one night of our love

... Артёму крайне сложно сейчас управлять автомобилем. Кажется, он как родился, так всю жизнь и проколесил на этой машине; кажется, больше ничего и не было. Сколько себя помнит, он только ехал, ехал, менялся с Сашей на пару часов и проваливался в сладкий сон на заднем сиденье; а потом садился за руль и ехал снова. Он уже даже не помнит, почему слева не Игорь, а Ерохин, куда они вообще едут и с кем. Все действия совершаются на слепом автомате - но вот, вроде бы, последний поворот? Наверное, нет; вообще, имеют ли дороги свойство заканчиваться?... Эта уж точно вечна, но вопреки всему Андрей за рулём седана справа тормозит, улыбается чему-то и выходит из машины. Все хлопают дверьми, да, Артем слышит это где-то на заднем плане, но глаза закрываются сами собой. Секунда, и он проваливается куда-то вниз, раскинув руки в стороны и совсем не сопротивляясь. А Игорь между тем, как и все, уже твердо стоящий на земле, не обращает внимания на деревья, речку, на других. Дзюба из машины не вышел, тревожный звонок; но открывается дверца в салон, и взору Акинфеева предстает Артем, уснувший прямо так, как сидел. -Ребят, - непривычно громко откликается голос, - у кого одеяло есть? Срочно надо. Денис подбегает, вручает плед. -Уснул, что-ли, Артём? -Да...прикинь, я даже сказать ничего не успел, открываю дверь, а он спит. Ладно, никто не против, я думаю; вон, Кокорин за двоих поработает, - ухмыляется и кричит куда-то в сторону берега, - ты слышал, Саш? -Бля, Игорь, - возмущается тот, - ну честное слово, какого фига это должен быть я? Я, может, тоже устал, нет? -Я бы пошутил, конечно, "за себя и за Сашку", но здесь наоборот получается. Себе, петушок, можешь палатку не ставить - спи на полу, на земле-матушке, ради Бога; но вот Артёму ты обязан разложить всё, что требуется - либо домой пойдешь пешком, выбор за тобой. Черышев хмыкает; к крепкой дружбе капитана ЦСКА и нападающего Зенита все давно привыкли. Это уже своеобразная традиция - Игорь ворчит, Саша сердится, Артём же обычно мечется в бесполезных попытках их хоть немного примирить. Получается, сказать честно, плохо; а сейчас он и вовсе спит, "подружить" их некому, вот и перекидываются всякими фразочками. Но, пожалуй, насчёт их с Темой палатки Игорь не шутил. А сейчас этот самый Игорь с трудом перекладывает Артёма на задние сиденья, бережно укрывает пледом и целует в лоб; осторожно закрывает дверь машины и идёт помогать выкладывать вещи остальным. и тысячей дней, проведенных с тобой я жизнь бы свою озаглавил и ради тебя я бы ринулся в бой в котором нет шансов и правил Саша, что один, что второй, спустились к реке; с разных сторон и не договариваясь совсем. Так просто вышло - они часто замечают, что удивительно похожи. Не внешне, разумеется; и не только именами, нет, "душой и помыслами", если выражаться, как в книжках. А если просто сказать, то им обоим невероятно повезло. -Холодная? - интересуется Ерохин, когда Сашка наклоняется и проводит рукой по воде. -Да нет, - проводит ещё раз, встаёт во весь рост. Брызгает вдруг на партнёра - вода и вправду не холодная, но капли, особенно на лице, всегда имеют очень неожиданный и потому прохладный какой-то характер. -Эй! -голос вроде и обиженный, а вроде и нет; зенитовец тоже быстро опускает в воду руки, причем уже две, и тоже, сложив сначала ладонь в кулак, резко отпускает пальцы в стороны. Головин теперь тоже мокрый; он мог бы и обидеться, и Александра виноватым выставить - у него это всегда получается, но настроение хорошее, не для детских ссор, поэтому он примирительно поднимает руки вверх и даёт себя обнять. Не выпуская из объятий, Ерохин ведёт его в тень дерева, целует в щеку и взглядом встречается с любимыми глазами. Сероватые и такие глубокие - он вообще в Сашке видит постоянно что-то прекрасное и возвышенное, а не просто эти вечно взъерошенные волосы и улыбку на милом до невозможности лице. Они часто, кстати, шутят, что куда больше ему пошла бы фамилия старшего - ну, это всего лишь вопрос времени. Ерохин обожает делать комплименты своему цыпленку. Вот как сейчас. -Красивая речка, правда? -А?- Саша, как обычно, о своём задумывается. Не сразу, но отвечает,-Да, очень. А что? -Мне повезло; сейчас она в тысячу раз красивее... я вижу в ней твоё отражение; ты у меня самый замечательный на свете, Саш. -Перестань! - легкий толчок под ребра и розовые щеки - верный признак того, что ему в очередной раз нравится. Комплименты Головин любил, но осознавал это уже много после диалога; он уж очень сильно смущался. Конечно, смутишься, когда такой обаятельный мужчина, как Александр, стоит перед тобой и говорит, что "твои глаза, Саша, такие необычные и чудесные", и что он так обожает, например, его улыбку. Поэтому младший стремительно краснел всякий раз, когда слышал признания, приятные вещи и всё такое. Сам он предпочитал говорить прямо, и от этого не столь романтично: просто - "Саш, блин, ты слишком красивый!" или "Ты у меня самый лучший". Коротко, ясно, но не слишком похоже на нормальный комплимент...А Ерохину все равно нравилось и так. и в тысяче книжек из жёлтых листов все образы были тобою а ты оставайся мальчишкой из снов главным из главных героев Кузяев с Лунёвым куда-то ушли. Они не хотели, им всего-то нужно было уединиться, а ноги - непослушные, заразы, увели вглубь; впрочем, жаловаться не на что. С деревьев падают первые желтоватые листочки, а ветер утих, поэтому они кружат по воздуху, выплясывая вальс золотой осенней поры. Один из них падает на нос Далеру. Андрей улыбается и осторожно его смахивает. -Эх, Далерка, -вздыхает еле слышно, -тут так красиво, правда? Мне уже жаль уезжать, а мы ведь только приехали. Тот обнимает его - крепче, чем обычно. Гладит ладонью по спине и в который раз удивляется. "Почему ты, Андрей, такой печальный?" Вопрос въелся в голову, а почему-то ответа никто и не ждёт. В самом деле, Лунёв всегда находит в песнях грустное, в счастье - конец, и даже в этом тихом, спокойной лесу - какую-то болезненную тревогу. Он пытался Кузяеву объяснить, конечно, что не хочет, а само так получается. Что он думает об этом постоянно, и сам не знает, как так выходит - отвлечься выходит, но крайне редко. Ну ничего. Далер сам тогда станет его радостной улыбкой. Лучиком солнца. Он пробьет эти тучи, точно пробьет; более чем уверен. Они уверены оба. и почему-то в тысяче фраз в тысяче сказок скучных ты как всегда, но как в первый раз самый отчаянно лучший -А шашлындос сам не пожарится, братики, - Федя подходит сзади, хлопая Миранчуков по спинам. -Может, хватить пинать х...? ну, в общем хватит. -Поняли мы, - ухмыляется Антон. - Сам-то чем займешься? -Палатки, только палатки. Пойду к Саше, вон как старается, бедняжка. Хоть бы коньки не откинул от переутомления... -Сам бы попробовал! Ставить "эти чёртовы фигвамы" оказалось делом не из лёгких, Саша изрядно с ними помучился. Вернее, с ней - программа-максимум была рассчитана на одну палатку, на большее его попросту бы не хватило. Бог с другими, Игорь может его сжечь: какая разница, как умирать? В мучениях ли, или от Игоревской руки, уже неважно. Хотя, если сейчас придет Смолов, то Кокорин может надеяться хотя бы на одеяло под деревом. И долгую жизнь - ну, хоть немного подлиннее. -Уже бегу! Неужели не видишь, как пятки сверкают? -У тебя, Феденька, все вечно сверкает, - белозубо улыбается Леша. -Давай, камушка ты наша драгоценная, работай. Солнце ещё высоко, как говорится. Братья тем временем пытаются что-то сделать с мясом. Да, а ведь ещё надо порезать овощи, целую кучу, потом что-то с картошкой сделать...если с барбекю был какой-то опыт, то вот этому их точно никто не учил. В тоже время нужно и со столами решить вопрос; точнее, с двумя, ведь на двенадцать персон один столик не накроешь, как ни крути. Стульев ещё на всех, кажется, не хватит - эта проблема тоже свалилась на хрупкие Миранчуковские плечи. Но не всё так плохо, как им кажется. Из-за машины выходит Акинфеев и с улыбкой приближается к братьям. -Ну, что надо делать? -Ты наше спасение, Игорь, - смеётся Леша и начинает перечислять. На середине длиннющего списка его останавливают. -Ладно, разберёмся по ходу. А где Марик с Денисом? -Спят, - синхронно отвечают близнецы и улыбаются. И вправду, если открыть заднюю дверь или багажник, можно увидеть, как Черышев храпит в обнимку с Фернандесом на разложенных задних сиденьях. -Ну, ладно тогда.. я просто потерял их как-то, не выходят, ни звука вообще. Ну, где тут у вас что? и из тысячи глаз, смотрящих вперёд синих, коричневых, красных только твой взгляд в моем сердце живет самый на свете прекрасный *** -А вкусные всё-таки шашлыки, конечно, - подаёт голос Денис после того, как все наелись до отвалу. -А то, - улыбается Артем и гладит Акинфеева по голове. -Что ты хотел, его ведь сам Игорь готовил! Мой хороший, - обращается уже к "шеф-повару" главного блюда, - ты такой молодец сегодня... не то что я, проспал всю работу. -Без тебя мы бы до этого места и не доехали, - отвечает тот и приникает к Дзюбе, крепко ухватившись руками за футболку. - И, кстати, у костра бы тут тоже никто не сидел. -Мы вообще-то тоже помогали! - возмущается Антон. -Давай будем честны, мы больше мешали, - хмыкает его брат. В самом деле, от них было больше бед, чем пользы. Во-первых, Леша порезал палец. Все случилось неожиданно - нож, вместо того, чтобы разделить на две части огурец, вознамерился проделать это с мизинцем Алексея. К счастью, злодей не смог довершить своё чёрное дело - всё ограничилось небольшой раной, но Игорь категорически запретил что одному, что другому прикасаться к режущим предметам. Дальше - хуже, хоть казалось бы, куда уж. Антон умудрился сломать стол - вместо того, чтобы собрать его. Пришлось ставить тарелки в три этажа на один бедный маленький столик, оставшийся в живых и подходить по очереди, иначе еда бы просто не поместилась. Стульев тоже, как оказалось, было недостаточно - не дюжина, а всего десяток. Проблему решил Артем. Он вышел из машины, сонный ещё и никем не замеченный. Посмотрел на Миранчуков и Игоря из-за дерева. Подумал с полминуты о чем-то и ушел куда-то в лес. А вернулся через час. -Игорек, привет! Пошли, покажу кое-что? -Артем? Ты... Я сейчас занят, вообще-то, - смотрит в глаза и отказать ну никак не может, - ну ладно, пойдем. А что? -Узнаешь сейчас. Они проходят немного по берегу и видят полянку, небольшую и окружённую со всех сторон - с трёх деревьями, с одной - речкой. В середине сложена большая гора веток - кажется, заготовка для костра, а вокруг лежат три больших полена. На них, скорее всего, они будут сидеть вечером... потому что Игорю здесь нравится. -Артём, -в глазах читается вопрос, - ты это сейчас сам все приволок? -Ну да, а что? В лесу такого добра знаешь сколько... -Ты ж моя умница, - усталая улыбка появляется на лице, - Тут нам и придется... то есть тут мы и будем есть сегодня. -Тут? Я просто думал, посидим, все дела - я ведь так никогда у костра не сидел; только в фильмах и видел. -Здесь круто, Тем! К тому же у нас нет одного стола и двух стульев как минимум. Я уже конкретно не знал, что нам делать, если честно. Шаги раздаются в лесной тишине, и они отсюда уходят - ненадолго, правда. Уже через какой-нибудь час здесь затрещит костёр, и звонкие голоса зазвучат, отзываясь эхом в глубине реки. ...-Ну, что будем делать? -Давайте петь, -предлагает Далер. -Петь? А под что? -У Андрюши есть гитара; он умеет играть, я, кстати, тоже... Можно под нее. -Давайте, - соглашается Артем, - Игорь изумительно поет! Правда, Игорюш? -И ничего не изумительно...но петь я согласен. Только если ты тоже будешь. Они поют долго, солнце успевает закатиться за горизонт и уступить место луне. Поют все, не каждую песню полным составом, но пытаются все; громко и тихо, популярные песни и совсем неизвестные, на английском и на русском. Поют, уходят к реке и возвращаются через пару минут, берут бутерброды и запивают водой, смеются, шутят и снова поют. А ты прячешь глаза за фарами, И все идёт чередом, как до-ре-ми, Мои песни поют гитарами И тревожат душу минорами, А вокруг все гуляют парами И друг друга чувствуют ворами, А ты прячешь глаза за фарами, И тебе непременно здорово... Эту песню поют все три Саши под предводительством Лунева. Кстати, Андрей почему-то отказался признать, что гитара его и что он умеет играть - странно, но это его дело. Сейчас он поет, так красиво, и вот это уж точно никто не сможет отрицать. Мы пути одинаково чертим, Выбрав разные корабли, И несут нас похожие черти По просторам чужой земли... Похожие черти... Будто с жизни списали, удивляется Федя. В самом деле, Леша спит слева, положив голову Смолову на плечо, а справа его осторожно обнимает Антоша. Похожие - да, черти - ещё какие, хотя сейчас они больше походят на ангелочков...но лучше, чем Федя, никто не знает. *** ...И Игорь запел снова. Это была его любимая песня. Их любимая. Неизвестно, почему, но она как-то заключала в себе всё важное и нужное, что у них с Артёмом в жизни было; они, кстати, это поняли, даже когда не знали перевода. Такая простая, даже слишком - ведь ее прямо здесь и сейчас можно спеть под Далеркину гитару; но от этого ничуть не меньше красивая и - странно - совсем не похожая на другие. Да, Артем любит русских поп-исполнителей, да, Игорю действительно нравятся песни восьмидесятых - какая к черту разница? Для любого правила бывают исключения, а это... его было особенно приятно нарушать каждый раз. -I want you by my side, -он начал тихо и нараспев,- So that I never feel alone again. They've always been so kind, But now they've brought you away from here. I hope they didn't get your mind, Your heart is too strong anyway, We need to fetch back the time They have stolen from us. Он щёлкает пальцами в такт и поворачивается к Артёму. Сейчас начнется припев. Их припев, они споют его вместе - не договариваясь. And I want you, We can bring it on the floor, You've never danced like this before... We don' t talk about it. Dancing on, Feel the boogie all night long, Stoned in paradise, Shouldn't talk about it. Их голоса сливаются в один, образовывая новый из двух, таких разных. У Акинфеева - выше и как-то профессиональнее, что-ли...во всяком случае, Артем уверен, что поет много хуже. Но особо не заморачивается - для него важно, что он поет, а ее как; для Игоря же имеет значение и то, и другое. Во всяком случае, у них хорошо получается. А на втором куплете поет соло уже Артём. Coldest winter for me, No sun is shining anymore. The only thing I feel is pain Caused by absence of you. Suspense controlling my mind, I cannot find the way out of here. I want you by my side So that I never feel alone again. И снова припев. Они завтра, возможно, без голоса останутся - не жалко, пусть. Ради этой песни сорвать можно не только голос - они вообще всё, что можно, готовы сорвать. And I want you, We can bring it on the floor, You've never danced like this before, We don't talk about it. Dancing on, Feel the boogie all night long, Stoned in paradise, Shouldn't talk about it. На этих строчках Игорь совершенно отдается; кажется, если он умрет и попадет в рай, то там будут всегда звучать эти слова в их исполнении. Его руки крепко сжимают ладонь Артёма, который сидит слева и тоже поет, да, вместе с ним получается в тысячу раз лучше. Игорь теперь уже, наверное, никогда не будет смущаться своего голоса - благодаря ему. я больше не стану так, сердце скрепя, вести себя скучно и правильно и тысячу дней, что провел без тебя, с тобой этой ночью исправили ...Они как-то безмолвно зашли в палатку, оба счастливые до невозможности, но что-то было не так. Не обняли друг друга, не пожелали спокойной ночи...будто автор в рассказе не дописал последнюю сцену. Ну, конечно, так ни за что не уснёшь. -Тём, - шепчет Игорь, -Ты спишь? -Я? Нет пока...не выходит. А что? -Пошли? Артем молчит, но понимает без вопросов, что Акинфеев имеет в виду; он бы, наверное, и сам предложил "пойти"... возможно, минутой позднее, но в общем-то это уже неважно. Вылезть из одеяла - дело несложное, но в темноте это даётся им труднее; пару раз ощутимо задев друг друга, они всё-таки покидают палатку и направляются к берегу реки. А здесь похолодало, кажется - или это костёр так сильно грел на той поляне? Игорь бы, наверное, замёрз; но когда у тебя в руках чашка обжигающего чая, а за спиной не менее горячий Артем осторожно кладет ладони на твои плечи, сразу становится в разы теплее. Ведь холод, как и тепло, идёт не от ног и не от ушей, и не от побелевших пальцев; он - от сердца, которое если разбито, то ни одному солнцу не под силу его согреть. Звёзды сияют над головой, а Игорь, как всегда, погружен в свои мысли. Он думает о том, чья это гитара, Кузяева или все же Лунтика; о том, действительно ли Кокорин его так ненавидит и о том, что сейчас делают остальные. Тема, возможно, знает все ответы, и неплохо было бы спросить, но Дзюба первым задаёт вопрос: -Ты слышишь это, Игорь? - шепотом спрашивает и прислушивается к чему-то. Тот не обращал внимания, но сейчас вроде бы понимает, о чем речь; кто-то еле слышно стонет...где? Звук доносится откуда-то слева - там деревья, а за ними совершенно точно кто-то есть. Артем молча предлагает пройти туда и совсем - совсем немного посмотреть; брови Игоря взлетают наверх, но он кивает. И тихо идет куда-то за Дзюбой. -Vamos, bebe...si, si...- слышится из-за дерева. Марио прислоняется к дереву спиной, Денис же упирается руками. Они целуются, пламенно и нежно, не открывая глаз; кажется, уже довольно давно, да и не похоже на то, что собираются прекращать. Рука Дениса скользит под футболкой бразильца, а другая - у Фернандеса в волосах, перебирает спутанные кудряшки. Акинфеев в очередной раз поднимает брови - ну в самом деле, нашли место - но мешать не хочет, если хотят, пусть чем угодно занимаются. Артем улыбается, глядя на ничего не подозревающих друзей и берет Игоря за руку, уводя обратно, в палатку. Теперь здесь, среди кучи курток и одеял, обстановка совершенно другая; знать бы ещё, почему, но это не столь важно сейчас. Артем притягивает к себе Игорька и целует - в щеки по очереди, потом в нос, а затем и в губы. Получается так нежно, что Игорь закатывает глаза, уголки губ дёргаются, и следующий лёгкий поцелуй начинает уже он сам. Тема проводит ладонями по родным рукам, пальцы проходят под короткие рукава и оглаживают плечи. Он смотрит в карие глаза напротив, спрашивая разрешение, получает кивок и осторожно снимает футболку - не с себя, с Акинфеева. Приникает губами к правому плечу, осторожно целует горячую кожу, переходит на ключицы - те слегка выпирают, потому что руки Игоря сцеплены у Дзюбы на затылке. Оставляет яркое розовое пятнышко, затем ещё два, проводит по ним языком и вновь переходит на плечи. Через несколько минут отстраняется, помогает надеть футболку и глядит глаза в глаза счастливым взглядом. Игорь тоже счастлив, как может быть иначе? Он чмокает Тему в щеку и прижимается всем телом, а у того сносит крышу от такой близости. Нет, правда, от вечно серьезного партнёра Артем редко дожидается таких детских нежностей; но от этого ещё приятнее, если всё-таки дождался. -Спокойной ночи, Игорюш, - накрывает одеялом с головой и себя, и Акинфеева. Тот улыбается, трётся щекой и щеку и тихо отвечает: -Спокойной ночи, Тёма. Если не это есть счастье и любовь, то их, наверное, и вовсе не существует.