Фантастические драбблы

Настроение было совершенно не праздничное. За окном вспыхивали яркими огнями салюты, взрываясь образами фантастических птиц и драконов. Громкие хлопки, которыми сопровождалось это цветастое представление, заставляли хрусталь на столе дрожать, а игрушки на ёлке тихо позвякивать. Однако Куинни было не до этого. Ни удивительные всполохи в небе, ни мягкий снег, кружащий за окном, нисколько не привлекали. Все фантастические животные, выходящие из кончиков волшебных палочек её новой семьи, напоминали лишь о Якобе и его пекарне. О его булочках разных затейливых форм. Не этого она хотела. Не чахнуть в холодном неприветливом замке, не дрожать от одиночества и грусти. Её решение примкнуть к Гриндевальду было продиктовано только желанием быть с Якобом, но вместо этого она стала от него только дальше. Выбор, в ту минуту кажущийся верным, теперь вызвал множество запоздалых сомнений. Волшебники вокруг неё были жестокосердны и холодны, а убеждающие речи Геллерта более не казались такими уж верными и непреложными. Куинни не видела будущего в этой шайке, но просто взять и уйти она не могла. Не потому, что не хотела — ей бы просто не дали этого сделать. За окном снова полыхнуло ярко малиновыми гиппогрифами, которые пронеслись от скалы до скалы, покружили над пиками гор и растаяли, как и не было. Волшебники, стоящие на нижних ступенях лестницы, радостно заулюлюкали. Гриндевальд был среди них, но стоял в отдалении — молча и сдержанно наблюдал за своими детьми. При взгляде на него Куинни не ощутила покорности и уважения. Этот человек был ей неприятен. Он лгал, и с каждой секундой это становилось всё яснее. Убраться. Сбежать отсюда. Попытаться, по крайней мере. Вернуться туда, где действительно ждут и скучают. «Якоб, милый», — тихий шёпот и страх, что кто-то услышит. Хотя кто? Вся шайка Гриндевальда во дворе. Кроме Криденса, пожалуй. Куинни окинула взглядом собравшихся, чтобы удостовериться: мальчика среди них нет. А ведь ему наверняка сейчас тоже тяжело. Он не только вдали от подруги, так ещё и прибит силой, которую не готов принять. Его настроение уж точно не новогоднее. Куинни отошла от окна и осмотрела комнату: огонь в камине, наряженная ёлка, ужин на столе. Вернее, то, что от него осталось, но всё равно довольно много: запеченная утка, маринованные грибы, бутерброды и пудинг. Пара тарталеток, безе и морс. Из этого всего можно сделать отличный праздничный ужин для двоих. Остальная компашка рано или поздно должна была вернуться сюда, а проводить ещё хоть какое-то время с ними Куинни совершенно не хотелось. Прихватив на поднос пудинг, тарталетки, два бутерброда, утиную ногу и графин с морсом, она выскользнула из гостиной, совершенно не жалея, что пропускает салют. Криденс нашёлся в своих покоях, Куинни ожидала увидеть его именно здесь. Он сидел на постели, прижав к груди колени, и буравил взглядом стену перед собой. — Аурелиус, милый, к тебе можно? — спросила Куинни и ощутила, как в Криденсе поднялась волна негодования. Ему явно не нравилось имя, применённое в отношении к нему. Куинни поспешила исправиться: — Прости, Криденс, милый. Я не стану больше называть тебя так. Она всё же вошла, не дождавшись приглашения, и установила поднос на краю комода. Криденс всё ещё сидел к ней спиной, но немного развернул голову в её сторону. Негодование сменилось грустью. — Я никогда не был Дамблдором и не ощущаю себя таковым, — наконец сказал он. — Это имя я могу только ненавидеть. Альбус Дамблдор — наш враг, могу ли я любить это имя, приклеенное ко мне как ярлык? Я не знаю, недостоин ли я этого имени или имя недостойно меня, но я не хочу быть частью той семьи, понимаете? Куинни кивнула, подошла ближе. — Милый, кто тебе сказал, что Дамблдор наш враг? — осторожно спросила она, проведя пальцами по его затылку. — Он враг Гриндевальда, да. Но не наш с тобой. И тебе вовсе не обязательно ненавидеть его, ты понимаешь это? Криденс вскинул голову, словно услышал откровение. Неужели он никогда не задумывался над природой этой войны? Не задумывался над тем, что враги Гриндевальда — враги Гриндевальда, не более? — Впрочем, я пришла не за тем, чтобы тебя наставлять. — Куинни нарочно решила сменить тему, потому что горячность молодого человека могла толкнуть его на ошибки. Сейчас не уйти, слишком они свежие члены "семьи", слишком мало доверия со стороны Гриндевальда к каждому из них. А значит, он ожидает их неповиновения и сумеет отразить любой бунт. Нет, уйти можно, но далеко не сейчас. Через месяц, а то и больше. Когда контроль над ними несколько ослабнет. Тогда можно будет потянуть за ниточки и перевернуть восприятие мальчика, вернув его на сторону добра и правды. — Ты слишком рано ушёл из-за стола, я принесла немного поесть. — Я не голоден, — буркнул Криденс несколько расстроенно. Куинни смогла ухватить суть его подавленности. Девушка азиатской внешности. Мысли мальчика были о ней. — Нагини поймет и простит тебя, — попыталась утешить Куинни, но тотчас поняла, что делать этого не следовало. Гневный взгляд тёмных глаз словно метнул в неё молнии. — Не читайте мои мысли, пожалуйста, — голос Криденса, однако, звучал совсем не мило и ни капли не учтиво. Всем своим видом он показывал: она пересекла границы дозволенного. — Прости, милый, — стушевалась Куинни. — Я не должна была. Просто… Это происходит неумышленно, само собой. Извинишь? Криденс медлил с ответом. Развернулся всем телом, взглянул сперва на поднос, затем на дверь и только после этого — на Куинни. — Ваша сущность приносит вам неприятности. Вы ведь ненавидите это, как и я своё имя? Правда? Куинни кивнула. Впервые она встретила человека, который понял оборотную сторону легилименции. — Постоянно, — прошелестела она, комкая ткань платья. — Ладно, я поем. — Криденс подвинулся, давая ей место на кровати. Куинни, ощутив облегчение, не заставила себя упрашивать: подхватила поднос и водрузила на простынь. Криденс больше не ощущал неприязни, и она позволила себе расслабиться. — Чего тебе положить, милый? — спросила она, беря в руки пустую тарелку. — Я сам, — Криденс взял тарталетку и задумчиво её надкусил. Мысленно он был не здесь. Новогодняя ночь — время, которое нужно проводить с близкими и любимыми. Его сожаление и грусть были понятны Куинни из личного опыта. — Я очень скучаю по Якобу, — сказала она, следуя его примеру и беря с блюда закуску. — Хотелось бы быть сейчас рядом с ним. Гулять по городу, вскрывать подарки, наблюдать салюты… Её слова нашли отклик в душе Криденса. Внутренне он кричал, что понимает её, что хочет того же, что сожалеет о том же. — Знаешь, а ведь у меня есть кое-что для тебя. — Куинни сняла с шеи кулон Ильвермони. — Ты не учился в магической школе, но я уверена, что теперь у тебя есть все шансы на это. Считай, что этот кулон — залог, что однажды всё снова станет нормально, что ты сможешь жить, как обычный парень, а рядом будут те, кто тебе дорог и кому дорог ты. Криденс взял кулон робко, словно это первый дар, который он получил в жизни. А может, и правда первый? Тихое «спасибо», неловкая попытка застегнуть цепочку на шее. — Давай я. — Куинни перехватила замочек и защелкнула его, а пыльцы Криденса с трепетом и благоговением прошлись по подвеске. — Мне нечего подарить вам в ответ, — смущаясь, пробубнил он. Куинни мягко улыбнулась. — Ты уже подарил. Подарил возможность встретить праздник рядом с другом. С Новым Годом, Криденс. Она накрыла его ладонь своей, и, прежде такой колючий, он не убрал пальцы. — С Новым Годом, Куинни. Желаю вам в новом году вернуться к своему Якобу. Куинни не ответила. Она знала, что так и будет. Она верила в это всем сердцем, потому что рядом был друг, вместе с которым шанс вернуться к родным уже не казался несбыточной фантазией. За окном полыхали салюты. Куинни и Криденс сидели рука в руке и мечтали. Каждый о своём, но об одном и том же.