***
Когда Оля впервые увидела девушку с блондинистыми волосами, она сразу подумала, что они не поладят. Эта участь постигала всех блондинок в их коллективе. Марина с трудом продержалась три года, Настя за чуть больший срок так и не прижилась, а Даша, с которой, как казалось Серябкиной, у них и правда завязалась дружба, после ухода неоднократно заявляла, что для неё никакой дружбы не существовало. Поэтому новоявленной солистке сразу было заявлено, что дружить им вовсе не обязательно, так как это просто работа, и Оля всё равно в ближайшее время планировала покинуть с Серебро. Ответом послужили лишь закатанные глаза и лёгкий кивок.***
Постепенно шёл первый год. За это время Оля старалась контактировать с Катей Кищук только по необходимости и только на репетициях, но общая дружба с Полиной просто вынуждала видеть эти насмешливые глаза в разы чаще. И в какой-то момент девушка начала понимать, что на самом деле у неё с этим сбежавшим героем «Реальных пацанов» на самом деле много общего. Они не перекинулись и десятком слов, но просто находясь рядом с ней, Серябкиной чувствовала бешеную энергетику, которая, казалось, подходила ей просто идеально, а то, как они взаимодействовали на сцене, даже толком не общаясь, просто срывало крышу. Поэтому она решила наконец отбросить свою «старческую» гордость и дать девушке шанс. Серябкина работала над песней, которую планировала выпустить к своему уходу. С каждым годом её всё больше преследовало чувство, что пора расстаться с Серебром и уступить место молодым. Когда она показала наработки песни Кате и только ей, то впервые увидела в её глазах будто бы лёгкий испуг. — Она красивая. — сказала та, почему-то всматриваясь в экран и избегая взгляда Оли. — Но она… Прощальная? Девушка кивнула, останавливая запись. — Все рано или поздно уходят. Я просто люблю готовиться к подобным вещам заранее. — На самом деле, несмотря на нашу договоренность, я бы хотела узнать, что ещё ты любишь. — Оля была готова поклясться, что она совершенно точно говорила это с подтекстом, и хитрый прищур с нескрываемой заинтересованностью в глазах это только подтверждал. Серябкина прекрасно знала, какие слухи о ней ходят, ведь это началось довольно давно, и с уходом той, чьё имя можно называть только по праздникам, ничего не поменялось. Но никто из девочек никогда не заявлял ей об этом напрямую. Она молчала, взвешивая свой ответ и не отрывая взгляда от девушки напротив, которая выглядела довольно серьёзно. — Я бы показала тебе, что я люблю… — начала она, растягивая губы в усмешке. Оля подошла к затаившей дыхание Кищук и осторожно коснулась её подбородка, вынуждая смотреть прямо в глаза. — Но мы с тобой коллеги. А наш трудовой договор, насколько я знаю, такого не предусматривает. Взгляд девушки и испуганно метался по её лицу, но через несколько секунд Серябкина снова увидела в её глазах насмешливость с долей интереса. — Если вдруг передумаешь, то мой номер всегда есть у Полины. Когда Оля осталась одна, она лишь нервно заправила волосы за ухо и выдохнула: — Что за ребячество.***
Она нежная всюду такая, И подушка её горяча, Её бледная кожа молчала, Что желала ночами меня…
***
Такого никогда раньше не было. Ладно, было, но только с Леной, и тогда Оля понимала, что и почему происходит. А теперь, когда почти каждый концерт руки неугомонной блондинки касались её там, где они быть не должны, она чувствовала жуткое смятение. Да, они эпатажная группа и должны поддерживать это звание, но Кищук явно перебарщивала, когда лезла ей под юбку при любой возможности. Даже Полина, которая обычно никогда не видела ничего, кроме публики, заметила перемены на сцене. — Вы наконец нашли общий язык? — улыбнулась она, однажды подойдя к Серябкиной в продюсерском центре. Но Оля не нашла с ней общий язык. Она лишь чувствовала, как девушка всё больше испытывает её терпение, которое постепенно сходит на нет. После очередной такой выходки Серябкина не выдержала и, покинув сцену, потащила Катю за руку в коридор. Убедившись, что тот пустует, она яростно толкнула её к стене, позже прижимая своим телом. — Чего ты добиваешься?! — почти закричала девушка, хлопая рукой об стену рядом с головой Кищук. — Ты хотела, чтобы я разозлилась? Так вот, я не зла, я в ярости! — Просто захотелось, чтобы ты хоть раз посмотрела на меня так же, как на Темникову. — вдруг заявила девушка, вынуждая другую от неё отойти, хлопая себя по лбу. — Иногда интересно, каково это, когда тебя хочет сама Ольга Серябкина. — Ты серьёзно? Мы артисты, и такое — не игрушка! И мы с Леной — это… — Оля зажмурилась, всё ещё пытаясь понять, что происходит. — Это не то. Всё было не так. — Только не говори, что ты её любила. — фыркнула Катя, закатывая глаза. — В этом мире любви не существует. — В любом случае, это не повод делать то, что ты делаешь. — девушка вздохнула, не веря, что она это говорит. — Мы могли бы хотя бы попробовать подружиться. И когда, видя перед собой кивающую девушку с улыбкой во все тридцать два зуба, она подумала, что это было не самым плохим её решением.***
Я была для неё как забава, Я её обожала ласкать, И меня столько раз ублажала, Что боюсь я её вспоминать. Её волосы, нежные плечи, Её свежесть меня укорит, Что другим признавалась до встречи И что голос мой ею забыт…
***
Их нелепая дружба не прожила и пары недель. В голове у Серябкиной будто щёлкнул выключатель, который отвечал за подыгрывание странным играм неугомонной блондинки. В один момент их совместный танец вызывает восторженные крики у фанатов и смущённую непонимающую улыбку у Полины, а в другой она уже толкает Кищук на кровать, седлая её бёдра. — Что там ты говорила про трудовой договор? — даже в такой момент девушка не могла удержаться от ехидных комментариев. — Могу слезть, раз уж ты против. Но Катя не была против. Именно она была той, кто в ту же секунду инициировал их первый поцелуй, ставший точкой невозврата. Оля обещала себе, что этот раз последний. Но Катя после концертов приходила снова и снова, и этих «последних разов» было так много, что было уже тошно обещать. Девушка не пыталась это остановить, она лишь поддерживала ту нелепую игру, которую они начали. В какой-то момент всё зашло за пределы одного номера. Они сидели друг у друга на коленях в продюсерском центре, не стеснялись держаться за руки весь эфир и сами не понимали, почему их так друг к другу тянет и зачем они это делают. И ни одна из них не замечала, как на это смотрит всегда находившаяся рядом Полина.Мы же знали, что всё под секретом, И скрывали всё как бы шутя, Быть подругами переставали, Когда ночь наступала, скользя…
Тогда Катя решила наплевать на всю опасность, пытаясь украсть хотя бы один поцелуй в гримёрке перед концертом, и Серябкина позволила ей это сделать, думая, что эта секунда не сыграет никакой роли, но именно тогда в помещение вернулась Фаворская. — Я так и знала! — воскликнула она, сверля их осуждающим взглядом. — Чем вы обе думаете? Ладно ещё Катя, но ты, Оля, как ты можешь позволять такому происходить? Из нас всех ты больше всего должна понимать, к чему это приведёт. Но в этот раз он не станет выгонять другую солистку. В этот раз под раздачу попадешь ты. На какое-то время они даже перестали видеться, но не прошло и месяца, когда поздно ночью в дверь снова постучали. И всё опять началось заново. «Последнему разу», видимо, не суждено было случиться. — Ты же не уйдёшь. — вдруг заявила Катя, поглаживая лежащую у неё на коленях Олю по голове. Они давно перестали замечать, как их отношения из простого секса переросли в нечто более близкое. После случая с Полиной они стали более осторожными. Прятались по углам, почти не общались в присутствии других и оказывались перед дверью чужого номера только глубокой ночью, когда никто не мог увидеть. И ни одна из них не знала, что на самом деле между ними происходит. — Почему нет? — удивилась та и повернулась к ней лицом. — Я и так здесь надолго задержалась. Пора бы двигаться дальше. И они не смогут выгнать меня за отношения с другой солисткой. Девушка закатила глаза и наклонилась к ней, чтобы оставить лёгкий поцелуй на олиных губах. — Не уйдёшь, потому что я тебя об этом прошу. — в ответ Серябкина лишь фыркнула, чувствуя, как её щёки почему-то краснеют. Летом 2017-го года вышел клип на песню, которую она так долго готовила к своему уходу. В списке солисток, с которыми к этому времени попрощалась или готовилась распрощаться группа, числилось только имя Полины. ***Её грудь так нарочно красива, Она лучше всех знала меня, Это было мне невыносимо, Что делила её я, любя…
*** «В этом мире любви не существует». Эта фраза была первой, что пришло Серябкиной в голову, когда она впервые увидела фотографию Кати с Акурой, которую выложил Фадеев со словами, что ждёт его на разговор. Оля же, в свою очередь, понимала, что она никакого разговора не удостоится. Катя уж точно не станет ей что-либо объяснять. И как назло, был именно тот период, когда видеться им не было необходимости. Иногда Оля обнаруживала себя сидящей перед телевизором с непонятными передачами, крепко сжимающей ткань майки в районе груди, будто пыталась вырвать оттуда что-то, что не давало её сердцу спокойно биться. Она не ела и почти не спала, всё ещё пытаясь разобраться, как она позволила себе влюбиться в человека, который, видимо, совсем ничего к ней не чувствовал. Второй раз на те же грабли. Всё по кругу. Девушка слышала, как десятками раз в глубине квартиры от звонков Макса разрывается её телефон, потому что обычно сутками торчащая в студии Серябкина не появлялась там уже две недели. Она пыталась игнорировать и Полину, которая, видимо, радуясь тому, что между девушками всё-таки ничего нет, присылала ей фотографии новоявленной парочки со словами «Правда, они хорошо смотрятся?». Но Оля не плакала. Она знала, что всё это пройдет, прямо как и в прошлый раз, и если она заплачет, что станет только хуже. Она просто выжидала, когда всё вернётся на круги своя. Когда её сердце снова начнет нормально биться. Ей было совершенно плевать, когда кто-то звонил в её дверь. Ведь она никого не ждала. Но когда к раздражающему звуку прибавились и громкие стуки, Оля со вздохом поплелась открывать дверь, попутно приводя себя в порядок. — Слава богу, ты жива. — выдохнула Катя, когда дверь перед ней наконец распахнулась. — Ты всех жутко напугала! Почему ты не берёшь трубку? Не дожидаясь ответа, она протиснулась в квартиру и скрестила руки на груди. — Наверное, напугала всех, кроме тебя. — фыркнула Оля, всё ещё держа дверь открытой. — Как видишь, я жива и чувствую себя просто замечательно. Можешь идти. — Да что ты такое несёшь? Что вообще произошло? — Ты теперь девушка с отношениями, я одинокая старая карга, у нас стало слишком мало общего. Видимо любовь в этом мире существует для всех, кроме меня. — ответила Серябкина, кривя лицо и отказываясь даже на смотреть на девушку. Огромные голубые глаза Кати снова по привычке закатились одновременно с глубоким вздохом, и Оля тут же почувствовала себя почему-то виноватой маленькой девочкой, которой сейчас будут что-то уже в сотый раз объяснять. — Тебе ли не знать, что для того, чтобы встречаться, необязательно любить. — Кищук осторожно положила свою ладонь на её щёку, поглаживая большим пальцем и вынуждая смотреть ей в глаза. — И не обязательно встречаться, чтобы кого-то любить. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась о том, что о нас с тобой думают другие люди, Полина, Макс, да кто угодно. Я люблю тебя, и ты любишь меня, и плевать, что я тогда сказала. Я просто стараюсь делать так, чтобы никто нас не трогал, а чем меньше подозрений, тем проще нам быть вместе. Тем более, — она в своей любимой манере усмехнулась, — меня-то теперь считают обычной эстрадной сучкой с парнем, а ты всё ещё вызываешь вопросы. — Теперь я чувствую себя типичной тридцатилетней женщиной из фильмов, которая при любой проблеме плачет и жрёт мороженое. Спасибо. Когда Оля получила лёгкий удар по руке и тут же была затянута в умопомрачительный поцелуй, она знала, что была счастлива. И пускай на публике ей придётся притворяться, что они лишь очень близкие подруги, в мире, где существуют лишь они, Катя Кищук всегда будет её. И сейчас девушка сидела за своим письменным столом, что-то активно строча в излюбленную тетрадку, пока Катя активно ворочалась на кровати в поисках потерянного тепла.Моя ревность её обожала, Её спину кусала я в кровь. Только ей я одной отдавала Мою первую к Кате любовь.
— Иди сюда. И Оля вернулась в постель, тут же прижимаясь к любимому телу и выводя лёгкими касаниями одну единственную букву, означавшую для неё так много. И Катя даже в полудрёме могла расслышать, какой смысл сейчас девушка вкладывает в этот символ. «Моя». Одна из тысячи М.