Я не ангел

Знаешь, почему демон, который сидел в Анджеле Рэнс в конечном итоге принял твой облик? Потому что ты имел на меня влияние. Как оказалось больше чем Джессика, больше чем деньги и слава, которыми меня пытались купить. Демон с твоим лицом вложил нож в мою руку и направил ее к моему горлу, я едва не убил себя, слушая шепот Лукавого, говорившего твоим голосом. Почему не Джессика? Наверно потому что мне надо было окунуться в эту грязь с головой, чтобы окончательно понять, что это была не любовь, она - не любовь моей жизни, не моя любимая женщина, ты ошибался, Маркус. Я не любил ее, это была похоть, самая простая, животная похоть, скрываемая за красивыми словами из писем. Незаконченный роман. Я очень хотел быть верным обетам, которые дал, но эта женщина не любила меня, она была несчастлива в браке и думала о себе, лгала мне, раз за разом соблазняя меня, толкая к греху. Будь это любовь, люби она меня, то наступила бы на горло своему эгоизму, своему капризу, и не стала бы сбивать меня с пути, ведь она знала, что это для меня значит. Но я не обвиняю ее, большая часть ответственности лежит на мне, я сам виноват, я был слаб, я поддался, хотя не должен был. После той первой ошибки с Кейси, когда ты прогнал меня, сказав, что мне никогда не стать экзорцистом, это больно ударило по мне. Только я начал чувствовать, что на что-то гожусь, что могу сделать что-то реальное, как ты оттолкнул меня. И я пошел к Джессике, желая забыться, подумал, что избавиться от соблазна можно, только если поддаться ему, думал, что возможно в последний момент во мне проснется чувство долга и вера. Но я был так раздавлен, что не смог остановиться. - Я соблазнила священника, - сказала она потом с улыбкой и, Господи, я, наконец, начал понимать. Как будто я был каким-то призом на соревнованиях. А все вокруг продолжали говорить мне, какой я замечательный, как много сделал для церкви, восходящая звезда, праведный, добрый отец Томас. Но правда в том, что принимая чек из рук Марии Уолтерс, я чувствовал себя так, будто меня покупают. Я тонул в грехах словно в болоте, оступался шаг за шагом, вся эта жизнь, которую ты мог принять за спокойную, чудесную жизнь скромного, многообещающего священника, душила меня, от нее несло гнилым душком, неужели ты не почувствовал, с твоей проницательностью? Появление Джима, легендарного мужа той, с кем я грешил, стало для меня последней каплей. Это была ожидаемая расплата за то, что я сделал, заслуженное наказание, иначе быть не могло. Ее муж не стал меня бить, хотя я этого ждал, даже хотел, чтобы он ударил меня, мне нужно было искупить вину, но он сказал, что нажалуется на меня в церковь. Картонная декорация под названием "светлый лик отца Томаса" готова была упасть, обнажив все мои ошибки, мои грехи, мою неидеальность. И это меня пугало, потому что это означало, что я не оправдал ожиданий стольких людей, я боялся, что теперь они все посмотрят на меня с отвращением, с осуждением, ведь еще вчера этот милый отец Томас казался таким чистеньким. - Ее муж приходил ко мне, поэтому я все знаю, - сказал архиепископ Игон и доверительно положил руку мне на плечо, - С мужем мы совладаем, поверь, и похуже бывало. Похуже бывало? Так вот как церковь закрывает глаза на деяния своих служителей, все это только игра, видимость святости, какие бы вещи не творил священник, если он достаточно "удобен" для церкви и мягок как я, все порочащие его делишки замнут. А потом однажды, возможно, когда я не захочу подчиниться, мне вспомнят об этом, ткнут носом в этот долг и потребуют плату. В тот же день мне сказали, что мой храм Святого Антония закрывают, что приход только тянет деньги, но мне предлагают место получше - возглавить церковь Святой Бригитты, красивую церковь в благополучном районе, церковь с исправной проводкой и безупречным фасадом. Но я был не достоин повышения, несмотря на слова Игона, я знал, что не достоин. Я бы с радостью остался в своем разваливающемся приходе, где помогал бедным, но мне навязали новую должность, я просто не мог отказаться, был уже слишком многим обязан церкви, я чувствовал, что я на крючке. - Епархия закрывает храм Святого Антония, - сказал я тебе, ты спросил, что мне предложили взамен, - Управлять храмом Святой Бригитты. И ты будто бы искренне порадовался за меня, а я надеялся, что ты заметишь, поймешь, как меня воротит от этого, потому что все это не то чего я хотел. На самом деле я ждал, что ты позовешь меня с собой, предложишь работать вместе и, клянусь, я бы не раздумывая, согласился, отказался от повышения, от всего, но вместо этого ты дал мне напутствие, сказал, чтобы я был осторожен. Я понимал, что ты, скорее всего, скоро покинешь Чикаго, а я останусь здесь, в этом болоте. На самом деле мне нужно было другое. Почувствовать себя действительно полезным, не отпускать грехи некоторым из своих прихожан за сущую мелочь, а реально бороться со злом. Потому что я убедился, что если есть демоны, если они настоящие, значит и Бог настоящий. Читая молитвы над Кейси с тобой бок о бок, вот когда я чувствовал себя на своем месте, вот чего я хотел, поэтому я променял свою идеальную жизнь на череду мотелей, противный кофе и твои вечные упреки. Помимо них было то, чего мне не хватало в Чикаго. Искренность, не лесть, не посулы о большом будущем. Прямота, настоящая поддержка, забота. Ты никогда не лгал мне, не хвалил просто так, не позволял расслабляться, зазнаться, с тобой стало так просто идти правильным путем, если я оступался, то лишь по неопытности, но ты был рядом, чтобы подхватить, помочь все исправить, не допустить ошибку. Наконец-то в моей жизни появился кто-то стоящий, настоящий. И теперь я понимаю, что наши перепалки были вызваны не только твоим беспокойством за одержимых, которым мы помогали, но еще и за мою душу. Однако мне казалось, что ты постоянно сомневался во мне, я хотел, чтобы ты знал, что я могу справиться, что мне хватит веры и сил, я не стремился избавиться от тебя, лишь хотел, чтобы ты перестал считать меня неспособным противостоять злу. Ведь несколько раз у меня уже получилось. Но демон, сидящий в Энди, почуял во мне это отчаянное стремление, снова Лукавый искушал меня тобой и на этот раз у него это получилось. Он подарил мне видение того, как ты признаешь во мне равного, называешь меня братом. А я так глупо поддался, прости, Господи, меня за это, ведь с настоящим тобой все не могло быть настолько просто. - Я не хочу терять тебя... Я слышал, я видел, что ты вкладываешь в эти слова, и слезы в твоих глазах разрывали мне сердце, в этот момент полное осознание того, что нас связывает нечто большее, чем просто дружба и партнерство, обрушилось на меня. Это чувствовалось между нами и раньше, а порой было настолько очевидно, твои взгляды и жесты, что я просто предпочитал делать вид, что ничего нет, ведь разве это не грешно? Потом ты уже не был скован обетами, но я был, и не мог допустить даже мысли... Я не знал что это, боялся, потому что никогда не испытывал нечто подобное, я не мог любить тебя как мужчину, только как брата, это был тот максимум, который я мог позволить себе на деле и в мыслях. И ты это знал, ты щадил меня, понимал, что для меня значат обеты и вера, ты готов был быть рядом как учитель и друг, никогда не переступая черту, хотя я не могу и представить, чего тебе это стоило. Тогда мы думали, что возможно говорим друг с другом в последний раз, я бы столько хотел сказать тебе, но у нас не было времени, не то было место и обстоятельства, чтобы обсуждать все это. - Тогда верни меня... В тот момент, глядя друг другу в глаза, думаю, мы сказали больше, чем могли бы выразить словами. Ты почувствовал, что я почти прощался с тобой, но ты понимал, почему я делаю это, ты знал, что я готов пойти на все, чтобы спасти невинного человека, готов был использовать любой, даже самый ничтожный шанс. И ты поверил в меня, ты позволил мне шагнуть в бездну. Но потом ты испугался, что еще немного и будет поздно, что меня будет уже не вернуть, а мою душу заберет себе эта тварь, чтобы причинять страдания, убивать долго и мучительно. Я могу лишь догадываться, сколько еще причин толкнули тебя спустить курок и избавить Энди от мучений, спасти его детей и... меня. Я готов был пожертвовать собой, но ты не позволил этому произойти, ты обагрил руки кровью ради меня, я понимал тебя и в то же время не мог понять. И когда ты решил уйти, я сказал тебе: "Прощай, брат, не навечно", - как бы ни хотел, я все еще не смог бы назвать тебя иначе. Эта любовь к тебе, пусть и лишенная низменных чувств, не запятнанная животной похотью, все еще была для меня под запретом, будь это не так, я бы умолял тебя остаться, я бы сделал больше, чтобы не дать тебе уйти. Тогда я еще не понимал, что отпустить тебя было моей самой большой ошибкой. Глядя, как ты уходишь, я понимал, что не просто не знаю, как работать без тебя, я не знаю, как привыкнуть к тому, что теперь ты не рядом. Ты ушел и оставил меня одного с целой ужасающей бездной, мы вместе стояли на пороге плечом к плечу, не давая злу войти, так ты говорил? Ты нужен мне, Господи, ты так сильно мне нужен, Маркус...