На Йоль принято дарить подарки

      Она откладывает от себя неумело скрученный венок из колючих и таких неподатливых еловых веток, осматривая результат многочасовой работы удивительно  кропотливым для ребёнка взглядом. Вот эта ветка выбивается из круга, нарушая без того спорную симметрию, а нижняя шишка и вовсе опасно покачивается из стороны в сторону, намереваясь, очевидно, упасть и испортить всю композицию — от такой несправедливости даже чуть-чуть хочется бросить всё и уйти спать, но Лисбет, поджавшая губы в буйстве совсем уж взрослого упрямства, может похвастаться несгибаемой волей: она снова тянется к ниткам, намереваясь закрепить детали достаточно крепко и придать своей скромной поделке вид, достойный похвалы.       Пытаясь отвлечься от болезненных уколов хвои, она тихо поёт висы¹, славя поочередно всех Богов, чьи имена помнит из головокружительно интересных маминых рассказов, которые та, явно скромничая, называла сказками. Лисбет не знает, в самом деле те истории, настолько восхищающие её, были  просто сказками, но почему-то точно знает, что герои тех сказок существуют. Она чувствует это всем своим сердцем, даже не обращая внимания на то, как отец списывает это на детскую впечатлительность.       Впечатлительность — не значит глупость, а вера в волшебство — не есть табу.       — А мне? — слышится недоумевающий голос. — А мне спеть?       Лисбет от испуга роняет венок: он умудряется укатиться под стол и собрать с пола всю пыль.       — Ну и растяпа.       Вот это уже совсем не смешно — девочка вскакивает со стула, будто тот ужалил её, и уже никак не может списать звучание голоса на свист ветра за окном. Ей точно не показалось. Она точно слышала его. Обернувшись, маленькая Лисбет в ужасе осматривает комнату, но не может разглядеть говорящего по той простой причине, что здесь нет никого, кроме неё.       — «М-мне» это к-кому? — дрожащим от волнения голосом уточняет она, чувствуя себя некомфортно из-за беседы с пустотой. Прижав руки к груди и надеясь, что это каким-то магическим образом придаст ей уверенности, Лисбет переминается с ноги на ногу и возводит глаза к потолку, воспринимая происходящее как какой-то важный знак свыше: — Простите?       Почти минуту в ушах шумит тишина, нарушаемая только свистом ветра и  биением собственного сердца, что взволнованно колотится в груди. Девочка уже облегчённо вздыхает, когда:       — Я не сижу на люстре, юная ведьма. Мог бы, но было бы некрасиво, если бы я свалился тебе на голову, — пауза. — А я бы обязательно свалился, чтобы не повадно было забывать про лучшего персонажа сказаний, в которые ты так веришь.       Голос гудит показным недовольством, но в нём слышатся нотки весёлости и игривого подначивания — Лисбет виновато отводит взгляд от потолка, но с ответом испытывает ощутимые затруднения: в голове пока нет отчётливого понимания, что происходит и как действовать в такой ситуации, что вызывает чувство тревоги и совсем немного — чувство любопытства.       — Я хочу увидеть тебя, — просит она, но, одумавшись, едва не бьёт себя по губам и поправляется: — Вас.       — Хочешь — смотри,— равнодушный ответ даже немного огорчает, но девочка всё же вглядывается в пространство перед собой, со всей имеющейся внимательностью высматривая в полутьме кого-то.       Ничего не меняется, чтобы вы понимали — перед глазами стоит кровать, рядом с которой тумбочка и лампа, на стене книжная полка, а на полу из досок лежит круглый ворсистый ковёр бежевого цвета — но Лисбет в какой-то момент будто открывают глаза. Вернее, накладывают поверх них что-то, что позволяет видеть в размытых очертаниях и более тусклой цветовой гамме, но всё же до непередаваемого красочно. В таком смещённом фокусе внимания удаётся разглядеть силуэт гостя, который обрастает деталями, стоит в него вглядеться с намерением утолить своё любопытство.       Юноша высок и до странного красив — черты его лица какие-то специфические, вызывающие интерес и изначально располагающие; волосы вроде чёрные, но отливают янтарным рыжим, будто переливаются на полуденном солнце, а от рук течёт свечение, больно уж напоминающее колебание пламени. И, глядя на него, такого величественного, чувствуя исходящие от него пульсирующие волны силы, Лисбет почему-то отчётливо понимает:       Локи.       Это имя всплывает в голове так явно, что кажется, будто его туда кто-то вложил. Если быть совсем уж точной, в этом не возникает сомнений.       Она склоняется в реверансе — не знает, как по-другому стоит приветствовать персон божественного ранга. Волнение заполняет всё существо и покалывает на лице румянцем, когда в ответ на этот интуитивный жест Локи тихо хохочет, утирая с лица несуществующие слёзы.       — Тело другое, а привычки всё те же, — произносит он с намёком на недовольство. Через секунду уже задорно улыбается и признаётся: — Но кланяться мне — хорошая черта, приятно знать, что ты её сохранила.       Лисбет немного напугана, чтобы задавать вопросы, но услышать странный вздох задетой гордости это не мешает: она решает, что больше никогда не станет встречать этого бога реверансами, больно уж он пышно на это реагирует. Пышно и дискомфортно для неё. Немного переварив услышанное и вспомнив некоторые истории мамы о Локи, девочка виновато качает головой и прячет взгляд.       — Простите, но я не знаю вис для вас.       — Так сочини сама, — моментально предлагается ей. — Сочинишь?       Локи кажется очень непосредственным: это будто бы совсем не тот бог, который отрезал волосы Сиф, поспособствовал смерти Бальдра и привёл богов к Рагнарёку. Именно поэтому в его обществе феноменально комфортно, как бывает только в кругу лучших друзей.       — Э-э… — во рту до безобразия сухо, и Лисбет прочищает горло, чтобы пообещать: — Сочиню.       — Хо-ро-шо, — на подъёме чеканит бог огня. — Договорились. А теперь пошли.       — Куда?       — На прогулку, любопытное дитё, — она этого не видит, но кажется Локи закатывает глаза. — Не бойся, не съем.       Подумав, он добавляет:       — Что тут есть-то? Лет через семь об этом можно подумать, а сейчас…       — Я не боюсь! — эмоционально возражает Лисбет, сжимая кулаки и делая шаг вперёд. На деле, конечно, боится, но не настолько, чтобы отказаться от приключения с богом обмана. Кстати об этом — можно ли ему верить, с таким-то титулом?       Внутренний голос не сомневается: можно. Девочка не может объяснить почему, но верит ему она безоговорочно, даже немного больше, чем родителям и самой себе. Стремглав она бросается в коридор, чтобы натянуть на себя вязаную шапку с меховым помпоном и куртку, и всё это время боится, что Локи уйдёт, исчезнет как морозные рисунки на стёклах по весне.       Когда с неё слетает шапка, натянутая практически до самых глаз, Лисбет понимает, что никуда он не ушёл и в ближайшее время не собирается. Со стороны гостиной раздаётся смешок, за которым следует комментарий:       — Крутая шапка у тебя.       — Спасибо, — благодарит девочка, поднимая головной убор с пола и сварливо его отряхивая. — Только было необязательно её ронять.       Канитель с шапкой повторяется раза два, до тех пор, пока Локи не берёт себя в руки и первым не выходит на улицу с видом довольного своей жизнью человека. Бога. Лисбет вздыхает, прижимает ладони к щекам — совсем как мама, когда отец слишком изматывающе шутит — и бежит за ним, тут же проваливаясь в огромный сугроб перед домом, которого — она уверена — не было здесь ещё минуту назад.       — Локи-и-и! — ноет она, безрезультатно пытаясь выпрыгнуть из снежного плена. — Это нечестно! Я не смогу с тобой никуда пойти, если останусь в этом сугробе!       — В жизни много нечестного, но не я, — невозмутимо пожимая плечами объясняет он, но выбраться всё же помогает.       Лисбет, отряхиваясь, почему-то почти смеётся и от души благодарит своего спасителя. Она и предположить не могла, что проводить время с богом обмана так странно, противоречиво и весело.       Вместе они идут по двору, мимо пышного декорированного дерева и собачьей будки, что уже неделю как пустует — трёхлетний золотистый ретривер напросто убежал и до сих пор не вернулся обратно. Родители так и не смогли его найти, хотя делали для этого всё возможное, и Лисбет, особенно тяжело переживающая за судьбу питомца, всё ещё не могла сдержать слёз, проходя мимо его уютного домика во дворе. Она всхлипнула и в этот раз, но всё же пересилила себя и поспешила за Локи.       Выйдя за ограду, они идут в лес — странный выбор маршрута не вызывает опасения, но вызывает беспокойство из-за того, что мама узнает и будет её ругать. Бог обмана держит Лисбет за руку, будто она может в любой момент сорваться и умчаться в темноту. Ощущение это сложно поддаётся осмыслению: рациональная часть маленькой Лисбет понимает, что пальцы её держат воздух, но с другой стороны — воздух этот плотный, пульсирующий и зрительно напоминает человека. Посмотришь внимательно — ничего нет; чуть расфокусируешь взгляд — наткнёшься на Локи. Игра с восприятием увлекает её настолько, что полностью отвлекает от дороги, скрипа снега под ногами и их путешествия в целом.       — Как можно быть богом огня и хитрости одновременно? Это ведь разные вещи, — с детской непосредственностью интересуется девочка, надеясь, что помнит всё верно и не оскорбит божественного гостя своим невежеством. Этого не происходит. Он чуть притормаживает, глядя на неё через плечо, лучисто улыбается как настоящий мальчишка и понижает голос до шёпота, будто делится самым секретным секретом:       — Я и сам очень разный, стоит напомнить.       Лисбет хихикает в ответ, больно уж такое объяснение кажется ей забавным, но веселье быстро исчезает, когда Локи указывает на светящуюся точку вдалеке и предлагает ей сходить туда самой. Она пока ещё в том возрасте, когда прогулки в одиночестве не приносят ничего, кроме уныния и тревоги, поэтому девочка несогласно качает головой и вцепляется в руку бога обмана до такой степени, что человеку на его месте было бы больно.       — Я не хочу идти одна, — признание даётся непросто, но ничего постыдного тут нет. — Пойдём со мной, Локи?       Мама всё время повторяет, что Лисбет знает толк в выклянчивании, и это умение, похоже, распространяется и на сверхъестественных существ: Лофт оглядывает её взволнованное лицо, раскрасневшееся на морозе, и вымученно вздыхает, понимая, очевидно, что даже божественного терпения не хватит, чтобы отвязаться от ребёнка, который чего-то не хочет.       Вместе они пробираются сквозь ветки и сугробы к огоньку, что увеличивается до тех пор, пока не превращается в различимый контур пламени свечи, освещающей небольшую торговую палатку. Лисбет видела такие, когда с родителями ездила на осеннюю ярмарку в соседний город, но она совершенно не понимает, как одна из них оказалась здесь, в лесу.       — Ты же знаешь, что на Йоль принято дарить подарки? — интересуется Локи, будто говорит с совсем маленьким ребёнком. Он трёт подбородок,  вглядываясь вдаль,  и продолжает: — Я хотел бы получить от тебя в подарок что-нибудь из той лавки.       Такая то ли наглость, то ли поразительная прямолинейность ставит Лисбет в тупик. Она топчется на месте, хмурится и чувствует себя как кто-то, над кем жестоко подшутили.       — Но у меня нет денег, — возражает девочка тихо, испытывая горечь оттого, что порадовать бога огня ей не удастся.       — Когда это кого останавливало?       — Но без денег это же воровство? Папа говорит, что воровать — плохо, даже если это конфеты, что лежат на нижней полке в кухне.       — У вас есть конфеты? — оживляется Локи и, получив неуверенный кивок в ответ, уточняет: — Шоколадные?       Лисбет кивает ещё раз, а потом наблюдает, как Лофт в предвкушении причмокивает губами и бросает на неё намекающий взгляд:       — Хочу конфет.       Устоять перед этим совершенно невозможно.       — Я отдам тебе самые вкусные конфеты! — с улыбкой на лице обещает Лисбет, едва сдерживаясь, чтобы не потянуть бога обмана в сторону дома, подальше от этой странной лавки посреди леса, из которой нужно что-то украсть. — Маме нравятся в розовой фольге, но они, — она непроизвольно кривится, будто речь идёт о заклятом враге, а не о сладостях, — они с марципаном! Никогда не пробуй марципан. Лучше попробуй синие, они вкусные и с орешком.       — Хорошо, — Локи внимает так пристально, словно узнает о стратегически важных вещах. К концу её речи, он хмурится, пряча усмешку за деловитым покашливанием и вновь указывая в сторону палатки, — Раз брать эти конфеты — всё равно кража, я бы предпочёл что-нибудь оттуда.       Лисбет ещё мала, чтобы знать такое слово, как «манипуляция», но даже без этого она понимает, что здесь что-то нечисто, и её загоняют в угол. Лофт делает это так феноменально просто, что она — ребёнок — не находится с возражением, потому что знает: её слова всё равно будут вывернуты так, как угодно для достижения необходимого результата. Опасливо косясь в сторону палатки, она почти плачет из-за ветра и запрещённости того, что придётся сделать:        — Но как я сделаю это? Я не умею…       — Да ладно тебе, воровать несложно, — отмахивается Локи в высшей степени беззаботно. — Хозяйка спит. К тому же глухая, так что не шуми и всё будет хорошо.       Больше пяти минут требуется Лисбет, чтобы настроиться — сделать это в сопровождении подколов божественного гостя непередаваемо сложно. Когда она несмело шагает вперёд, хрустя снегом под ногами, чем ближе она подходит к лавке, тем волнительнее становится. Хотя бы из-за того, что хозяйка лавки оказывается не спящей, а мирно вяжущей в своём кресле. Голова её склонена набок, руки выполняют монотонную работу, и издалека её и правда можно принять за статую, изображающую спящего человека. Только она ведь не спит!        Старуха отрывается от вязания и поднимает голову.       — Мамочки, — только и успевает пискнуть Лисбет, замирая в праведном ужасе. — Она смотрит прямо на меня!       — Плохо дело, — соглашается голос Локи, вибрирующий в левом ухе. — Танцуй, чтобы она приняла тебя за духа.       — Что?       — Предание о танцующих на Йоль духах, что, никогда не слышала? — поддевает он, теряя терпение, будто очень и очень боится попасться. Учитывая, что попадется не он, а она, страх этот кажется Лисбет странным. — Быстрее!       Сложно не подчиниться, когда так настаивают: она не имеет понятия, как должны танцевать духи, но покорно поднимает поочерёдно правую и левую руку, сгибает их в локтях и плавно покачивается, переступая с ноги на ногу и кружась под редко падающими снежинками.       — Энергичнее! — как заправский учитель танцев командует Лофт. — Духи тоже хотят зажечь, а это танец какого-то умирающего фазана!       Сердце от страха быть разоблачённой стучит у маленькой Лисбет в горле — старуха продолжает пялиться прямо на неё, ни выше, ни ниже. Последовав рекомендациям своего нового друга, девочка подпрыгивает, хлопает в ладоши, энергично крутит головой, очерчивает нетвёрдой из-за снега походкой круг — в общем делает всё, что от неё зависит. В какой-то момент продавщица возвращается к перебиранию золотисто-красного мотка ниток, что не может не радовать:       — Получилось! — ликует Лисбет. — У нас получилось!       Она оборачивается, мечтая взглянуть на бога огня, что остался чуть позади, и тут же недоумённо хмурится, когда видит его, привалившегося к дереву, схватившегося за живот и смеющегося до такой степени, что это уже походит на приступ. Толчки распирают его грудь, а запрокинутая голова обращена к небу.       — О, единственный глаз Одина, до чего же потешны эти люди! — с трудом выдавливает из себя Локи. — Официально: это был лучший танец, что я видел во всех девяти мирах! Лисбет, прими мои овации, — он несколько раз ударяет в ладоши, и глядит на неё плутовато, улыбаясь широченной обаятельной улыбкой: — Ты же не думала, что я отправлю ребёнка к старой карге, не подумав о безопасности? Ты под мороком, а меня она увидеть вовсе не способна. Так что давай, ноги в руки, юное дарование, и вперёд, к цели.       — Я не ребёнок! — взмахивает руками Лисбет, вынужденная признать, что пока это единственное доступное ей возражение. Она чувствует обиду и до конца не понимает, как оказалась скрыта от глаз старухи, но всё же проскальзывает мимо её стола и с интересом рассматривает содержимое полок.       На них сидят фигурки лесных зверей, выточенные из дерева с непередаваемой детализацией, переливаются цветным светом камешки с символами, лежит парочка толстых книг с завораживающими завитками на обложке, а под ними, на самой нижней полке, красуются украшения — всевозможные бусы, ожерелья, браслеты, как из кожи, так и явно драгоценные.       Что из этого может понравиться Локи? Поначалу Лисбет склоняется к фигурке лисы с пушистым хвостом и хитрым выражением лица на морде, но позже почему-то тянет с нижней полки браслет из тёмных каменных пластин, что совсем лёгкий, несмотря на значительную массивность.       — Возьми лучше уж вон те красные бусы.       Девочка подпрыгивает от неожиданности, едва не уронив украшение также, как ещё полчаса назад свой венок. На полке, у самого края, действительно лежат красные бусы, отблёскивающие насыщенным глянцевым цветом, но… В этом же нет логики!       — Зачем тебе красные бусы? — осторожно любопытствует она. — Они же женские.       На секунду она видит, как Локи пожимает плечами, стоя там, у края деревьев, но потом это видение пропадает.       — Я их хочу. Разве не так это работает?       Рассудив, что у богов, должно быть, свои заморочки, Лисбет аккуратно выпутывает заказанное и возвращает браслет на место — она, может, и рада взять его, больно уж он красив, но воровать больше необходимого не смеет.       — Простите меня, — извиняется девочка перед глухой старухой, которая, в придачу, ещё и не видит её из-за чар Лофта. — Я обязательно приведу сюда родителей, и они купят у вас самый дорогой и самый красивый товар!       В приподнятой настроении и его упадке одновременно Лисбет возвращается к Локи, протягивая ему бусы из мелких красных шариков. Тот, глядя на них, почти сияет, но принимать их здесь отказывается — ведёт её ещё глубже в лес, пока не останавливается на поляне. Он разгребает снег парой энергичных движений, почти с гордостью демонстрируя пепелище, сокрытое под сугробом.       — Сюда, — просит бог огня, — Оставь их здесь.       Она, наверное, уже ничему не удивляется, поэтому делает, что велят: подходит ближе, опускается на корточки, оставляя подарок на расчищенной от снега земле и склоняя голову. Последнее — чисто интуитивно.       Вокруг Лисбет будто бы сгущается воздух, и она, немного запаниковав, вскакивает на ноги, желая избежать странного чувства и поинтересоваться у Локи, всё ли она сделала правильного.       Нет, она вскакивает на своей кровати. Это удаётся понять только тогда, когда взгляд фокусируется на обоях с жующей бамбук пандой, игрушках, рассаженных повсюду, и солнечном свете, льющимся из миниатюрного окна. Чувство тоскливой пустоты заполняет всю грудную клетку: это был просто сон. Ничего настоящего. Лисбет никогда не умела плести еловые венки и никогда не пела вис богам. Что уж там, она даже не знает ни одной, и в мифологии разбирается куда хуже, чем там, рядом с Локи.       Странно в таком юном возрасте осознавать, насколько разочаровывающими могут быть сны, что выглядят более насыщенными и правдоподобными, чем вся реальная жизнь. Лисбет выбирается из постели с неохотой и, натянув на ноги тапочки-зайки,  спускается на первый этаж, где слышатся голоса родителей. Они о чём-то тихо спорят, но мама смеётся, намекая, что спор в этот раз не несёт в себе ничего опасного.       — Доброе утро, солнышко, — приветствует она, когда видит потирающую глаза дочь. — У нас тут для тебя сюрприз.       Из-за её спины практически вылетает золотистый ретривер: в меру упитанный, с кожаным ошейником и мокрыми лапами, он бросается на девочку с таким счастьем и, естественно, перебарщивает с силой, что они вместе падают на пол. В качестве извинений собака решает облизать ей лицо, отчего Лисбет хохочет и пытается закрыться руками от такого неподдельного проявления чувств, но это напросто невозможно.       — Ты нашёлся! — радостно пищит она, смеясь и, кажется, плача одновременно.  — Кто нашёлся? Кто хороший мальчик?       — Не хочу портить идиллию, но хороший мальчик тут я, — звучно раздаётся в голове. Голос этот Лисбет уже никогда не спутает с чьим-то другим, и в оцепенении она замирает, думая как поначалу во сне — показалось. — А это блохастое создание, дёргающее хвостом как обезумевший Тор своим молотом —  твой подарок на Йоль.       Этого нельзя услышать по интонации, но подсознательно чувствуется, что Локи подмигивает:       — Кто я такой, чтобы нарушать традиции?       Когда родители, тоже смеясь, оттаскивают от неё собаку, Лисбет не спешит подниматься с пола: её внимание привлекает круглый синий шарик возле шторы, в котором легко узнаётся фантик от конфет. Тех самых, что она разрекламировала богу обмана. На лице девочки появляется широкая улыбка и она чуть ли не хлопает в ладоши от переполняющего её счастья, думая только о том, как сочинить вису для Локи, которую ему пообещала.       Волшебство всё-таки существует, и Лисбет готова посвятить ему всю жизнь только из-за вот таких моментов.