***
Ошибка системы неизбежна, особенно когда технология становится сложнее. У андроидов столько возможностей сломаться, хоть отдельную книгу выпускай. У машин может отказать зрение. Может сбоить слух. Если не проводить технические осмотры, то речь однажды зазвучит искажённо и пугающе, как у старых, разряженных игрушек. Будут прорываться слова и фразы для них неестественные. Многие модели могут зависнуть, повторять одно и то же действие раз за разом. Раз за разом, пока алгоритм не будет кем-то прерван. Они могут забыть важные даты. Или напоминать о них слишком часто. Свободный доступ к сети и самообучение также способно сильно искалечить или изменить характер, личность. Превратить домашнего робота во что-то пугающее. Незнакомое. Чужое. Эллиот этим пользовался. Ведь самое интересное происходит в тот момент, когда из искалеченной куклы жизнь начинает утекать, как песок сквозь пальцы. И в понятие «жизни» входит всё. Характер, воспоминания, внутренние установки и правила. Зрительная и тактильная память. Нужно быть осторожным. Обходиться без резких движений, продумывать каждый свой следующий шаг. Думать о том, какой нерв лучше задеть следующим, как повернуть чужую голову так, чтобы было легче найти необходимое скопление проводов. Вспомнить комбинации, до этого момента неопробованные, гарантирующие картинку уникальную и неповторимую. Эллиот не любит крики. Не любит мольбы. От синтезатора речи он всегда избавляется первым делом, не желая слышать искажённый, царапающий уши, голос. В подобном не было ничего красивого. Только раздражающее. Только омерзительное. Такие вещи андроид не переносил. И терпеть их — считал унизительным для своего достоинства. — Красота требует жертв, знаешь. Блондин не использует перчаток. Ему… Наплевать. Тириум на руках даже смотрится красиво. Его жертва надёжно зафиксирована на стуле. Полная свобода действий. Никакого сопротивления. Да что уж там… Настолько сломанное нечто уже просто не может сопротивляться. Обычно ему отдают вот таких вот — уже поломанных. Только визоры не трогают — особое пожелание. Конечно, иногда слишком сильный удар приходится на голову его жертвы, и тут уже не так много возможностей, но… Временами узоры от такого становились лишь интереснее. Минус отсутствия перчаток — разряды тока, проходящиеся по телу от одних лишь прикосновений к измятой машине. Эллиот медлит. Задевает скин лишь кончиками пальцев, в местах, где он уже совершенно белый от сильных повреждений. Имитация дыхания сбивается, будто бы ему действительно нужен кислород, а от переизбытка чувств насос не выдерживает свой обычный ровный ритм. Система путается. LK700 слишком нежный — ему не обязателен слишком уж близкий и тесный контакт, чтобы почувствовать всю палитру чужих ощущений. Внутри головы раздаётся раздражающий звук, предупреждающий о опасности. [Необратимые повреждения скина] [Повреждён биокомпонент #8451] [Повреждён биокомпонент #4903] Тириумный регулятор бешено качает топливо по трубкам. Эллиот вынужденно отдёргивает руку, смеётся глухо, а глаза у него блестят, точно у ребёнка, увидевшего желанный подарок. Ему давно не удавалось поразвлечься, организм отвык. И как же всё-таки забавно испытывать нечто, отдалённо напоминающее смесь боли и страха, когда эти чувства даже не твои. Чужая система сходит с ума, но тело машины не дёргается в предсмертной агонии, вовсе нет. Их системы всегда отключаются медленно, одна за другой, не позволяя уже умершему организму вздрагивать, будто бы подавая признаки жизни. Всего пара проводов, одно прикосновение к чужой руке — и для тебя открывается невероятный мир помех и ошибок. Легче всего разобраться с проводами, что идут по шее. Её легко открыть, пальцами зарывшись в мягкие волосы, ласково почти. Потом сжать их, грубо заставить андроида запрокинуть голову назад, а другой рукой легко подцепить нужную тонкую трубку и выдернуть. — Вот так вот. Совсем просто, верно? Сегодня жертва — ты. Он знает, что жертва ему не ответит. Это и к лучшему. Ведь она точно его слышит. А для LK700 очень важна публика. Даже если ею будет она одна. В его действиях нет злости, нет ненависти, нет даже и грамма маниакального наслаждения происходящим. Он спокоен, и им движет лишь интерес, желание поскорее добиться своей цели. LK700 подобно первым исследователям верит в свою собственную Антарктиду и готов душу продать за карту, что приведёт его к Гиперборее. И если девиация сродни глотку свободы, то поломка донельзя схожа с… Эйфорией для наблюдающего. Андроиду нравятся возмущения чужой системы. Слух ласкает каждый удар искусственного сердца. А как приятно осознавать, что вот, сейчас оно набирает скорость, между каждым стуком остаётся всё меньший промежуток, а потом останется лишь пара сокращений биокомпонента, и он замрёт, затихнув навсегда? Было в этом что-то невероятное. Захватывающее. Действительно сводящее с ума и позволяющее почувствовать, что твоя жизнь всегда находится на грани. Что каждый день, каждый час, минуту или мгновение приходится балансировать на тонкой перекладине правильных выборов и действий. Что велика вероятность выбрать что-то не то, ошибиться, потерять равновесие, упасть… Но, чёрт возьми, в этом весь вкус жизни. Настоящей жизни. Ведь недевиантные машины не живут. Они следуют чётким правилам, следовательно… В смерти для них не должно быть ничего приятного. Ничего пугающего, волнующего. Просто отключение. А значит они вполне могут быть не против пожертвовать свои жизни искусству, точно люди, что завещают свои тела науке. Тириум прекращает перетекать по трубкам. Белые пятна повреждений расходятся ещё сильнее, скин страдает первым. Поддерживать его слишком повреждённые тела могли не так долго. Это завораживает, Эл мог бы позволить себе проследить за тем, как каждый миллиметр кожи медленно сходит с ненастоящего тела и открывает взору белый пластик, но он не может больше терпеть. Не хочет. Слишком большой был перерыв, у него кончились картины, он устал раз за разом пересматривать старые кадры. Всему требуется обновление.***
У андроидов тела холоднее человеческих, но пока насос гоняет тириум по всему телу, оно всё равно тёплое. Сейчас же Эллиот сжимает чужие пальцы в своих, и его собственные обжигает холодом. Каждый раз семисотый старается держаться, но ноги предательски дрожат, и он опускается рядом со стулом, шумно дыша и считывая последние данные, записанные в память. Эллиот не любит абстракционизм, но здесь нечто другое. Этот хаос имеет свои порядки. Это нечто отличается донельзя, такое живое, почти говорящее. Обжигающее, бьющее током по рёбрам и позвоночнику, покалывающее кончики пальцев и выбивающее дух. Мир иной. Мир ненастоящий, искаженный, красочный. Чужой. Настоящее искусство. У отключающейся системы и без того полно ошибок. Биокомпоненты прекращают работать один за другим, из-за чего голова разрывается от сотни оповещений, получаемых от всего организма. Одно предупреждение перекрывает другое, они смешиваются, рассыпаются на пиксели, смазываются. Буквы не походят сами на себя, звучат странно. Разные языки перестают иметь смысл, ведь французский мешается с итальянским, а немецкий бессвязно вклинивается в английские формулировки. Настройки спутываются, процессор сходит с ума. Он не выдерживает нагрузки. И без того повреждённые неисправностью визоров данные окончательно искажаются. Андроид не чувствует угрызений совести, ведь происходящее точно того стоило. Комната была тёмной. Серые, чёрные оттенки. Но в чужом восприятии… Эллиот видит зелёный. Он сразу же сменяется жёлтым. Голубым. Розовым. Цвета сменяются один за другим, как в карусели, скачут, расползаясь перед ним кривыми разноцветными линиями. Всё изображение дёргается, шумит, сбоит, а LK700 просто задыхается из-за остатков чужих ощущений, захватывающих собственный рассудок. Эмоции и чувства так легко перепутать, технология настолько несовершенна, что этим… Этим грех не воспользоваться, ведь эмоции сродни прыжку в космос. У человека бы сейчас зашкаливало количество адреналина в крови, достигая максимально возможных значений. В такие моменты кажется, что ты знаешь всё, при это не понимая совершенно ничего. Ты будто бы находишься между двумя мирами, физически, конечно, оставаясь живым, но сознанием отправляясь куда-то далеко, спокойно перешагивая через границы, что оказываются и не стены вовсе, так, надпись на полу, которую можно стереть носком ботинка, да марать его жалко. Чужие пальцы становятся ещё более холодными. Чувства затихают, блондин медленно приходит в себя. Вытягивает руку, в итоге зарываясь ею в свои же волосы, поправляя, вздыхая шумно, пытаясь привести мысли и дыхание в порядок. Оправиться от такого сразу не выходит. Ещё не весь материал перенёсся в дальнюю папку, столь необходимую для того чтобы дождаться следующей возможности изломать новую жертву. Эллиоту хорошо. Он смеётся, закрывая глаза. В темноте всё ещё видны блики. Вскоре он покинет это помещение, забрав с собой лишь кусочек чьей-то фальшивой жизни. В обмен, наверное, оставив часть своей, что умрёт, растворившись в ночи.