неудачная любовь становится смертельной.
он в ноги к ней падать уже готов, лишь бы все это закончилось наконец-то, лишь бы услышать то, что спасет. и он слышит, слышит всё, что хочет. но ей все равно в душе и это бьет еще сильнее, заставляя сжаться в ничтожный маленький комок. заставляя отхаркивать сильнее, заставляя плакать громче. запираться в себе, прятаться по углам, сглатывать эту кровь, глотать эти лепестки, лишь бы никто не видел. в туалете рвать этим отчаянием. рвать ею, так безнадежно, так убийственно и так больно. рвать ее нелюбовью, рвать ее ложью, рвать его лилиями, олицетворением его первой любви, его единственной, его последней. он из стороны в сторону, бедный глупый драко, от стены к стене и кровь за ним и лилии уже из него. а она кричит, что любит, а в ответ лишь завывания о том, что он тоже. но вот только её ложь не имеет эффекта плацебо и не дурманит так чарующе и исцелительно, а дурманит убийственно и душераздирающе, потому что она кричит о любви и сама же смеется с этого, а он загнется вот-вот от того, что цветы прорастут в нем, из него, поглотят с потрохами, потому что все крики о любви, ложь. блядская тупая ложь, пропитанная ее безразличием, его страданиями, во благо, во спасение, для более сладкой гибели. он не готов, он не хочет, он плачет. верните те дни без нее, без цветов, дайте малфою мозгов не связываться с ней, и сделайте его сердце сильнее, чтоб противостоять слабости в виде любви, чтоб противостоять смерти в виде лилий. а ты продолжай вопить, как последняя лживая тварь, о том, что любишь его, любишь до дрожи, до того, чтоб самой поверить в это, но цветы не драко, их не затмить ложью, их не излечить ложью. кричи, кричи чтоб слышно было, что умрешь вместе с ним, что болезнь просто не лечится, что ты любишь его. что ошибка не его чувства, а цветы. вот только ты заткнешься после его смерти и уйдешь куда подальше, чтоб не чувствовать запаха гнили и лилий. да вот только не от малфоя так смердит, ведь этот светлый, опороченный не мерзкой идеологией и семьей, а тобой, малец отныне и навсегда будет пахнуть мятой и лилиями. гниль тут лишь у тебя в душе и смердит от тебя хуже, чем от канавы, куда сбрасывают ублюдков до конца разлагаться и кормить этих ползучих тварей, на тебя многим смахивающих. а ведь драко прав, любовь лишь роскошь для глупцов. но ведь ему, ему, нельзя было так ошибиться. нельзя было так неудачно и смертельно влюбиться. а ведь драко прав, любовь лишь слабость. а ведь малфой валяется где-то опустошенный до косточки, а ведь ему еще жить хочется. внутри лишь лилии прорастают, внутри ничего другого нет. и сердце все сильнее разрывается на части, эти блядские рваные цветы рвут его на части, прорастают в печени, прорастают в легких, в селезенке. прорастать из рук начинают и жгут, и режут. и с каких пор, блять, лилии имеют шипы, с каких пор их стебли так больно прорастают и сжимают все его тело в адских тисках. а парнишка лишь сдирает их и сдирает и в комнате уже весь пол, все в лилиях, всё в тебе. а ты уже даже не кричишь о любви, потому что бесполезно. потому что тебе все равно.так начерта же любовь, если он рыдает и рвет эти цветы, а ты пьешь с каким-то ублюдком за вашу любовь?
а драко с грязной головой, синяками под глазами и в рваной одеждой так и встает(поспав от силы часа два) изо дня в день, закрываясь ото всех, и замыкаясь на все замки, прячась. а лилии все растут и растут, и рвать их так больно, и сдохнуть уже хочется, а не любви этой блядской, будь проклята она сотню раз. но не гниют цветы нареченные проклятием безответности, но не подыхают они даже после того, как носитель их загнется. и не заразны, суки, иначе ты бы вместе с ним сломалась, под тяжестью цветов за спиной. а кашель сильнее, а крови больше, а сдыхать уже в лилиях придется, потому что везде они, на спине, на руках, во всех органах и из горла уже не лепестки с кашлем, оборванные, ободранные бледные, белые кровавые, а целые стебли и рвать их уже до невозможности больно и не выплевываются твари. малфой ползет до зеркала и реветь, и вопить сильнее начинает. Он же сильный, он же не должен вот так подохнуть из-за безразличия какой-то шавки, но эту шавку любит он до безобразия. но жить он без нее не может, а он и не станет, потому что услышать искренность из этих лживых уст лицемерной суки нереально, а вот откинуться наконец-то от этих ядовитых лепестков пропитанных ею, её нелюбовью, его отчаянием и болью, расплюнуть. и руки уже к палочке тянуться, или к острому чему-нибудь, да к окну, в конце концов, лишь бы не видеть в зеркале этого убогого лица, владелец которого конченный упырь, позволивший себе эту минутную слабость, ставшей раком всех органов. раком жизни. раком судьбы. влюбиться, казалось бы, так глупо, но так легко. особенно неудачно. и малфой оказался этим глупцом, ведущимся на что полегче.сил, сил нужно, а о какой силе речь идти может, если все вокруг в лилиях и от куда в нем крови столько?
словно дементр ебаный, да вот только не он это, а цветы оскверненные, оставляющие без воспоминаний, без души. в итоге без тебя, бедный малфой. ни есть, ни спать, только рвать, рвать. цветами и волосы на голове, которые переплетаются с лилиями. лилиями, которые из каждой клеточки его прорастают уже. даже из крови, стекающей с тонких губ, когда он их в очередной раз прокусывает от безысходности. － за слова приходится платить, － вопит малфой, срываясь на очередную изнеможенную истерику. сил и нет уже, только на то, чтоб плестись, плестись, оставляя на стене кровавые следы и лилии тигровые, не понятно куда, но не подыхать же в этой комнате полной лилий. полной ее не любовью, её ложью, ею. живою. － драко?! белые лилии рвутся, рвутся наружу, им бы лишь показать эту боль, эту безответность и эту искренность его слов, и эту мерзкую лживость её криков. ханахаки － пожалуй, самая отчаянная болезнь, потому что неизлечима, потому что от стадий не зависит. так думает драко, потому что, если он подыхает, то и другие такие помрут, если он не заслужил на пощаду, то и другие не имеют такого права. и она, и они. и крови теперь тут в два раза больше и лилии затмили разум, потому что неготовый к убийствам, убийствам любимых, парень режет ту самую причину горькой болезни со вкусом сока лилий. и на пол падает хрупкое женское тело, а её нелюбовь прорастать продолжает у больного, а причина остается подыхать на полу с лезвием в самом сердце, бесчувственном. следствие ее лжи не цветы в нем, а ее последний вздох. за слова платить приходится, за клятвы в двойне. драко запирается, как делал раньше, и кричит, залезая в ванную, набирая воду. холодную, потому что тепло ему чуждо должно быть. убийство не лекарство, но сладкая пилюля с эффектом опия. дурманит. малфой уже кричит, хрипит, плюет цветами, рыдает, рвет на себе одежду, царапает, не стриженными за все время болезни, ногтями плечи и погружается в воду. из новообразованных порезов сразу прорываются белые цветы. найдут его в ванной полной лилий, воды и крови. и могила его лилиями прорастает, а ее погребение гниет. труп Драко остается прежним, окутанным цветами и все так же пахнущим мятой и следствием ее нелюбви, с царапинами на плечах и обкусанными губами. а от причины и следа уже не осталось. красота от смертельной, неизлечимой в итоге болезни для малфоя, остается лишь в дубовом гробу, сквозь который прорываются лилии. и землю они пробьют, чтоб показать причину и надгробье погребут под собой. ведь эти цветы будут прорастать, даже после того, как ты загнешься, глупый маленький ублюдок. так же ты сам себя величал?"－ из заметок неизвестного лекаря о смертельной болезни, убивающей нелюбовью в виде цветов из отчаяния.