***
«Чонгук, ты окончательно сошел с ума», – подумал про себя макнэ, и эта мысль чаще стала мелькать где-то на переферии. А почему? Потому что Чонгук внезапно начал ревновать Хоупа к каждому столбу, и начало становиться больше случаев, в которых Гука можно было сравнить с собакой. С одной стороны, Хосок для Чонгука был не больше, чем игрушкой, с другой стороны стоило к Хосоку подойти кому-нибудь другому, заговорить и, не дай Боже, дотронуться – как пес внутри макнэ зверел, срывался с цепи, рычал, кусался, вырывал свое зубами из чужих загребущих рук. Из-за подобного необоснованного собственичества у Чонгука были конфликты с остальным мемберами, однажды макнэ очень серьезно поссорился с Юнги-хёном, ткнувшим его, как нашкодившего щенка, носом в реальность, которой так боялся Чон. Сегодня у всех выдался короткий, но безумно тяжелый день. Изматывающая тренировка в тренажерном зале, а после парни отрабатывали хореографию. Безусловно, устали все, поэтому ребята решили провести вечер спокойно и без суматохи, в конце концов, когда они в последний раз вообще сидели в гостиной, разговаривая и заглушая звуки идущего на фоне фильма. Большинство из мемберов устроилось на диване, в том числе и Чонгук, Шуга сидел в кресле рядом, и только Хосок, отправившийся на кухню за диетическими вкусностями, еще не занял места, хотя, кажется, все было предопределено. На диване места не было, а кресло большое, да и Юнги – лучший друг Хосока, почему бы танцору не сесть рядом с ним, не так ли? Вроде так оно и должно было быть, но Чонгук почему-то решил по-другому. — Ребята, я пришел, — Джей-Хоуп улыбается во все тридцать два, и Гук снова чувствует, что его это раздражает. Пока Хосок раздает всем добытую в кухонных шкафчиках еду, макнэ взгляда с хёна не сводит, сверлит и ведь знает, что Хосок не от того, что ему в майке-алкоголичке холодно, весь съеживается, а от того, что от пристального взгляда младшего у него от ушей до кончиков пальцев на ногах ледяной коркой все покрывается и под ней же кожа трескается, кровь сочиться начинает, и танцору от этого пробивающего до мозга костей взгляда больно уже не морально, а физически, потому что он эту боль каждым миллиметром тонкой кожи чувствует, кажется, даже костями своими ощущает. — Хосок-а, тебе бы помыться, — морщится Чонгук, когда очередь получать лакомство доходит до него. Хоуп, как назло, взгляда не поднимает, поджимает губы, прекрасно знает, что макнэ по отношению к запахам чувствительный очень, и старается не выдать собственного волнения. Остальные парни хоть и делают вид, что вовсе не обращают на возникшую ситуацию внимания, а все равно краем глаза посматривают, один только Юнги взгляда не отводит, будто специально свои глаза зафиксировал и теперь хоть ты убей – не отведет. Он бы как и остальные отвел, да только достала порядком его сложившаяся ситуация, задрался он уже взгляды свои прятать и думать, что само собой все пройдет. Дождался, Хосок уже дерганый ходит, весь на иголках, лишний раз боится что-то сделать, зажимается, внутри себя страдает, вид делает, что, черт бы его побрал, взрослый, самостоятельный, что ему море как лужа, а гора – куличик, наступишь и исчезнет, но не так это на самом-то деле. Хоуп, когда не сдерживается, идет к Юнги на студию и вместо того, чтобы прогонять его идти в общежитие, мол, хватит уже работать, просто сидит рядом, примостившись, смотрит куда-то, куда Юнги с его земными проблемами не достать, и молчит. Мин вроде и не слышит ничего вокруг, а кажется, что Хоуп ему все как на духу рассказывает и про макнэ, и про то, что не понимает он вовсе, как и почему все приняло такой оборот, и о том, что по-настоящему об этом переживает, однако суть не в этом, тормоза у Юнги слетели, когда друг тихо плакать начал. «Мужчины не плачут», а вот Хосок плачет, потому что к этому миру чувствительный слишком, и этот самый мир постоянно бьет, пинает в бока, ноги отбивает и вообще все что угодно делает, лишь бы Хоупу снова ткнуть в то, что он слабый, что не мужчина вовсе. Но и с Чонгуком что-то явно не так. Паренек лезть ко всем уже перестал, только вот от Хосока все никак отлипнуть не может, и Шуга уверен, что не так что-то с этим разбушевавшимся подростком, ибо не могут дети такую муть творить, когда прекрасно осознают свои действия. Чонгук, по всей видимости, отлично осознает или просто упорно не хочет принимать какого-то факта, который Юнги из виду когда-то упустил, а друг ему о нем так и не рассказал. — Хосок-а, садись ко мне, — приглашает Юнги и переводит взгляд на макнэ, проверить кое-что хочет. — Уже иду~ — танцор улыбается, у него в руках уже нет ничего, потому что рэпер ничего с кухни не просил. У Чонгука, будто на автомате, внутри шестеренки начинают работать, он переводит свой ревностный взгляд на Юнги-хёна, который хочет забрать себе Хосока только на вечер. — Хосок, на диване еще достаточно места, можешь сесть со мной, — Бинго. Как Мин и думал, он упустил что-то, но это уже не важно, потому что он, кажется, понимает, что Хоуп для Чонгука как нечто неприкосновенное, то, к чему есть круглосуточный доступ лишь у него, другим это трогать нельзя. Правда вот, почему он к этому «нечто» так ужасно относится, Шуга так и не понимает. — Чонгук, ты сам сказал, что тебе не нравится запах Хосока сейчас, но при этом ты хочешь, чтобы он сидел рядом. Определись уже, или у тебя биполярное расстройство? — здесь уже напрягается Намджун, который знает, что когда Юнги говорит нечто подобное, значит, всех ждет ядерный взрыв. — Не твое дело, пусть Хосок-хён сидит со мной, — рычит не Чон, а зверь внутри него, которого задели, да еще и публично. — Да? Очень странное явление, знаешь. Меня вот напрягает то, что ты, сука, Хосока травишь, а он с тобой рядом сидеть должен, — срывается Юн, но его голос, как ни странно, остается спокойным, если быть точным, даже становится тише. — Не твое дело. — рык Чона все больше походит на зверский, нечеловеческий. — Мне кажется, ты повторяешься. И да, оно как раз таки мое. Это же из-за тебя, тварь инфантильная, Хосок в последнее время нервный, себя не щадит, все тренируется, идеальным стать хочет, — шипит Юнги. У Хосока внутри атомная бомба скоро взорвется, и он явно не хочет, чтобы она взрывалась при всех. Он знает, что Юнги по делу говорит, что старший прав, но его слова – реальность, если быть точнее, самый острый в мире нож, режет, кромсает, отрезает кусочки мяса и кожи, превращая тело в первосортный фарш. Хоупу больно до невозможности, сердце сейчас само выпрыгнет, побежит в ванную и вскроется первой попавшейся бритвой. Чонгук злится, это видно. Он дышит глубоко, ноздри от такого дыхания широкие, брови сведены к переносице, желваки ходуном ходят, того и гляди – сбегут. Юнги не лучше, у рэпера костяшки на пальцах чешутся, он жаждит кулаком своим в эту смазливую мордашку вмазать за друга. Шуга хмурится, приоткрыл рот и дышит через него, и создается ощущение, что еще совсем чуть-чуть и он выдыхнет ни что иное, как дым. Парни смотрят друг на друга, не отводя глаз, выдерживая тяжелые взгляды. Никто из них не отворачивается. Неожиданно Чонгук вскакивает, Мин поднимается на ноги тоже, атмосфера нагнетающая, и никто даже не подозревает, насколько сильно она гнетет Хоупа. Чон-младший замахивается, Намджун подрывается с места и уже тогда понимает, что не успеет, но все заканчивается, так и не успев начаться. — Не смей! — глухой удар кулака о челюсть, и Хосок, закрывший собой Юнги, отлетает в сторону и падает на пол. К нему подбегают остальные мемберы, пока Намджун перехватывает макнэ, а Чимин отводит в сторону Мина. — Тварь! — кричит Юн, вырываясь. — Тише-тише, Юнги-а, все хорошо, — шепчет Чимин, целует затылок, трется об него носом, только бы успокоить хёна. — Я.. Я не хотел, не хотел.. Намджун, слышишь, не хотел! — Гук шепчет, как в бреду, смотря на то, как Тэхен пулей вылетает на кухню за льдом, а Джин поднимает Хоупа с пола, усаживает на диван младшего и вытирает незначительные кровоподтеки. — Знаю, Чонгук, но тебе пора бы разобраться уже. — лидер макнэ подальше отводит, а пес внутри Гука скулит, просит к Хосоку. Вокалист никогда в жизни бы не подумал, что будет так волноваться за кого-то, да при чем за кого? За Чон Хосока? Это был бы последний человек, за которого бы Чонгук волновался. Оказалось, нет, потому что внутри все воет. — Хосок, прости, — пока Джун замешкался, Чонгук сорвался с места и подбежал к Хоупу, сидевшему на диване с опущенной головой. Взгляда танцор точно поднимать не хотел, потому что боялся, но еще больше он прокололся тогда, когда подбежавший макнэ пытался взять его за руку и поговорить с ним, а старший испуганным зверьком прижался к Джин-хёну. — Чонгук! — повысил голос Намджун. — Пойдем, — в итоге старшему все же удалось увести парня из гостиной в комнату и поговорить с ним. Намджун мозги умел вправлять всегда, вот и тогда вправил так, что у Чонгука мир с ног на голову перевернулся. Намджун никогда не осуждал, не выражал какого-то категоричного «за» или «против», «да» или «нет». Когда Чонгук разговаривал с ним, он раз за разом понимал то, насколько же именно лидер умный. Если буквально, то Джун всегда правильно видел ситуацию, смотрел на нее под разными углами, а после давал «пищу для активации мозга». Да, над его словами часто нужно подумать, прежде чем рубить с плеча, но за это Гук и уважал хёна, потому что тот действительно был авторитетом для него, как и Юнги. Не смотря на их с Шугой ссору, Чонгук хёна уважать не перестал, скорее, взглянул на него с другой стороны, как это иногда делал Намджун. Ясное дело, что рэпер полез на него лишь потому, что Гук довел его лучшего друга, а Мин дружбой очень и очень дорожит, считает, что в жизни настоящие друзья встречаются крайне редко, и именно поэтому всегда защищает Хоупа, как и танцор его, стоит кому-то как-то задеть в душе чувствительного к мелочам Юна. Чонгук даже помнит, как Хосок чуть не подрался с Чимином, неудачно пошутившим над новой песней, но это было давно, про это даже и не вспоминали особо, тем более что между этой парочкой начали замечать странные вещи. Пак стал гораздо чаще ходить к Юнги на студию, а Мина чаще стали находить спящим в обнимку с Чимином. Там явно что-то было не так, но никто не хотел рушить того, что построили между собой эти двое, поэтому химия между ними до сих пор остается неизвестной наукой.***
Чон Хосок никогда особо сильно не выделялся, если честно. По крайней мере, именно так он и считал. Подумаешь, что он ведущий в группе танцор, это – его работа и забота. Многие дали ему прозвище «солнце», но он до сих пор не может понять: почему? Хотя, понимает на самом деле, потому что именно он заботится о мемберах, старается поддержать и вызвать у тех улыбку, потому что не терпит грусти в коллективе. Разве можно чувствовать себя комфортно, когда рядом грустный, не обнятый и не обласканный с ног до головы человек? Хосок считает, что нет, поэтому сразу же берет дело в свои загребущие руки, даже когда дело касается не шибко тактильного Юнги, ворчащего каждый раз, когда Хоуп обнимает его и успокаивает как ребенка. Мин никогда не признается, что ему в такие моменты становится куда спокойнее и уютнее, и будто весь мир не такая уж и великая сила, по сравнению с силой успокаиваний лучшего друга, умеющего подобрать нужные слова, чтобы найти ключ и открыть дверь любого сердца. Хоуп, по правде говоря, уже привык помогать всем и вся, становиться ближе и являться поддержкой, вот только к сердцу всегда маленького для него Чонгука он так и не нашел ключа. Пытался найти, честно. Перепробовав все, понял, что разочаровывается в себе. Чонгук только больше на него огрызаться стал, вернее сказать, только на него, как будто в какой-то лотерее Хосок умудрился выиграть джек-пот в придачу к его просто «занебесной» самооценке. Хосок реально не понимает, чем заслужил такое отношение к себе. Чонгук его раз за разом опускает так, как никто в жизни не опускал, даже агентство, периодически тыкавшее во внешность парня, но быстро переставшее это делать, потому что поняли, что тупо бесполезно, било не так уж и больно. Рэпер на свою внешность чихать хотел, ему главное творчество. Но на смену агентству быстрее ветра пришел Гук, сделавший из Хосока не Хосока, а какую-то его жалкую копию. Даже мечта Джей-Хоупа состоит в том, чтобы макнэ признал его, как хёна, но, кажется, такого чуда в природе вовсе не случится. Макнэ раз за разом грубее, давит на все самые болезненные точки, как будто знаток восточной медицины: у него что ни точка – то смысл, и он прекрасно выучил уже, куда нужно нажимать, чтобы из Хоупа последний вдох выбить, а потом самолично старшему на глотку наступить и улыбаться, пока тот, как рыба, глотает воздух и пытается выжить. Но Чонгук каждый раз не убивает его, тогда, когда Хосок уже думает, что вот она его смерть, Гук убирает ногу с горла и с садисткой улыбкой произносит коронное: «Не сегодня». Чон-старший уже считать устал, сколько именно «Не сегодня» он за свою карьеру в группе услышал. Это звучит даже хуже, чем привычное «Завтра». Корми Чонгук его завтраками, танцор хотя бы знал, когда именно ждет его смерть и был бы подготовлен, но тут все не так. Абсолютно неожиданнейшие повороты, как будто он гонщик, проходящий свою самую сложную в жизни трассу. «Воистину самую сложную», – соглашается сам с собой Хоуп, думая, что еще немного и он сам себя убьет, Гуку даже подходить к нему не нужно будет, Хосок сам, как опоссум, прикинется мертвым и дни его будут сочтены, потому что актер из рэпера – дрянь, и чтобы ему вжиться в роль, момент для начала необходимо прожить в реальной жизни, а не где-то там в далеком мире сокрытой ото всех фантазии, часто идущей по кривой дорожке. А ведь все так хорошо начиналось для Хосока, по сути своей. В первую встречу с макнэ Хоуп подумал, что действительно хочет стать ему старшим братом, что он ему еще покажет, как и каких девчонок нужно выбирать, а в итоге все вылилось в то, чего рэпер даже не пытался предвидеть. Ненависть Чонгука у него последнюю, зыбкую, едва ощутимую почву выбила. Да и какая там почва? Как в тундре, не больше. Один раз наступили, а она потом тратит неимоверные усилия, чтобы восстановиться. Только вот, Хосоку природа не помощница, ему самому приходится раз за разом искать ресурсы, чтобы после одной из очередных атак Чона собраться. - Хён, ты стал танцевать хуже, - вновь сокрушается измотанный тренировкой Гук, которому и восемнадцати нет, ребенок еще. - Такое ощущение, что мы тренируемся не для того, чтобы отточить практику, а для того, чтобы ты танцевать заново научился. - Чон-младший своими словами в самое сердце разит, знает, падла, что для Хосока танцы - все равно, что религия, и даже больше. Он в танцы душу вкладывает, все чувства свои туда бережно передает, потому что знает, что танец - это не люди, танец не предаст и не бросит, наоборот, позволит довериться ему и выпасть из этой реальности, рассказать ему все, как наяву. А Чонгук только что будто самым острым ножом по сердцу полоснул, Хосок физически чувствует, как земля в его тундре опять пропадает, ментально он вообще уже где-то не здесь, далеко в своих мыслях. - Извини, Чонгук, - понуро отвечает Джей-Хоуп. Танцор понимает, что из-за него ребята задерживаются, это ведь он перфекционист, а не они. - На сегодня все, ладно? Давайте тогда поедем в общежитие? - треснуто предлагает парень, смотря на мемберов взглядом нечитаемым. Нечитаемым не потому, что нет там ничего в помине, а потому, что эмоций много слишком, и все они сейчас решили сбиться в одну кучу и поглядеть на остальных сквозь призму глаз Хоупа. Парни смотрят недоверчиво, но Гук опять влезает. - То-то же, - фыркает младший и идет переодеваться, а за ним идут остальные. Хосок стоит посередине танцзала и думает. Много и долго, о чем-то болезненном, думает, что урон в этот раз не настолько сильный, починиться и восстановиться получится быстрее, чем это могло быть. У него в сердце колет, там будто черная дыра, туда все затягивает, ничего и никого в живых не оставляет. У него под ногами опять все осыпается, но он собирается, цепляет на себя насилу улыбку и говорит Намджуну, что останется в студии на подольше, порепетирует, повспоминает. Джун сомневается, но после соглашается. Все же всем иногда нужно бывать одним, даже таким солнечным, как Хосок. В тот вечер рэпер в общежитие так и не вернулся, всю ночь напролет танцевал, душу изливал, пот со слезами мешал и впервые не стеснялся никого, потому что было некого. В студии были лишь он и душа, и неспящий Чон Чонгук, чей радар замигал и запищал в знак предупреждения опасности в ту ночь, и его ноги буквально сами привели в танцзал, но показаться макнэ себе так и не позволил, потому, что такой горечью у него на языке еще не один чувственный танец не оседал. Хоуп о том визите и знать не знает, но знает, что у него после семилетней гнобежки в душе поселился страх. Истинный, звериный, дикий и ничем неоправданный страх перед Чонгуком. Чон-старший сначала не придавал этому абсолютно никакого значения, мол, а с кем не бывает? Он всего лишь напрягался, когда один на один с Гуком оставался, когда на шоу их в парах ставили, когда заставляли фансервис устраивать. Ну а почему бы и не напрячься? Человек тебя унижает, втаптывает в грязь, самолично хоронит, а потом внезапно и прекращает все это, начинает пытаться заботиться, прямо как жизнь с белого листа. Хоуп уже давно в такие сказки не верит, не хочет верить. Он реалистом стал, его жизнь и без того покидала, посмеялась над ним как следует, а теперь, видите ли, решила подарок сделать в виде очаровательного Чон Чонгука, макнэ, парня, от которого все фанатки в восторге. А рэперу-то он зачем? Да не зачем, доверие он явно уже потерял, и вдобавок страх обороты набирать начал. Если по началу Хосок выпрямлялся как струна, то со временем ему даже прикосновения Гука страшны стали. Там, где кожа кожи касалась при случайных столкновениях, у старшего раны открываются, Гук их сверху***
А может Хоуп драматизирует? Гук действительно образумился, переосмыслил все, одумался и понял, что вся его ненависть к Хосоку - плод первой любви. Звучит странно, верно? Ведь первая любовь - это робкие поцелуи, сбившееся с ритма сердце, влюбленные глаза, случайные взгляды и трепещущее в груди чувство, разве нет? Чонгук тоже так думал, да только вот его угораздило влюбиться в парня. Собственно, это и стало причиной разлада. Конечно, понять то, что твоя любовь однополая сложно, но еще сложнее принять себя. Чон-младший долго-долго злился, метался из крайности в крайность, Джей-Хоупа обижал для того, чтобы минусов в нем как можно больше найти и разлюбить, а в итоге все больше себя ненавидел, потому что видел, как тот из-за него страдает. Макнэ понимает, что того, что было, не вернуть, что нельзя так просто взять и снова стать друзьями, хотя он даже сомневается, что сможет стать для Чон Хосока даже приятелем, чересчур уж тот осторожен, и к младшему старается не подходить. Но Чонгук хочет подойти к старшему, очень хочет. Хочет подойти, прижать к себе поближе, долго-долго извиняться за то, что сделал, за то, каким мудаком был, за то, что перед Хосоком теперь виноват. Парень готов сбросить с плеч свою гордость, на колени перед хёном встать, лишь бы не смотреть на то, как рэпер в машину садиться исключительно после того, как место с обеих сторон рядом с Чонгуком занято, лишь бы не видеть, как хён подальше на фансайнах отодвигается, а при фансервисе старается максимально Гука не касаться, будто он самый яркий представитель прокаженного – дотронься до него и сразу же заболеешь. Хоуп, по всей видимости, именно так и считает, раз не хочет расстояние между ними стирать, мост над этой глубокой пропастью строить. Ничего, Чонгук сам построит. Правда, строитель из него на любителя, он ведь только школу искусств оканчивал, никак уж не архитектурный колледж или ВУЗ. Да и что ему с этого? Разве мешало это кому-то когда-то? Макнэ считает, что нет, поэтому и начинает мало-помалу отстраивать, ломать, снова отстраивать, пока до другого берега не достигнет, где его Хосок ждать будет. Ждать и бояться, что на его территорию кто-то влезть хочет, но Чон-младший и это исправит, мигом своим в хосоковских краях станет.***
— Парни, вы готовы? — спрашивает до предела напряженный Намджун. Кажется, с чего бы волноваться? Концерт в Америке не самый первый и явно не самый последний в биографии группы, но лидер всегда на иголках, потому что они вышли на зарубежный рынок музыки, это значит, что им ни в коем случае в грязь лицом ударить нельзя, от этого зависит не только успех агентства, их зарплата, от этого зависит то, насколько они будут известны и какая именно база у них будет после того, как группу рано или поздно прикроют и спишут, как старую, а после заменят другими восходящими звездочками. Джун прагматик, и на подобное он смотрит более, чем серьезно, собственно, поэтому и суетится. В душе он, как и другой лидер, надеется, что мемберы останутся хорошими друзьями даже после распада. По крайней мере, в Юнги и Чимине он точно уверен, Хосок позволить себе не сможет забыть то, что было ими пройдено, а Джина и Тэхена Ким просто не сможет выбросить из своей жизни, лучшие друзья все-таки. — Да, хён, — хором отвечают остальные, пока гримеры вносят последние штрихи в свою работу. У Чимина проверяют, не смазался ли его смоки-айс, Тэ снова делают замечание и советуют перестать есть блеск для губ, но разве лунный парень их когда-нибудь послушает? Да никогда, на самом деле. Другим ребятам поправляют одежду, и только за Джей-Хоупом рэпер замечает что-то неестественное, странное. У танцора глаза бегают, будто пытаются опоры найти, язык судорожно сухие губы облизывает, кожу дольше обычного приходится приводить в порядок, потому что отчего-то краснота ее не скрывается. — Хоби, все нормально? — спрашивает Нам, еще раз проходясь по мемберу взглядом. Прекрасно, дышит он тоже тяжело. — Все отлично, — заразительно лыбится Чон. — Просто волнуюсь, не обращай внимания. — Ладно, — выдыхает Джун и закрывает глаза. — Итак, собрались. Мемберы собираются в круг, кладут руку на протянутую в центр руку Намджуна, желают хорошего выступления. — БАНТАН СОНЬЁНДАН! — родная фраза, ставшая неотъемлемым началом каждого концерта. — Мы порвем этот зал, парни, — рычит Джун и вскоре они выходят на сцену. Хосок еще утром, будучи в номере, почувствовал себя не важно, но четко дал себе и своему организму понять, что сегодня он никаких поблажек себе не даст. Это – их первый концерт, их будущая визитная карта, и ударить в грязь лицом не то, что нельзя, это запрещено. Собственно, поэтому Хоуп и ел весь день жаропонижающие, не говоря остальным участникам, потому что знал, что они чересчур понимающие и очень волнуются за него, поэтому точно бы отправили на боковую. Хоупу жалость не нужна, и подводить он никого не собирается. Уже стоя на сцене, Чон понимает, насколько сильно ему нехорошо. Музыка в ушах отдается громом, ноги от басов подкашиваются, руки дрожат. Кажется, опять температура поднимается. Или это волнение к горлу подкатывает? Неважно, главное выступить, отстреляться, не накосячить, выстоять этот бой, а после растянуться в машине вдоль заднего сиденья, и пусть там даже Чонгук сидеть будет – все равно Хоуп в приступы горячки разобрать не сможет. Хосок слышит крики толпы, визги девчонок, его это сбивает не на шутку. Его сбивает даже лирика, идущая автоматной очередью в наушниках, чтобы в тексте не дать артисту запутаться, но это Джей-Хоупу наоборот еще больше намеченные пути перечеркивает. Благо, что существует такая вещь, как мышечная память. Танцор свое тело до упора натренировал, оно помнит каждое движение в точности, не делает ни единой ошибки, потому что дэнс-практики у рэпера уже рефлекс не приобретенный, а врожденный. Хосок ощущает на себе взгляд Гука, макнэ явно что-то подозревает, как и Намджун, только вот последний молчать будет до последнего не потому, что пофиг ему, а потому, что чуткий слишком. По-странному чуткий, конечно, но тем не менее Хоуп ему за эту чуткость благодарен. А вот Чон-младший молчать не собирается, старший в этом на все 100% уверен. Возможно, просто чувствует, а возможно, потому что осознает, с какой трепетностью перед ним Чонгук чаще извиняться стал, не смотря на хёновские отшучивания. И, знаете, Хосок не ошибается. Чонгук действительно видит все: и то, как хён дышит, то, как колени у него подгибаются, даже то, как чертов микрофон в его руках дергается замечает и пугается не на шутку, ведь Чон Хосок никогда не позволял своему страху и волнению овладеть им на сцене, а тут так в открытую и беспрепятственно. Когда первые три песни спеты, парни возвращаются за кулисы. Гримеры опять колдуют, поправляют, рисуют заново, а Хоуп при первой же возможности падает в кресло и закидывает голову. — Хосоки-хён, с тобой все хорошо? — подбегает Пак и без предупреждения трогает лоб старшего. — Боже, да у тебя жар! — как будто Хосок сам не знает. Он чувствует, как руки и ноги у него свинцом наливаются и голова чугунной становиться. — ЧимЧим, не беспокойся, — вылавливает из себя улыбку старший. — С кем не бывает? — Хосок, ты уверен, что сможешь продолжить выступать? — серьезно спрашивает Джун. — Кто-нибудь, измерьте ему температуру, — просит лидер, в то время как Джин и Тэхен пытаются остудить мембера, махая откуда-то взятыми рандомными бумажками. Один Гук не лезет, ощущает себя лишним, потому, что сделать ничего особого не может. — Нужно выходить, — экстренно сообщает менеджер. — Хосок не может сейчас, мы даже не знаем, какая у него температура. — серьезно произносит Намджун. — Парни, будьте здесь, — встревает Юнги. — Чонгук, слушай внимательно. Сейчас мы выходим на сцену, делаем вид, что все круто, а потом остальные догоняют. Ты меня понял? — Да. — Юнги макнэ из гримерки чуть ли не за шкирку тащит, но все же вытаскивает. Они, конечно, помирились давно, поэтому абсолютно спокойно любезничают с фанатами, обнимаются, отвлекают внимание и исполняют весь этот цирк только потому, что сейчас за сценой у Хоупа градусник показывает 39,7, и остальные мемберы пытаются отговорить его от выступления, но рэпер уперся и отказывается останавливаться. Фанаты уже начинают кричать и догадываться, что здесь что-то не так именно в тот момент, когда остальной состав группы спасительно для Шуги и Чонгука выходят на сцену. Толпа опять начинает скандировать имена, в то время как Гуку уже по барабану, все внимание обращено только на Джей-Хоупа. Макнэ замечает, как тот чуть не падает в обморок, но вовремя подбегает к нему и приобнимает за талию, Хосок сразу же его сильные плечи обнимает. «За отличный фансервис нас потом похвалят», – пролетает молнией в голове Чона-младшего мысль. Он небеса благодарить готов за то, что успел подхватить и теперь наслаждается тем, что хён очень близко, но в то же время очень далеко из-за жара. Хоуп даже понять ничего не успел, двигался только на инстинктах тогда, когда макнэ его подхватил. Ему впервые с Чонгуком не страшно. То, что это именно Чон Чонгук Хосок понял очень даже сразу, не смотря на жар, просто сам вокалист и не подозревает о том, насколько близко к нему сейчас хён и физически и ментально.***
Концерт заканчивается хорошо, ARMY счастливы и довольны, никто состояния полнейшего нестояния одного из членов группы не заметил, скорее каждый подметил, что фансервис по всем пейрингам, в которых был Джей-Хоуп, сегодня удался. Все мемберы то и дело обнимали рэпера на протяжении всех выступлений, а когда в конце финальной песни Хосока на руки подхватил Чонгук и понес в закулисье, ARMY откровенно ахуели. Знали бы, что за сценой уже врачи были, не пищали бы так истошно. Вокалист сразу решил, что тянуть не будет, поэтому и понес измотанного хёна на руках. Врачи незамедлительно начали копошиться, давать лекарства, мереть температуру и приводить еле дышащего рэпера в чувства. Никто из парней не мог найти себе места, к Хоупу их близко не подпускали, Намджун и Юнги Гука чуть ли не на цепь посадили, лишь бы этот окаянный щенок к хозяину не просился так часто и не скулил так отчаянно громко. — Ему нужна госпитализация, но можно обойтись и без нее, но в таком случае парню нужен постельный режим, полное отсутствие тренировок. Его организму нужно восстановиться, потому что если он не долечиться сейчас, неровен час, когда дело может закончиться не простым изнеможением, а остановкой сердца в худшем случае, учтите это, — обращается врач к менеджеру. Тот, ожидаемо, отказывается от госпитализации, говорит, что они Хосока и пальцем не тронут, требует у врача полного неразглашения, а после они заполняют какие-то бумаги. Видимо, одна из них и была о секретности информации. В конце концов, кому нужны лишние слухи? Никому, тем более Big Hit.***
— Я сижу рядом с Хосоком, — твердо заявляет Гук, все также несший на руках хёна. — Чонгук, боюсь, это невозможно... — начинает менеджер. — Я. Сижу. Рядом. С. Хосоком. — деля предложение на слова, выговаривает Чонгук, забивая на усталость и собственные нервы. — Да к черту, сиди с ним, — сдается порядком замученный этим днем мужчина. Остальные мемберы против ничего не имеют, им сейчас бы найти поверхность, на которую можно опереться и хоть немного поспать, а потом собрать себя в кучу и дойти до номера. Чонгук аккуратно забирается на большое заднее сиденье мини-баса, укладывает Хосока, его голову кладет себе на колени и начинает перебирать выкрашенные в темный цвет пряди. Хоуп спит крепко, дышит также тяжело, но уже явно чувствует себя лучше, удобнее устраивается на коленях Гука. Чимин, как миленькая змейка, обвил руками и ногами Юнги и без зазрения совести использовал Шугу в качестве подушки. Старший в отместку тоже обнял Пака и засопел. Тэ опять прильнул под бочок Джина, не умеющего отказывать, тем более, когда старший пригрет боком Джуна, а Киму-третьему приходится довольствоваться твердым стеклом тонированного окна. Чонгук тоже долго не продержался и уснул, закинув голову назад. Часа через два группа доехала до отеля. Если в машину заползали еще более-менее живые Bangtan Boys'ы, то уже из нее выбирались зомби. Невозможно было не поразиться стойкости Гука, который и не думал будить Хосока. Чон-младший вылез из мини-баса вместе с хёном и опять понес его на руках. У него в руках не просто человек, а самый ценный груз, тот, за который сражаются, тот, за которого макнэ готов отдать душу и сердце, только бы тот навсегда вот так вот посапывал у него на руках, прижимался ближе и смешно морщился во сне. Ребята расходятся по номерам на этаже, поочередно желают спокойной ночи и спрашивают о состоянии мембера у Чонгука. Тот идет относить Джей-Хоупа в номер, но, как только зашел в комнату, понял, что никуда оттуда не пойдет. — Хоби-хён, нужно переодеться, — с плохо скрываемой теплотой шепчет Чон-младший и заставляет рэпера ненадолго проснуться. Тот делает все, что ему скажут, кажется ласковым, как котенок, хотя Гук уверен, что он такой даже тогда, когда не спит. Старший, недолго недовольно похныкав, все же надевает разношенную белую футболку, позволяет снять брюки, а после снова заваливается на кровать и зарывается поглубже в одеяло. — Хён, я очень надеюсь, что ты меня не убьешь, — почти неслышно бурчит Гук, пока снимает с себя рубашку и брюки. Парень устраивается рядом со старшим, умоляет собственное сердце не остановиться от вида одного только выглядывающего из-под одеяла лица Хосока. — Спокойной ночи, хённим, — Чонгук обнимает кокон, в который замотан Хоуп, чтобы согреться, и засыпает.***
Хосок просыпается утром от того, что ему непривычно тепло и уютно, и от того, что тело ломит не по-детски. Открывая глаза, думает, что сошел с ума, потому что прямо напротив его лица умиротворенное лицо спящего макнэ. Он моргает пару раз, дабы удостовериться, что это не очередные глюки, а реальность. Самая настоящая реальность, в которой сам Чон Чонгук спас вчера старшего и не отходил от него ни на шаг. Моргание помогает быстро и эффективно, Хоуп решает для себя, что это – начало чего-то хорошего. Чонгук просыпается от того, что ему стало впервые за всю ночь тепло, и от того, что он чувствует, как чужие пальцы бережно играются с его каштановыми волосами. — Мм, — довольно мычит Гук и подставляется под поглаживания, как кот. — Доброе утро, хён, — шепчет Чонгук и открывает глаза, чтобы увидеть лучшую в своей жизни картину. Солнечные лучи играют с волосами танцора, заставляют их будто светиться. Сам он болезненно бледный, но настолько красивый, что Чонгук даже думает, что и нарисовать эту красоту будет практически нереально. — Д-доброе, — Хосок хочет поскорее отдернуть руку в смущении, но макнэ успевает схватить его запястье и провести чужой ладонью по собственной нагретой постелью щеке. — Погладь еще здесь, пожалуйста, — просит Гук, а глазами и вовсе умоляет, Хосок устоять и отказать не в силах. — Спасибо, — шепотом благодарит макнэ, когда хён, преодолев неловкость, начинает гладить. И, знаете, пускай из Чонгука строитель никудышный и мосты он строить не умеет, но тогда, когда он до середины почти дошел, свой мост к нему Хосок строить начал, и, несмотря на трудности и их неопытность, Чонгук почему-то уверен, что вдвоем они управятся куда быстрее, чем по одному.The End.