Главный аргумент

— Не знал, что у покойников есть чувство юмора! — воскликнул Михаил на глупейшее замечание Корфа. «А я вот думаю, что хуже: потерять друга, или потом объяснять царю, почему ты его потерял», — шутил барон. Репнин раздражённо вскочил с кресла и начал метаться по комнате. Поместье Корфов он знал как пять пальцев, но сейчас оно казалось тёмным и заброшенным. «Неужели будешь тосковать по мне, если я умру?» — всплыли в памяти слова друга. Корф так небрежно бросил их, будто они весили не больше гусиного пёрышка. — Какой-то выход должен быть, — бормотал Репнин. — Не может быть, что это конец. Не важно, попадёт ли кто-то из дуэлянтов в цель — дело в любом случае закончится смертью. И в лучшем случае — смертью Корфа. В худшем — смертью всех, кто хоть краем уха слышал о дуэли. «Надо ехать к цесаревичу, поговорить с ним ещё раз, — лихорадочно думал Михаил. — Возможно, если я стану его посредником для свиданий с этой барышней…» — Куда ты так торопишься? — ухмыльнулся Корф, стоя в дверях. — Ты… Как давно ты тут стоишь? — растерялся Репнин. — Достаточно, чтобы увидеть, как ты косплеишь белку в ловушке. Бегаешь туда-сюда и суетишься, — барон изобразил зверька и сам расхохотался. — Ты идиот, Владимир! — воскликнул Репнин. Ему вдруг захотелось самому пристрелить барона. Это как минимум было бы отличным аргументом для цесаревича, чтобы отменить дуэль. — Миша, ты так ругаешься, будто мы с тобой по меньшей мере любовники, — заулыбался Корф. — Не принимай всё так близко к сердцу. Это дело чести. — И оно будет стоить тебе жизни! — Что ж, умру как мужчина, — пожал плечами Корф. Михаил тяжело дышал и едва смог сдержаться, чтобы не заорать. Он опустился в кресло и закрыл лицо руками, злясь и на барона, и на самого себя, и на весь грёбаный царский двор. Но особенно на барона. — Миша, для меня честь знать тебя и иметь счастье называть своим другом, — мягко проговорил Корф. Он обошёл комнату и встал за спиной поручика и продолжил: — Я благодарен тебе за братскую любовь. Наша дружба — вероятно, лучшее, что было со мной. — Заткнись, — процедил сквозь зубы Репнин. — Понимаю, — усмехнулся Корф, — не очень-то по-мужски говорить о любви. Но, боюсь, другого шанса может не представиться. — Просто заткнись, Владимир. — Миша, не откажи мне хотя бы в этой слабости. Ведь… Барон Корф не был удостоен чести договорить — Михаил одним прыжком встал в кресле на коленях лицом к барону и прижался к его губам. Сказать, что барон охуел — ничего не сказать. Он отшатнулся на шаг назад и уставился на товарища. Михаил опирался животом на спинку кресла: раскрасневшийся, с влажными губами. Его грудь тяжело поднималась, глаза блестели от слёз. — Да как ты, чёрт возьми, не понимаешь, — выдохнул он, — как ты не понимаешь, что твоя жизнь сама по себе — самое ценное, что есть и у тебя, и у меня?! — Но, Миша… — И ты, и цесаревич — бездумные кретины. Никому из вас и в голову не пришло, что ваши жизни касаются кого-то ещё, что вы кому-то можете быть дороги. Но нет, вам лишь бы повеселить своё проклятое самолюбие! — Миша, я… — Не говори моего имени! — завопил Репнин. — Раз готов умереть ни за что, не смей вслух его называть! Корф послушался. Он молчал. Лишь поднёс руку к губам, и замер, будто не решаясь к ним прикоснуться. — Я поеду во дворец и попробую выторговать отмену дуэли. Предложу цесаревичу свидания с его зазнобой, буду прикрывать его перед царём, может тогда… — Царь тебя вздёрнет, если узнает! — опомнился Корф. — А тебя вздёрнут в любом случае! — огрызнулся Михаил. — Что будет со мной — моя забота. Всё, что нужно от тебя — это хоть раз повести себя не как себялюбивый эгоист, и остаться в поместье. Не приезжай на место дуэли, Владимир. Просто не приезжай. Остальное оставь мне. Репнин пошёл к двери, на ходу застёгивая мундир. Ему казалось, что воротник его душит, а тело сгорает изнутри, и хотелось скинуть вообще всю одежду. Но зачем-то он упорно возился с пуговицей, не разрешая себе обернуться на Корфа. И посмотреть на него, возможно, в последний раз. Он замер уже в дверях. Не по своей воле — Корф обхватил его со спины, не давая выйти. — Отпусти, — процедил Репнин, пытаясь высвободиться. Он схватился за руки, соединённые в замок на его животе, начал разжимать пальцы, но ладони предательски соскальзывали и все его манёвры обернулись бессмысленной вознёй и суетой. Прямо будто бельчонок в ловушке — точно как показывал Корф несколькими минутами ранее. Неужели он действительно настолько беспомощен в этой ситуации, и всё, что может — суетиться и хныкать? — Я могу так хоть всю ночь, — глухо произнёс Корф ему в затылок. Он опустил голову и следующие слова уже выдохнул поручику в воротник: — Сколько нужно. — Ты бы с таким усердием искал способы избежать дуэли, — рявкнул Репнин. — Ты прав, — выдохнул барон и прижался губами к шее князя. Репнин замер. Это он так удачно дёрнулся, что почти врезал барону по носу, но слегка промазал? — Неужели будешь тосковать, если я умру? — прошептал Корф. — Да как же ты… Я не смогу с этим жить, — едва слышно выдохнул поручик. Михаил оставил попытки высвободиться. Он безвольно опустил руки и прижал подбородок к груди, надеясь, что Владимир не заметит, как сложно ему стало дышать. — Я не могу не поехать на дуэль, — сказал Корф, — но предложу цесаревичу отказаться от глупой затеи завтра утром. — Ты правда это сделаешь? — Репнин не верил ушам. Столько дней уговоров не стреляться — и безуспешно. — Да, но только если ты не станешь обещать наследнику того, что может стоить тебе жизни. — Владимир, я не знаю что ещё может быть аргументом для цесаревича. — Главный аргумент для меня — твоя безопасность, Миша. А потом они разделись и потрахались. Ну и Владимир уговорил Александра не стреляться, и они все подружились.