: нижняя губа обижено оттопыривается, брови сводятся к переносице, а на лбу образуется морщинка. «Смешная…» — подумал про себя Фурута. — Чего припёрся? «Но всё ещё сука». — Мне хотелось поговорить с тобой о… — повторяет он, видимо, слишком уж тихо произнесённую им фразу, но его перебивают. Всё меньше хочется быть с ней милым, всё больше хочется смять эти губы в жалящем поцелуе. — Нам не о чем с тобой разговаривать. — уверенно чеканит Ода, отворачиваясь от парня и закидываясь ещё одной стопкой виски. Немудрено, что сейчас она такая дурная. Нимура бросает поддельно-умоляющий взгляд на подругу Махиру, прекрасно понимая, что той будет куда легче повлиять на затуманенное сознание его напарницы. Ответом ему становится понимающая улыбка вышеупомянутой, что руководствовалась вполне себе мирными целями: помирить явно поссорившихся молодых людей. Святая душа, но только вот имени этой особы Вашу совсем и не помнит. Потому что наплевать. — Мне кажется, что тебе всё же стоит поговорить с Нимурой-куном, Махиру… — вежливым наставляющим голосом советует сенпай своей подопечной, после чего поднимается с насиженного места, освобождая его для брюнета. — А я ненадолго отойду. Покурить, наверное. Или успеть ухватить кого помоложе, но возможно он был к этой даме слишком предвзят. Тело опускается рядом с Одой, которая лишь только недовольно фыркает, воротя личико и делая вид, что осточертевшего напарника тут и вовсе нет. Ну, ничего. Он запасся тонной терпения, чтобы добиться своего и сполна отомстить этой особе. — Я бы хотел помириться. — А я не хочу. — Мы в одной команде. Нам нельзя конфликтовать из-за пустяков. — С каких пор тебя волнует команда? — не выдерживая, задаёт девушка вопрос в лоб своему горе-напарнику, красноречиво стукнув донышком стакана по деревянной поверхности стола и повернувшись к парню всем туловищем. Её глаза горели, как два фонаря. Кажется, что он задел не совсем приятную ей тему. Однако же команда его никогда не волновала. Вообще в этой жизни его до сих пор никто не волновал, о чём могла догадываться лишь Ода, руководствуясь чуткой женской интуицией. А может они были просто похожи – манипуляторы, которым все средства хороши, которые не боятся грязных методов и всегда ищут выгоды только для себя. Альтруизм? Готовность к самопожертвованию? Умение сопереживать чужому горю? Оба – машины для убийства, никак не благородные защитники человечества, какими зачастую изображали CCG. Просто у Махиру было, за что цепляться и кем по-настоящему дорожить. Нимура это знал, а девушка его за это ненавидела. С пухлых девичьих губ срывается приглушенный смех, перемешанный с горечью явно не её уровня напитка. Леди полагается пить вино, может быть шампанское, ликёр, но никак не виски, коньяк или сакэ. Ноготочки постукивают по стеклу, когда как жёлтые глаза вглядываются в донышко пустого гранёного стакана. У них даже привычки похожи. — Я даю тебе одну попытку, чтобы ты смог убедить меня в том, что ты не гнилой. — Давай на брудершафт**, Ода-сан? Вряд ли она знала, что в этот момент дверца клетки захлопнулась, а крысолова разбудил металлический звон; в ловушку попалась ни мышь, ни крыса, всего-то несчастная красная птица с узорчатыми крыльями и чёрным клювиком. Следовало бы отпустить, но в итоге палец останется лежать на щеколде, а взгляд – прикован к диковинному созданию. Крысолов ничего красивее в своей жизни не видел. — Ты такой несерьёзный, что аж противно, — цедит юная особа, обречённо роняя очень тяжёлую голову на стол, подкладывая руку для мягкости. — Мы – японцы, а не европейцы, Дуримура. Он всегда молчит, пока не получит конкретного ответа, тем самым вынуждая Оду, косо посматривавшую на Вашу, сдаться первой. Это было настолько странно, ведь девушка ожидала от него медовые речи, громкие фразы, цитаты из книг, но никак не предложение выпить. Аристократы так не поступают. — Вряд ли ты станешь лучше, если мы просто выпьем, но я согласна. — Я не желаю тебе зла, Ода-сан. Бессовестный лжец. Хочет развлечься, надломить и заставить плясать под свою дудку, чтобы потом ласково погладить по голове и шепнуть на ушко: «хорошая девочка». Игрушки тем и хороши, что им всё равно, как измывается над ними хозяин, заигрываясь в своём абсурдном театре и постепенно сворачивая каждому актёру шеи. Кости постукивают, а в зале хлопают люди в масках, позвякивая дорогими украшениями и искренне благодаря за прекрасное шоу. Колесо делает оборот, выбирая Оду Махиру… На правах джентльмена Нимура вызывается разлить виски по стаканам, заполняя те чуть ли не до краёв, так как девушка по другую сторону от него усердно требовала в самое ухо наливать побольше; постепенно к компании наблюдающих присоединился весь стол, которых заинтересовало примирение между двумя товарищами. Темноволосый учтиво предложил красноволосой взять стакан, в котором было поменьше пойла, после чего поднимается с места и берёт стакан уже не трясущимися руками. Нервничала только Ода от такого оживления вокруг их дуэта, словно люди внезапно посходили с ума. Придавать торжественность такому ритуалу? Какой же, однако, абсурд. Девушка встаёт следом, приближаясь к телу Вашу на максимально близкое расстояние и невольно чувствуя, как от того веет дорогим одеколоном и свежестью улицы. Сколько же раз он и Киджима-сан выходили покурить за этот вечер? Махиру принюхивается. Нет табака. Так эти двое и стояли, с переплетёнными в локтях руками, держа рюмки, пока толпа считала до трёх, дабы он и она выпили одновременно. Получилось забавно. От такого резкого перепада температур внутри своего горла Махиру даже закашлялась, почувствовав, что даже здесь она проиграла мистеру идеальности, что вежливо помог ей сесть обратно и учтиво подал стакан воды. Это было невыносимо для неё: чувствовать повышенное внимание к себе со стороны этого извращенца. Махиру проглатывает такую нужную прохладу вовнутрь вместе с подтаявшими кубиками льда, даруя ему благодарную кислую улыбку. Теряет бдительность и алоглазый это видит, предлагая девушке смягчить ялычу приятным на вкус мерло, пододвигая налитый какой-то доброй рукой для него стакан к напарнице. Выпивает и теперь побелевшее от сильной встряски лицо снова розовеет, приобретая яркий румянец. Ода игриво хихикает, заговорщицки поглядывая на своего спасителя, игриво подмигивая. В шутку. Далее их разговор перетёк в более мирное русло. Девушка с радостью рассказывала ему о том, что не успела донести до сведения слинявшей подруги, а Нимура внимательно слушал, то и дело выполняя просьбу подлить ещё вина. Возможно даже, что она впервые за долгое время увидела в нём не просто конкурента за первенство в отряде, но вполне себе приятного молодого человека, который умел поддержать разговор. Он был действительно таким, как она иногда думала: цитировал Фауста и Гёте, мог рассказать ей интересные вещи о так привлекающей девушек богатой жизни, а также в совершенстве обладал навыками слушателя. Это было что-то вроде около светской беседы, не жёманной и односторонне-увлекательной. Ода мечтательно вздыхает, представляя себе антураж светских приёмов, на которых её напарник действительно мог бывать, чувствуя укол безобидной зависти. Она леди и ей хочется роскоши. Постепенно начало клонить в сон. — Ты зеваешь, Махиру-чан. Давай я провожу тебя до дома? — А ты просто хочешь мне угодить, да? — Скорее не могу отпустить свою очаровательную напарницу одну в столь поздний час, — мягко поправляет брюнет девушку, убирая у неё из под носа наполовину полный стакан, в который она чуть не упала носом при попытке подняться. — На улице в такое время опасно, к тому же ты без оружия. При ещё одной тщетной попытке встать девушка окончательно теряет равновесие, едва ли не падая спиной на очень твёрдый и холодный пол вместе со стулом, но от столкновения её удерживают внезапно сильные мужские руки, помогая выровнять положение на стоячее. Махиру не запоминает, как её сердце пропускает удар, смотря каким-то зачарованным взглядом на улыбчивое доброе лицо своего спасителя. Махиру смущённо отмахивается. — Так уж и быть, но для начала я зайду в уборную. — у неё язык заплетается, поэтому девушка спешит как можно скорее убежать от разговора, исчезая в толпе также быстро, как если бы убегала от катастрофы массового масштаба. Нимура вздыхает, прекрасно понимая, что в своём стремлении склонить чашу весов на свою сторону слегка увлёкся процессом, на секунду даже забыв о первоначальной своей затее. Убегая от наваждения, она оставила где-то глубоко в его подсознании смятение, ведь сейчас это могло перестать быть принуждением и дорасти до чего-нибудь искреннего. Говорил ли это внутри брошенный всеми мальчишка, который просто хотел… А чего он вообще хотел? Забрав у официанта форменное чёрное пальто, а также лёгкую курточку и шарф напарницы, алоглазый терпеливо дождался её возле входа. Свежесть ночной улицы обоим вскружила головы, однако теперь дышать стало гораздо легче. Изо рта его спутницы вырывается облачко пара, и она старательно дышит на чуть влажные руки, пытаясь отогреть те от следов, оставленных северным ветром. Так по-девичьи, что Вашу отдаёт ей свои перчатки, которые лишили её образ всякого изящества: не по размеру большие и кожаные. Чтобы подцепить побольше взглядов прохожих, дама берёт своего лже-кавалера под руку и немного неуверенно ведёт его в сторону дома. Ей отсюда недалеко. Повелась. Это могло бы напоминать свидание, будь останавливавшая его возле каждой яркой витрины спутница чуть более трезвой. Возможно, что со стороны они действительно напоминали пару, однако вся эта печальная романтика ограничилась посещением ещё одного бара под предлогом погреться. Разумеется, замёрзшие внутренности они отогревали портвейном, который Ода, как оказалось, никогда в своей жизни не пробовала. Нимура заплатил за неё, так как при девушке кошелька не было. Бармен смерил его тяжёлым взглядом, когда смешливая поддатая спутница уронила голову на такое удобное плечо, попытавшись задремать прямо там, на уютном диванчике. Флиртует, но при этом по-прежнему называет его Дуримура.***
— Уходи! — пытаясь выпихнуть гостя, которого сама же и позвала, Ода едва ли не падает от бессилия, готовясь уже наброситься с кулаками. Почему он вообще с неё что-то требует? — Тогда ты пообещаешь отдать мне эту бутылку и просто лечь спать. Завтра тебе подменять Танаку на рабочем месте.***
Рваное дыхание вперемешку с глухим стуком сердца создаёт неблагозвучность в голове, заставляя прочувствовать всю гамму чувств телом, душой. Такие яркие, непохожие друг на друга, они взрываются, стоит только закрыть глаза и нырнуть в этот омут с головой. По телу пробегается стадо мурашек от каждого случайного прикосновения, всякого дикого взгляда, который проникает под кожу иголками, медленно провоцируя привыкание. Они оба задыхаются, пытаясь быть друг к другу как можно ближе, жарко целуясь до сквозных ран на губах, до головокружения и разложения здравого смысла. Если смешать все краски, то получится серый, но отчего-то внутри чувствуется заполненность только сейчас, когда её вжимают в стену. Телу непривычно, липко, жарко. — Что ты делаешь, Нимура? — А ты? Дрожащие пальцы нервно сминают ткань рубашки, а девушка выгибается ему навстречу всем своим телом, подставляя под влажное тепло и дыхание ложбинку меж грудей, позволяя наконец-то раскалённому воздуху покинуть пределы лёгких. А ведь и вправду. Что они оба сейчас делают с этим миром, ютясь на комоде в прихожей и обмениваясь откровенностями по капле, исследуя каждый миллиметр такого совсем незнакомого тела и с изумлением находя столько необычных эрогенных зон. Махиру звонко стонет, чувствуя, как любовник проводит влажную дорожку вдоль ключицы, запечатлев на шее багровый укус. Им определённо надо к врачу, если они внезапно начали привлекать друг друга. — Понятия не имею, — шёпотом говорит следовательница, обхатив торс мужчины ногами и плотно припечатав его к своим внутренностям. — Но что нам мешает просто сделать это? Действительно. Она будет сожалеть об этом завтра. Тонкие пальцы проворно расстёгивают молнию на платье, перемещаясь вверх, к плечам, приспуская ткань до талии и открывая доступ к груди. Махиру коварно улыбается, поглаживая Вашу по холодной щеке, вглядываясь в каждую черту этого утончённого лица. Они ведь даже не включили свет и ещё пару минут назад пытались передраться за это бесполезное право доминировать. — Разве ты не пьяна? — Тебя это волнует? И снова долгий, сладкий поцелуй, который оказывал на неё какой-то афродизиачный эффект, реагируя на сплетение языков, впитывая каждый его след, а затем разгоняя по крови этот сладкий яд, именуемый возбуждением. Разум просил большего, напрочь забывая о чувствительном сердце, готовым разбиться о прутья своей рёберной клетки, прося передышку. Хочется взлететь. Как же хочется взлететь, оставив целомудрие под ногами, попробовать порок на вкус и заткнуть этого болтуна тем же, что сейчас насыщало её. Внизу живота чувствуется приятное покалывание, провоцируя очередное стадо мурашек по всему телу. Проглотив сладостный стон, девушка берёт лицо мужчины в свои тёплые ладони и внимательно вглядывается в темноту красных, как сам Ад, глаз и невольно облизывает припухшую нижнюю губу, запоминая этот цвет. Такой он у страсти. — Может, продолжим в комнате? — игриво спрашивает дама на ушко, аккуратно кусая мочку уха и наслаждаясь моментальной реакцией на её «невинный» жест. Такой жаждущий вздох, словно он – пустыня, а она – вода. И ей действительно приятно, когда сильные руки подхватывают и несут в спальню, как принцессу. Ода не знала почему, но всякий его контакт с кожей генерировал электрические разряды по всему телу, заставляя мелко подрагивать, плевав на образ недотроги. Он её враг, однако, только с ним она не боялась быть ближе. Нельзя быть такой избирательной, фиксируясь на мужчине, которого ты считаешь не более, чем бесчестным лицемером. Скорее всего у нее просто перегружен мозг. Махиру расстёгивает пуговицы на шелковистой рубашке одну за одной, желая получить доступ к этому, черт подери, идеальному телу, дотронуться руками и создать нейронную связь. Это вызывает ухмылку на его лице, плотоядную, и оттого девушке становится ещё более неловко перед ним. За этот вечер. За ограниченность в суждениях. Он не мудак. Он сволочь. Последний моральный урод, когда стягивает свои перчатки зубами, когда облизывает нижнюю губу и когда заставляет мелко подрагивать одним только взглядом. Не в силах, девушка небрежно сдирает с него дизайнерскую хреновину, которая даже не рвется, и отшвыривает тряпку в сторону. Девушка и не замечает, как оказывается полностью раздетой до нижнего белья. Руки сами собой скрещиваются в защитной позе, хотя тело и просит продолжения этих нестерпимых пыток. Возможно, что в случае своего затуманенного разума она не понимает, что её руки разводят насильно, звериной хваткой срывая дорогой бюстгальтер. Расстегнул – и на том спасибо. С её губ срывается неприлично-громкий стон, когда Вашу обводит языком ключицы, ореол соска, приятно массируя другую грудь, мягкую и небольшую, помещавшуюся в его большой ладони. Махиру моментально прикрывает рот ладонью, боясь, что соседка по квартире может услышать. Так странно. Они не убедились, что одни, а сразу предались плотским утехам. Действительно два долбаёба. — А ты громкая, Махиру-чан. И аловолосая жмурит свои глаза до слёз, заливаясь краской ещё сильнее от смешливого тона, которым Вашу это произнёс. Холодные пальцы сжимают ягодицы, и Ода внезапно с ужасом понимает, что бёдра брюнета удобно устроились между её ног, однако немая просьба не вытворять столь грязных трюков остаётся проигнорирована. Невесомая влажная дорожка проходится вдоль шеи, заалев ярким засосом в самом конце своего пути - завтра Махи определённо будет носить шарф. Когда он успел снять с неё нижнее бельё? Рука девушки рефлекторно пытается оттолкнуть парня за плечо, но одно дуновение на внезапно ставшей такой восприимчивой кожу – и она жалобно скулит. Хочется рефлекторно свести ноги, но их крепко держат. Всё, что было за окном над кроватью, взрывается фейерверками, а девушка резко выгибается в спине, шокировано охая от такого сильного тянущего желания, чтобы проникнувшие в неё пальцы не останавливались. Ода словно стала сплошным комком нервов, жмуря глаза и пытаясь совладать с собой. Задел кончик большого пальца клитор. "Случайно". Ей хочется закричать, хочется расцарапать ногтями его спину и, наверное, взлететь. Таково было чувство по всему телу, напряжённое, словно бы она готовилась к чему-то кульминационному. Но он отстраняется, а подушечки пальцев аккуратно раздвигают половые губы, наконец-то дав обмякшей девушке небольшую передышку, растягивая её разгорячённое лоно по миллиметру. Где он блять только этому научился? Тело снова рефлекторно выгибается, а бёдра невольно начинают двигаться сами собой, повинуясь природным человеческим инстинктам. Она совсем ничего не знала, раз так и не поняла, сколько влияния у неё было на молодого бастарда, который внезапно сорвался. Махиру это почувствовала, всем своим нутром почувствовала явившую себя истинную натуру монстра. Как пылал его дикий взгляд, как искажённо улыбались ей эти тонкие губы, что не любили, а истязали её всё это время. Как ото сна очнулась. — Подожди, прошу, — сквозь стоны умоляет следовательница, отчаянно пытаясь найти в темноте лицо напарника. — Пожалуйста, Нимура-кун, я хочу остановиться. Однако ответом ей звучит лишь холодный приглушённый смех. — А-ах, Махиру-чан, ты такая нечестная. Разве ты не знаешь, что мужчина в таком случае тоже должен получать удовольствие? — напарник нависает над ней, заглядывая прямо в глаза и тем самым заставляя девушку внутренне запаниковать. Говорят, что это больно. Она не хочет, чтобы было больно. — Отпусти меня… — Нет. — Я сказала отпусти меня! Прежде, чем она предпринимает попытку вырваться, внутренности сводит от острой боли, а с её губ срывается болезненный стон. Из глаз брызгают слёзы. Действительно больно даже подумать о том, чтобы пошевелить тазом, а внутри всё сжимается от инородности введённого объекта. Он горячий и твёрдый. Мир наваждения разбивается на багровые осколки, являя себе реальность. Свою девственность она отдала тому, кого ненавидит и презирает. Сама, не сумев вовремя остановиться и выкинуть его в окно. Рука замахивается для удара, но тонкое запястье перехватывается, а на тыльной стороне ладони запечатляется лёгкий поцелуй. Вежливый, спрашивающий разрешения, озадачивая аловолосую и провоцируя новый поток горьких слёз. Он просит довериться ему, сделав это против воли? Махиру думает о том, что сама виновата, покачнув бёдрами и дав возможность ему двигаться. Пусть сделает своё грязное дело и свалит к чертям, никогда не показывается на глазах, сдохнет в муках. Да что угодно. Ей просто хочется исчезнуть. Сперва боль. Потом снова это приятное покалывание. Зачем этот гад делает всё так нежно, что ей почти не мерзко и даже немного приятно? Чтобы заставить почувствовать себя ещё хуже от одноразового использования? Её стон тонет в поцелуях, когда как оргазм накрывает прежде, чем она чувствует внутри себя настоящую лаву, растекающуюся где-нибудь внутри. Где-то на корке подсознания звучит предостережение, что он сделал это без контрацептива. Махиру обессилено падает на подушку, закрывая глаза и пытаясь не думать. Не думать, как лапы монстра притягивают её к себе, отогревая онемевшее сердце. Не думать, что после такого надо бы в него влюбиться.