Позвольте мне отнять ваш аромат

      Во всей Австрии не нашлось бы парфюмера лучше, чем Антонио Сальери. Его способности были совершенно необычайными и неподдающимися никакому объяснению. Он мог чувствовать запахи острее, чем любая охотничья собака. Он слышал запах на огромном расстоянии и мог безошибочно определить, чему принадлежит этот запах, да ещё и назвать, что в него примешено. Будь то пленяющий запах дорогих духов или всего лишь запах грязи – неважно, он мог определить всё. Свои способности он использовал для создания парфюма, как бы очевидно это не звучало. И его парфюм полюбила вся Вена - город, в котором он жил. Сам парфюмер был родом из Италии, но по некоторым обстоятельствам ему пришлось совершить поездку в столицу Австрии, где его способности тепло приняли и потому там он и остался. Его любили все – вне зависимости от пола и сословия. Богачи заказывали у него духи, а бедняки порой собирались у него под окнами, дабы насладиться прекрасным ароматом, исходящим из его мастерской. Но никто не знал, что он добавлял в эти духи. Это и оставалось его загадкой, которую не по силам было раскрыть никому. Однако, несмотря на восхищение и славу, Сальери вёл образ отшельника и жил абсолютно один. К нему часто напрашивались юные дамы, сражённые его красотой и очарованием, но всех их он холодно отвергал, осознанно желая провести жизнь в одиночестве, без отношений с кем-либо.       Сальери не любил балы. Не любил он их из-за того, что там обычно было огромное скопление людей, что создавали такую какофонию запахов, которую даже он разобрать был не в силах. Его собственный парфюм, коим пользовалась основная масса богачей Вены, там смешивался между собой, а также с запахами потных тел людей, тонн косметики, пудры для париков, а также дешёвого вина и различных вкусностей. И Сальери очень раздражала такая смесь его творений с непонятно чем. Именно поэтому любые приглашения на балы всегда он игнорировал. Но вот, в один день у него будто бы что-то щёлкнуло в голове, и какое-то непонятное предчувствие уговорило его согласиться и сходить хоть на один бал.       По дороге его не покидало чувство того, что вскоре случится что-то совершенно неожиданное. И да, оно не подвело. Дойдя до порога и уж поднеся руку к дверной ручке, собравшись открыть дверь, его вдруг что-то сбило с ног. Вернее не что-то, а кто-то. Этим кем-то оказался парниша, на вид не больше двадцати лет. На нём не было ни парика, ни тонны косметики на лице, даже запах духов от него не исходил. Он излучал свой запах. Индивидуальный, прекраснейший запах, в который Антонио тут же влюбился, словно молодой парень в девушку. Этот запах был чем-то, чего Сальери никогда не слышал. Чем-то совершенно новым и таким бесподобным… Упиваясь запахом юноши, Антонио даже не сразу понял, когда тот принёс ему «тысячу извинений», поднялся на ноги и протянул свою руку, дабы помочь встать. Сальери сухо посмотрел на протянутую руку, но предложением всё-таки воспользовался. После мальчишка объяснил, что опаздывает и очень сильно спешит, ещё пару раз извинился, на всякий случай, и исчез так же резко, как и появился. И только тогда Сальери смог очнуться от наваждения и проанализировать произошедшее. Он поднёс руку, с помощью которой парень помог ему подняться, к носу и вновь почувствовал немного этого прелестного запаха, что впитался в его ладонь посредством прикосновения с его рукой. В тот момент парфюмер твёрдо решил для себя – он не может упустить этот запах и заполучит его, во что бы то ни стало. После чего он наконец прошёл в замок, в котором проводился бал, и какого же было его удивление, когда он увидел того самого паренька в углу зала за клавесином, радостно улыбающегося и помимо игры ещё и успевавшего поболтать с дамами, столпившимися вокруг него с инструментом. Внутри Сальери вновь всё сжалось, потому как он снова почувствовал этот запах. Даже сквозь толщу каши из разнообразных чужих запахов, он мог уловить эту струйку его аромата. У Сальери закружилась голова и ноги слегка подкосились, благо он стоял рядом со стеной и в нужный момент смог опереться на неё, тем самым предотвратив падение. - Герр, с вами всё в порядке? – вдруг забеспокоилась стоявшая недалеко от него девица, единственная из всего зала, кто заметил его странное состояние. - Со мной всё хорошо, фрейлейн, не стоит вашего беспокойства, - попытавшись не скатиться по стене и выпрямиться, мягким низким голосом произнёс он, заверяя девушку. Та пожала плечами и уж собралась вернуться ко всем, как вдруг Сальери одёрнул её. – Постойте, не окажите услугу? - Конечно, если это не что-то непристойное, - ответила девушка, чуть сощурив глаза в недоверии. - Уверяю вас, я и не думал просить о чём-то таком, - он поставил перед собой руки в доверительном жесте. В ответ она кивнула, показывая, что слушает. И тогда он приблизился на пару шагов и, чуть понизив тон, спросил: - Известно ли вам имя того юноши, сидящего за клавесином? - А вы разве не знаете? – девица в удивлении вскинула на него глаза, на что тот растерянно покачал головой. – Вольфганг Амадей Моцарт – юное дарование, талантливый композитор и музыкант. Он совсем недавно приехал в Вену из, кажется, Зальцбурга. И уже успел завоевать тут сердца публики своим мастерством и сердца девушек своим обаянием… - Даже ваше? – Сальери скрестил на груди руки и презрительно поднял бровь. Девушка встрепенулась, покраснела и стала судорожно теребить ткань платья. Ясно и без слов. - Ну… Как бы, да, но, понимаете… - застенчиво начала она, но мужчина прервал её. - Понимаю, не стоит объяснений. – он выставил перед собой руку. Девушка облегчённо выдохнула. – Что ж, благодарю вас за оказанное мне время и помощь, и прошу прощения за причинённые неудобства, - Сальери положил руку на сердце и поклонился даме, на что та ответила реверансом. На том и разошлись: девушка – ко всем, Сальери – домой. Уж слишком дурно ему стало от скопления всех этих запахов. Зато теперь он знал, кому принадлежит тот самый запах и даже знал, как его вновь найти. Оставалось лишь немного подождать.       Спустя некоторое время по всей Вене были расклеены объявления о предстоящем концерте юного композитора. Этого Сальери и ждал. В назначенный день он пришёл на этот концерт и сел на место на краю зрительского зала, в самой тени, дабы не привлекать лишнее внимание. Он сразу же почувствовал этот запах, как только Моцарт вышел на сцену. И весь концерт он сидел с прикрытыми глазами и упивался этим запахом до одурения. Со стороны можно было подумать, что он наслаждается музыкой. Но на музыку ему было плевать от слова «совсем». Да, это было вполне недурно, и, быть может, если бы он смыслил в этом чуть больше, то ему бы даже понравилось. Но, увы и ах, Антонио лишь парфюмер, а не музыкант. Как только музыка закончилась, Сальери тут же поднялся с места и раньше всех вышел из зала, в то время, как все остальные аплодировали Моцарту. Нечего ему там оставаться, вдруг ещё кто-то захочет с ним поговорить или, не дай то Боже, ещё и узнает и захочет заказать у него духи. Антонио не был в состоянии разговаривать с кем-либо, и уж тем более придумывать рецепт новых духов. До дома он дошёл еле как, шатаясь, будто пьян. Придя же домой, он понял, что теперь вовсе не сможет делать духи. Придумывая рецепт к своему парфюму, он стремился делать его всё лучше и лучше, совершенствовать его по сравнению с предыдущим, но… Что же делать ему теперь, когда идеал достигнут? Его желание запечатлеть тот аромат в своём парфюме возросло в несколько раз после этих размышлений. С этими мыслями он и лёг спать.       Таким образом, Сальери стал постоянным «слушателем» на концертах Вольфганга. Он не пропускал ни одного, всегда садился на одно и то же место и слушал. Слушал до бесконечно пленяющего упоения, каждый раз всё сильнее и сильнее теряя от этого голову. И всегда уходил раньше всех, оставаясь незамеченным. И вот однажды, парфюмер решил рискнуть и посмотреть, что из этого получится. Вместо обычного, последнего во всём зале места, он прошёл поближе к сцене и приземлился где-то на десятом ряду. О, как же отчетливо он теперь мог слышать его запах… Тем сильнее он им наслаждался. И вот, музыка стихла, как и аплодисменты зрителей, а он всё сидит, попросту выпав из реальности. И очутившись в другой – реальности запахов, из которой теперь почти ничто не могло его вырвать. Вдруг он стал чувствовать приближение запаха и долго не мог понять, отчего так. И тут наконец до него дошла страшная мысль. Когда он открыл глаза, эта мысль лишь подтвердилась: прямо перед ним, склонившись, стоял Моцарт собственной персоной и бесстыдно разглядывал его блестящими карими глазами. В зале к этому времени уже не осталось никого, лишь они вдвоём. - О, так вы не спите? – звенящим мелодичным голосом с ноткой смеха спросил Вольфганг. – Я уж предположил, что моя музыка настолько вам наскучила, что вы попросту уснули. - Нет, что вы, я… - растерявшись от такого вброса, Сальери стал метаться глазами, ища оправдание. - Бросьте, не стоит объясняться, я всё понимаю, - уже откровенно расхохотался мальчишка и в порыве смеха плюхнулся на сиденье рядом с Сальери. - И что же вы, позвольте спросить, понимаете? – он склонил голову вбок и сложил руки крестом. Вместо ответа юноша с какой-то загадочностью в глазах посмотрел на парфюмера, после чего вновь расхохотался, словно душевно больной. Его смех был настолько звонким, что даже резало уши. - Я заметил вас ещё на первом концерте, - вытирая слёзы, выступившие от смеха, начал он свой рассказ. – Ещё тогда я вспомнил, как столкнулся с вами при входе на бал графа Розенберга. Я тогда ещё сильно торопился, помните же? – Антонио молча кивнул. – Так вот. После того случая я не стал особо на этом зацикливался. Подумаешь, думал, бывают в жизни совпадения. Но потом вы пришли и на следующий концерт. И на следующий, и вновь, вновь и вновь… Каждый раз на одном и том же месте! А сегодня, не найдя вас там же, я сперва немного расстроился, но потом увидел вас здесь и очень удивился, что в этот раз вы не стали прятаться в тени. Так вот, значит вы всё-таки мой фанат, я всё правильно понимаю? Говоря, мальчишка активно жестикулировал и пару раз чуть не заехал Сальери по лицу, но всё обошлось. После его рассказа парфюмер сидел в каком-то забвении и доли стыда. Стыдно за то, что он так нелепо был замечен. И, тем не менее, он натянул на лицо подобие улыбки и издал нервный смешок. - А у вас, я погляжу, очень зоркий глаз? – на это замечание Моцарт выпрямился и гордо приподнял подбородок, как бы говоря «да, я такой». – И тем не менее, я бы не назвал себя прямо уж «фанатом». Я, скорее… - он стал задумчиво жевать губу, делая вид, что подбирает слово, хотя на самом деле просто придумывал оправдание. – Почитатель вашей музыки. – выдал он первое, что пришло на ум. - Но ведь это одно и то же, - Амадей непонятливо склонил голову набок и недоверчиво сощурился. - Вовсе нет, - важно подняв палец в воздух, возразил Антонио. – Фанат – слишком сильное слово. А мне лишь нравится посещать ваши концерты и слушать вашу музыку. – каких же трудов ему стоило вместо «ваш запах» всё-таки сказать «вашу музыку»… И тут композитора снова прорвало на истерический смех и Сальери пришлось подождать, пока тот успокоится, дабы поинтересоваться, что же так рассмешило его. - Да просто… Вы говорите такие глупые вещи и с таким серьёзным видом… Уверен, на ком-то другом бы это сработало, и он бы молча согласился с вами, но на мне – нет. То, о чём вы говорите, и называется «фанатизмом». Но давайте всё же закроем эту тему, меня она утомила. Вы лучше скажите, как вас зовут? И тут Сальери замялся и застопорился. Если он сейчас назовёт своё имя, то мальчик, возможно, узнает его. А это чревато неудобными последствиями… Но, раз уж Антонио решил сегодня рисковать, так будет рисковать он до конца. - Антонио Сальери, - холодно произнёс он и протянул свою руку. - Иоганн Хризостом Вольфганг Амадей Моцарт, - словно скороговорку выговорил композитор и резво пожал парфюмеру руку. – Рад знакомству. Фух, всё-таки он его не знает… Оно и лучше. - У вас, в Австрии, у всех такие длинные имена? – со смешком произнёс Антонио, вызвав этим у Моцарта новый порыв смеха. Кто бы сомневался. - А вы, мой друг, не здешний? - Я из Италии. И с каких это пор я «ваш друг»? – Сальери очень смутило такое странное обращение. Обычно он подпускал к себе людей максимум до «хороших приятелей», а этот уже и в друзья напрашивается… - Ну, а разве оно не так? Мы познакомились, довольно долго уже болтаем, вроде неплохо ладим. Что ещё нужно? – в его словах чувствовалась такая детская радость и наивность… Даже стыдно немного было такому отказывать. - Увы, герр Моцарт, для дружбы нужно больше, чем знать имена друг друга и небольшой разговор, - с этими словами Антонио наконец поднялся с места, сложив руки за спиной. - А что же тогда всё-таки нужно ещё? – не унимался Моцарт, резво подскочив следом. - Предлагаю вам над этим и подумать. Ну, а мне пора, как бы грустно ни было расставаться. До скорого, герр Моцарт, - Сальери развернулся и широкими, чуть ломаными, но уверенными шагами вышел из зала. - До скорого… - еле слышно ответил Амадей, с задумчивым видом смотря вслед новому приятелю.