Пустые могилы

Турки всегда копали глубоко. В переносном смысле слова, разумеется. Обычно задания распределяли согласно опыту и желанию. Если работаешь в одиночку, то лучше иметь при себе и то, и другое. Если с напарником, то все зависит от того, повезет ли при жеребьевке. И только у Вельда, которого направили в научный отдел, все было иначе. Когда оставляешь за собой одни лишь трупы — как-то отвыкаешь от толпы. Молодой турк ненавидел работать с кем-то в паре. Особенно сейчас, когда профессор уехал читать лекции в Космо-каньон, а Вельд остался нянькой при Ходжо. — Я отошел на пять минут. Откуда вы снова возникли? — Поспокойнее, Вельд. Это всего лишь покойник. Иначе зачем вы здесь? Можно было бы напомнить наглой тощей заднице, что Вельд здесь уже как пять лет. Но это был не родной отдел, и он не был главным. Поэтому ничего не оставалось кроме как глянуть волком. — Неважно. Важно лишь то, что я отлучился на пять минут, а вы уже решили поиграть в доктора. — Я и есть доктор. Вельд с удовольствием пришиб бы его, ударив лопатой по башке, а затем сбросив в безымянную могилу, затерянную в этой недопустыне. Но он любил свою работу. И в самом деле не хотел пускаться в объяснения с доктором Гастом. А убив его помощника, разговоров не избежать. Земля в Космо-каньоне была на удивление жесткой. Как глина, причем пересохшая. Вельд молча копал, пока Ходжо осматривал труп и делал пометки. Вельд делал вид, что не пытается их разглядеть, но он заметил, что Ходжо использует зеркальное написание и вутайский. Он смог бы прочитать, если бы не неразборчивый почерк. — Хотите знать, над чем я работаю, угадал? Над землей висела какая-то дымка. — Я бы предпочел, чтобы вы помогли копать, но вы же испачкаете свой халатик. — Хочу сделать сюрприз, на самом деле. Красная дымка. Как в полдень. Полдень давно миновал, но жара… жара осталась. — Для кого? Как бы ни бесил Валентайн, Вельд уже почти скучал по нему — он всегда мог осадить Ходжо, когда тот зарывался. Хотя, как догадывался Вельд, по сравнению с тем, как Ходжо доставал других турков, ему еще повезло. Наверное, все дело в первом впечатлении. Ученый отбросил челку, упавшую на лицо, и усмехнулся. — Для одной юной особы. Вельд с трудом удержался от удивленного возгласа. Ходжо всегда казался лишенным человеческих слабостей. И хотя сам Вельд никогда не признался бы, но он хотел бы уметь выглядеть так же — хотя бы для того, чтобы остальные отвалили от него, пока дело не касается работы. — Для новенькой, я прав? Вельд хорошо знал свою работу, список сотрудников компании лежал в одном из ящиков его стола. Он изучил всех, в том числе новенькую из интернов и, честно говоря, не понимал ажиотажа. Мужики так и вились вокруг нее, как будто она была богиней от науки. Ничего подобного, обычная девушка. Как-то неприятно было услышать, что Ходжо тоже попал в ее сети. Ходжо продолжал что-то писать. — О, не сверлите меня взглядом. Я не какой-нибудь пускающий слюни дикарь. У нее красивые бедра, но меня интересует не это. Нарочно дразнит. Вот ублюдок. — Ее диссертация была посвящена сердечной недостаточности, если вам так интересно. А этот человек умер от сердечного приступа, и я всего лишь изучаю эффект пыли. — Пыли? — Мы — прах и пыль, Вельд. Не старайтесь, вы все равно не поймете. Снова эти игры. Что ж, посмотрим, кто кого переиграет. Вельд не распространялся о том, чему научился и что прочитал, потому что ему не полагалось быть самым умным. Только просто умным. — Тогда зачем вы это делаете для случайной лаборанточки? Ходжо повелся. — Лукреция не случайная лаборанточка. Она училась у самого доктора Гримуара Валентайна. И мне приятно увидеть кого-то… прогрессивного в нашей команде. Вельду не понравилось, как Ходжо произнес «прогрессивный». Конечно, это не его дело. Все исследования Гайи как живого организма можно смело отправить в мусорку. Если бы планета действительно умела «слышать», то история выглядела бы совсем иначе. Покойник упал в могилу с тихим стуком. — А почему вы так настороженно относитесь к женщинам? — А почему вы задаете так много вопросов, Ходжо? — Мне отчаянно скучно. Гаст занят идиотами из Каньона, а я застрял в пустыне с турком и трупом. — Тогда поболтайте с трупом. Ходжо поверх очков глянул в могилу. — Господин труп, объясните, почему этот ужасно скучный молодой человек боится женщин? Не знаете? Как видите, Вельд, собеседник из него еще хуже, чем из вас. — Если скучаете, я знаю бар неподалеку. Там почти никого не бывает. Гримаса Ходжо была похоже на нечто среднее между усмешкой и ухмылкой, и Вельду она не то что бы понравилась. Но на сегодня хватит научных экспериментов, а кроме того, ему действительно нужно было выпить. — Что ж, даже турк может на что-то сгодиться. *** — Я так до сих пор и не узнал. Вельд изводился в ожидании Ифалны, хоть и пытался придать себе равнодушный вид. Ходжо выглядел усталым и отощавшим еще больше — сам виноват, ведь эта восхитительная женщина готовила для всей ученой братии. Честно говоря, Вельду не следовало быть здесь, но с учетом суматохи вокруг проекта «Дженова», на него мало кто обращал внимание. Черт, даже его собственные парни не замечали, как часто он приезжал в горы. Вельду потребовалась пара минут, чтобы понять — Ходжо обращался к нему. Он стал рассеянным, как часто случалось в последнее время. К счастью, пока в компании никто этого не заметил. А ведь пришло время, когда он мог или все испортить, или стать шефом турков. Причем молодым шефом. — Не узнали что? Ифална всегда просила подождать ее на кухне. Иногда они там и сидели — играли в карты, болтали о разных пустяках. Вельд нечасто видел Ходжо, потому что он с женой — удивительно, но тот все же сделал предложение Лукреции — жили уединенно. — Почему вы так боитесь женщин. — Я не боюсь, хоть у Ифалны спросите. Ходжо коротко взглянул, а затем усмехнулся. — Вы же знаете, что она особенная. — А своей жене вы про это говорили? Бросив колкость, Вельд присел на столешницу. Похоже, он скучал по старым спорам. Ифална была само очарование, и, наверное, он и вправду слегка привязался к ней. Новенькие турки слишком уважали его, чтобы перечить. И с тех пор, как Валентайн как будто испарился, никто не посмел бы повысить на Вельда голос. — Обычно я не интересуюсь средним персоналом, даже меньше, чем вы рытьем могил. — Просто жрете их мозг, как и мой. — До буквального смысла этой фразы всего пара шагов. — Я застрелю вас раньше, чем вы вздумаете ко мне приблизиться, и мы оба это знаем. Конечно, они просто ненавидели друг друга. И Вельд был уверен на все сто, что жестоко отомстит, если Ходжо вдруг задумает нечто дурное по отношению к тем, кто Вельду дорог. Даже если Вельд никогда не признается в своих чувствах. — Кажется, еще никогда мне так незатейливо не отказывали в дружбе. Но учтите, если я плюну ядом, у вас останется шрам. — Высшие силы нас упаси. Просто вы скоро возглавите свой департамент, как только Гаст уйдет на пенсию, а я свой — когда Талли отправится на покой. Так что давайте не будем трепать друг другу нервы — во имя общей безопасности. Ходжо откусил от сэндвича с капустой, и Вельд был вынужден признать, что это был самый странный сэндвич из всех виденных. Похоже, он и в самом деле засиделся здесь, раз обращал на такое внимание. Наконец пришла Ифална. — Не думала, что ты приедешь к нам в этом месяце! — Работы много, а как твои дела? — Ходжо, закрой рот, когда жуешь. Все хорошо, спасибо. Ифална были мила с ними обоими. И наверное, они оба старались ей понравится. Но потом Ифална увела Вельда из кухни, подхватив под руку, а Ходжо вернулся к своим делам — впрочем, все это никогда не имело никакого значения. *** — Эта труповозка моя, а вон та — ваша, и если вы приблизитесь хоть на шаг, я пристрелю вас, сукин сын. — Горечь не идет вам, Вельд. На закате в Нибельхейме похолодало. От города остались лишь выгоревшие руины, и впервые за двадцать лет Вельд снова копал могилы. Он сам заявил президенту, что возьмет на себя грязную работу вместе с остальными. И, возможно, просто из вредности Ходжо тоже торчал здесь. После едкого замечания о том, что Вельд поседел, тот вспылил. — Вы здесь, чтобы работать или стоять над душой? — Стоять над душой. Мы оба всегда слишком заняты, но разве это не было бы мило, поболтать не с каким-нибудь сосунком, а с тем, кто тебя понимает? — Игра в ностальгию не идет вам, Ходжо. Вельд не хотел думать о прошлом. Потому что в прошлом он умел быть счастливым — и наверно, обманывал сам себя. Как будто он мог себе позволить быть счастливым. И чтобы не впасть в отчаяние, он запретил себе вспоминать. Въедливый, настырный, требовательный, даже ворчливый — но никак не тоскующий Вельд. — Раз уж мы заговорили о прошлом, как проходит ваше расследование? Как много лет назад, ему захотелось шибануть Ходжо по лопатой по башке и сбросить в общую могилу. А еще лучше подправить ему морду дубинкой — стереть ухмылку в самом прямом смысле слова — Зашло в тупик. А как успехи в том, чтобы воскресить вашу жену из мертвых? — Лукреция не… — Вы знаете, я никогда не понимал вашего отношения к ней. Она… Она была не дура, с красивыми ножками и в слишком коротком для лаборатории халатике. Но вряд ли какой-то особенной. Она вас использовала, Ходжо. Я думал, вы умнее. — Вы единственный, кто считает, что она меня использовала. — Кто видел, тот поймет. — С учетом того, из чьей постели вы не вылезали, думаю, вряд ли вы можете судить о моем браке. Вельд отшвырнул лопату. Сжал кулаки. Они с Ходжо были почти готовы испепелить друг друга взглядом. Почти. Но на самом деле они никогда не смотрели друг другу в глаза. — Все было не так, вы знаете. — А как? Только давайте без этих ваших иносказаний для молоденьких турков. — Это была всего лишь работа. Тогда… Он умолк. Нет, он не стал бы отрекаться от прошлого. Как бы сильно этого ни хотелось. — Кто видел, тот поймет, Вельд. Вельд снова поднял лопату. Он не испытывал ни злости, ни печали, ни усталости. Он хотел лишь одного — чтобы Ходжо заткнулся. Потому что так было правильно. Потому что так было удобнее. Он слишком стар и разочарован. — Не пора ли вам убраться отсюда? Бросайте труп в яму и валите. Ведь это был всего лишь Ходжо, который слишком любит поболтать с мертвецами.