Кабинет

      Приглушенная музыка, яркий свет, вечерние туалеты и беспрестанный звон бокалов. Арсению всегда нравились подобные мероприятия, особенно когда за окном сыплется снег, и это предновогодние встречи российского бомонда.       Остальные трое импровизаторов и Стас ходят между гостями, попивая дорогое шампанское и болтая о всякой ерунде. Они неплохо держатся, даже Матвиенко так непривычно галантен, что хочется, аплодируя, вручить ему “Оскар”.       Арсений обожает такие вычурные приемы, но не в этот раз. Кажется, из четверых только ему одному не по себе. Только его одного не покидает мысль, что он здесь не в качестве гостя. Пригласили бы его ведущим, и это было бы во сто крат лучше чем ТАКАЯ роль. Арсений заливает игристым пойлом ощущение, что он здесь вроде проститутки или эскорта, ведь им вручили внушительный конверт и пять дорогих смокингов (какие они сами себе позволить не могут) с указанием “ходить среди гостей и развлекать их любыми подобающими способами”. Как-то ФУ. Но жизнь Попова связана соглашениями, так что отказываться нельзя. А вот сбежать хоть ненадолго — почему бы и нет.       Под пристально-недовольными взглядами охраны Арс покидает сначала большую залу, затем банкетную, и оказывается в почти пустом холле, озираясь вокруг в поисках подходящего места для уединения. — Пс-с-с, — доносится откуда-то сверху, — пс-с-с, Попов! Импровизатор поднимает голову и видит на мраморной лестнице мальчишку лет четырнадцати, который жестом зовет его к себе. И Попов слушается. — Привет, — заговорчески улыбается он пареньку. — Ты чего тут сидишь? — Задолбало все, — признается тот, откладывая в сторону айфон последней модели и по-взрослому протягивая мужчине руку. — Виталий. СЫН. Арсений пожимает ладонь, и на несколько минут они зависают молча. наслаждаясь относительной тишиной. — Ты извини, — вдруг говорит пацан, — это я вас сюда позвал. Думал, может вы хоть как-то измените обстановку, но, видимо, это в принципе невозможно. Думаю, даже если бы сюда вбежал голый Линдеманн, начал орать “Ду хаст” и трясти хозяйством, никто даже не обратил бы внимания. Чертовы автоматы. Немного помолчав, он продолжает: — Вон там, по коридору и налево, есть гостевой кабинет. Дорогие сигары, старый коньяк и тишина. Иди, спрячься там, а то сейчас танцы начнутся, и старые кошелки тебя на части разорвут.       Попов усмехается, но предложение принимает охотно. И, отсалютовав подростку, отправляется в сторону заветного уголка спокойствия.       В кабинете пахнет табаком и элитной древесиной. Приглушенный желтый свет и коричнево-красная гамма кабинета приятно расслабляют. Попов наливает себе какой-то коньяк, в котором он не особо разбирается, и вальяжно располагается на небольшом кожаном диване.       Кажется, он задремал, потому что из расслабленного состояния его резко выдергивают чужие шаги, и свет в кабинете внезапно гаснет. Арс вскакивает с дивана с требовательным “Эй!”, но кто-то заходит в кабинет. И закрывает за собой дверь. И у этого кого-то играет танго.       Так, это уже прям странно. Попов слышит тихие шаги, чувствует, что к нему приближаются. И он отчаянно молится, чтобы это не было проделками какой-нибудь полоумной бабки, потому что танго всегда сводило его с ума. Танго всегда подбивало актера на авантюризм.       Попов стоит, чувствуя под коленками край дивана, и почти не может дышать. Внутри ком из смеси любопытства, тревоги и волнения перекрывает подступы к легким.       Его притягивают за плечи, отстраняя от кожаной обивки. Арс инстинктивно хватается за чужую талию, даже прежде, чем успевает подумать. И мгновенно проясняет, что это не женская талия. И это, черт побери, чья-то талия в рубашке и брюках. Но путей отхода нет — его плечи сжаты чужими пальцами так крепко, что на них наверняка уже синяки.       Его ведут, не давая перехватить инициативу. Его ведут, разворачивая то левым, то правым плечом и опаляя горячим дыханием немного сверху. И в голове у Арса танго перемешивается с образами, создавая слайд-шоу из тех, кто подходит под описание “тонкий, высокий, может находиться на этом мероприятии”. И у Попова таких двое, вот только оба они — натуралы и те еще коряги, не способные не то что танго, даже обычный медляк станцевать, ни разу не запнувшись.       Чужие ноги проскальзывают между его ног, задевая внутренние части бедер. В низу живота растет напряжение, Арсений осторожно скользит руками вверх и вниз по тонкой, шелковистой ткани рубашки. “Кто ты? Кто ты? Кто ты?” — настойчиво шепчет он, поддаваясь движениям незнакомца. Но в ответ получает только тихую усмешку и горячие шершавые губы на своей шее. Попов пытается развернуть лицо, чтобы самому коснуться, но его партнер поднимается с поцелуями от шеи к подбородку, не давая актеру пошевелить головой. Пора вывешивать белый флаг. Арсений, кажется, пропал.       Внезапно заканчивается музыка, и незнакомец с силой отталкивает Попова обратно на диван (и как это он так точно рассчитал в темноте?), не давая опомниться, а затем так быстро исчезает за дверью, что Арс не успевает даже рассмотреть силуэт в освещенном дверном проеме.       И уже за дверью, тяжело дышащий, знакомый незнакомец ладонями пытается унять разгоревшиеся щеки, а затем выуживает из карманов и одно за другим надевает на пальцы серебряные кольца. Когда-нибудь он сознается, но точно не сегодня. Пусть волнение, всколыхнувшее его и перебравшее по косточкам, приятно мучает еще хотя бы пару недель. Он возвращается в зал и, растянувшись в своей самой очаровательной улыбке, начинает разговор с пожилой дамой в меховой накидке.       Да, он сбежал. Но, зачастую, побег — единственно верное в данный момент, логически обоснованное решение.