Третье Рождество (The Third Christmas)

// Первое Рождество… Оно ужасно, потому что Шерлок мёртв. Он мёртв и всё идёт не так, как надо, да и как можно думать о празднике? Толпы людей, но это ничего не меняет. Всё что мог делать Джон – это продолжать идти вперёд, склонив голову. Но всё кажется слишком ярким и солнечным, до боли в глазах, и мир продолжает раскачиваться под ногами, как бы тяжело ни было стараться идти ровным, устойчивым темпом. - Продолжай идти, - постоянно он говорил себе, - продолжай идти, продолжай идти. Много людей звонят. И Майкрофт, и Сара, и Лестрейд. Миссис Хадсон хочет занять его, приглашает к своей сестре погостить на две недельки. Джон вежливо отказался, и у него сложилось подозрение, что миссис Хадсон немного почувствовала облегчение, хотя она никогда не признается в этом. Гарриет предложила провести с ней отпуск, потому что сейчас он не должен быть один. Джон поблагодарил её и, прикусив язык, сдерживал ядовитый болезненный смех, клокочущий у него в горле, потому что знал, что она старается быть доброй, чересчур заботясь об их одиночестве (Клара снова приходила и уходила) в своём доме. А мысль о том, что в уединении они начнут рассказывать печальные истории и распивать большое количество алкоголя, пытаясь хоть как-то развлечься, наводила на него жуткую скуку. Честно говоря, он сам предпочёл бы умереть... Он оставался в квартире на Бейкер-стрит, потому что здесь комфортно, близко к операционной, и потому, что Майкрофт заплатил за аренду на год. Он сказал Джону не волноваться о деньгах, что на тот момент это будет его заботой. Джон согласился, так как в те дни он не особо думал о деньгах. Он ни о чём особо не думал. В те дни, каждый раз осматривая квартиру, он видел разбросанные Шерлоком то тут, то там книги, газеты, склянки, пипетки и одежду. Иногда ему приходилось закрывать глаза, так как он не мог переносить вид всех этих вещей, но и в то же время не хватало сил выбросить это всё, потому что... Потому. Да и как он мог не оставаться? Куда бы он мог пойти? Но так как первый год ярко и празднично подходит к концу, он подумал: Как долго я смогу оставаться здесь (без него)? Дни невыносимо тянулись, превращались в недели, те - в месяцы, а затем и в годы. Он думал, что застыл во времени, потому что не чувствовал абсолютно никаких эмоций и не мог плакать, даже тогда, когда Молли прислала до истерики радостное смс: «Счастливого Рождества, Джон! Следующий год будет лучше, вот увидишь!». Возможно, она была слегка пьяна и писала это, еле сдерживая слёзы. Глубоко дыша, он внезапно согнулся в коленях – почему следующий год? И через год после этого? И год после этого? Как люди это делают? Степень этой реакции взволновала его. Первый раз в его жизни боль была настолько сильна, что его тело просто не могло её сдерживать. Потеря слишком большая, чтобы её пережить. В то первое Рождество он напился. Шерлок ненавидел Рождество, но он мёртв, да и Рождество наступило, поэтому никакой разницы. Джон выпил слишком много пива и сильно опьянел, и запинаясь, он стал узнавать музыку, просачивающуюся сквозь стену (Миссис Тёрнер вышла замуж). Эти женатики пели какую-то ужасную рождественскую песенку. «О, Святая ночь», - подумал он. Джон послушал целых шесть секунд, прежде чем он стал переворачивать всю свою квартиру, ища что-нибудь, что даже смутно могло отождествляться с этим несчастным праздником. В шкафчике над своей комнатой он нашёл две небольшие коробки с украшениями, свечками, венками. Он выбросил всё в коридор, наслаждаясь звуком стеклянных лампочек, взрывающихся, словно крошечные бомбы. Те, которые не разбивались из-за удара, он растаптывал ногами. Как только содержимое коробок было уничтожено, он остановился, чтобы успокоить своё прерывистое дыхание. Он растерялся. Он не был достаточно уверен в том, что произошло. Когда-то он любил праздники. // Второе Рождество подкрадывалось незаметно, с необратимой, скрытой невесомостью, и он не обращал на это внимания, до того момента, когда одним вечером по пути домой из операционной эти яркие разноцветные огни, украшения витрин и звуки колокольчиков снова не пробудили в нём чувства – он ощутил что-то похожее на шок, осознавая, что ещё один год прошёл без присутствия Шерлока. Как это возможно? И как он вообще провёл это время? Он едва смог что-то вспомнить, кроме бесконечной, ноющей боли в груди и голове, остывшего чая, потока безымянных, безликих больных и нуждающихся в помощи пациентов, и ужасно длинных, бесконечно длинных тёмных ночей. Он встречался по-обязательству, редко занимался сексом, неизбежно бросал женщин. // Он ни с кем не общался из Скотланд-Ярда; да и почему он должен это делать? У Лестрейда никогда не было причин позвонить ему по телефону, чтобы попросить об его услугах. Несколько раз он вызывал его на разговор, но тишина между ними приносила всепоглощающую боль. Многие вещи уже не поддавались обсуждению. Майкрофт появился на канун Рождества, как обычно без предупреждения, с бутылкой вина и фруктовым тортом. Кто вообще любит фруктовый торт? Сам Джон – нет. Он лениво задумался: интересно, Шерлоку нравился? Этим вопросом он никогда ранее не задавался. Майкрофт осмотрел квартиру и ему хватило четырех секунд для полного понимания ситуации. - Мне тоже его не хватает, - сказал Майкрофт. – Очень. Джон кивнул, пытаясь выразить на лице сочувствие, и хотя Майкрофт, казалось, оценил старание, они оба знали, что это не одно и то же. Майкрофт может и чувствовал потерю, но он не был потерян. - Он бы не хотел, чтобы это случилось с тобой, пойми, - осторожно сказал Майкрофт, из-за чего Джон хотел ударить его в нос. - Не хотел бы, - произнёс Джон тихим голосом. - Он... заботился о тебе, - тяжело проговорил Майкрофт, переминаясь с ноги на ногу, и гадая, сколько он может сказать. Он хочет уйти, но он не хочет оставлять Джона одного. - Ты должен знать это. - Я больше ничего не знаю, - говорит Джон, заставляя себя изобразить улыбку на лице, перед тем как закрыть дверь. Через час он уже сожалеет, что не попросил Майкрофта остаться на чай. Квартира довольно тихая, скучная и одинокая. Ближе к полуночи внутри него всё закипело. Слишком тихо, слишком спокойно и слишком грустно. Всё до невозможности большое и маленькое, и много пустого места, которое нечем заполнить. Он убирает торт подальше и начинает пить вино прямо из бутылки. // Третье Рождество прошло по-другому. Не проще, просто отличалось. Во-первых, он провёл вторую часть дня с Сарой и, кто бы мог подумать, с её мамой, которая восстанавливалась после операции на сердце (Джон поставил диагноз сердечной недостаточности на ранней стадии, и все были настолько благодарны, что просто на просто приказали ему прийти на ужин). Также вместе с ними был новый парень Сары – Эдгар, который переживал тяжёлый развод. Маленький сын Эдгара - Саймон, не очень ладивший с Сарой, съев всю тарелку рождественской стряпни, как ошалевший носился в течение двух часов, пока не уснул под ёлкой, к великому облегчению всех взрослых. Во-вторых, когда в 23:54 он открыл дверь, увидел за ней Шерлока. - Ты мёртв, - шепчет Джон. Он смутно осознаёт шум разговора за спиной: Сара и Эдгар обсуждают, должен ли Эдгар бороться со своей бывшей за опеку над собакой, потому что Саймон любит собаку, и это может сделать времяпрепровождение Саймона с Эдгаром более приятным. Джону нечего было ответить, чтобы внести свою лепту в разговор и, на самом деле он готов был уйти, когда услышал тихий стук в дверь. Тихий стук, который меняет всё. Шерлок ничего не говорит. Он худой, даже худее, чем когда-либо, но не бледный. Джон думает, что он провёл много времени на свежем воздухе. И несмотря на то, что Шерлок был мёртв, облик его отточен, кожа оголила рельеф мышц и выступающие кости, а тело - механизм, с единственной неизменной целью. Однако его глаза... глаза всё те же: серо-голубые, яркие, и непоколебимый взгляд, прожигающий Джона насквозь и заставляющий затаить дыхание. - Ты мертв, - глупо повторяет Джон, и слышит, как позади него Сара спрашивает: «Кто это?». Джон открывает рот, но не знает, что ответить. - Это Шерлок Холмс, - громко говорит Шерлок этим голосом, и впервые за почти три года Джон думает, что может плакать, действительно плакать, всхлипывать, может быть, в смущающей и протяжной манере. Шерлок заходит в коридор, закрывает за собой дверь. Его взгляд ни разу не сошёл с лица Джона. Джон начинает пятиться, едва чувствуя ноги, и Шерлок следует за ним без слов. Джон спускается по короткой лестнице к проходу через заднюю дверь (продолжай двигаться, продолжай двигаться) и выходит на тротуар перед домом Сары. Затем он останавливается, смотрит вдаль за голыми ветвями деревьев и празднично освещенными квартирами. Уже поздно и темно, а он стоит на улице с мертвецом в Рождественскую ночь. - Джон. - Как ты узнал, где я нахожусь? - Я всегда знал, где ты находишься. Джон смеётся. Похоже на лай, резкий и суровый. - Боюсь, я не могу сказать то же самое. - Джон, - Шерлок слегка качает головой. – Джон. Джон выпускает воздух из лёгких, а затем глубоко и тяжело вздыхает. Он не знает, что это значит, слыша как повторяется его имя снова и снова, как будто это что-то изменит. Но, в то же время, это что-то меняет — меняется всё, потому что это говорит Шерлок, и Джон почти ненавидит Шерлока за то, что он это говорит. У него нет на это права. - Что ты делаешь? - спрашивает Джон. Он подразумевает: «Что ты со мной делаешь?», но он не может спросить, не сейчас, а может и никогда. В любом случае, Шерлок не собирается отвечать. Он просто продолжает пялиться на Джона... как будто не видел его почти три года. Джон чувствует, как истерическая волна саркастического смеха ползёт по его горлу. Он прикусывает свой язык. - Что ты здесь делаешь? - Джон попытался снова. Именно здесь. Это более разумный вопрос, на самом деле, но впервые Шерлок выглядит потрясённым и неуверенным. Он сглатывает несколько раз, прежде чем ответить. Его горло, конечно, скрыто шарфом, но Джон может представить, как на лице под тёмной тканью задрожали желваки. - Ты здесь, - говорит он наконец, как будто это всё объясняет, и, возможно, это так и есть. Затем наклоняется вперёд, очень близко, как будто собирается поцеловать Джона. Джон смотрит на лицо, худое и тонкое, и столь дорогое... которое он никогда не забывал и которое никогда не смог бы забыть. Но он дал бы ему пощёчину, вот только никак не мог заставить свои руки двигаться. - Я никогда не целовал тебя раньше, - говорит Джон. - Почему ты думаешь, что я начну прямо сейчас, на Рождество? Шерлок поглядывает на часы. - Это больше не Рождество. Они смотрят друг на друга. Шерлок немного отодвигается, переступая с ноги на ногу. - Я пойду, - говорит он. Джон никогда не видел его таким потерянным. - Не хочу разлучать Сару с её парнем. - Я больше не её парень, - говорит Джон, и это совсем не то, что он хочет сказать, но достаточно, чтобы схватить Шерлока и поцеловать его. Он целует его так сильно, что чувствует резкий удар зубов Шерлока о свои, и удивленный гул дыхания, который вырывается из носа Шерлока. Но сейчас не время для изящества; это придёт позже. Руки Джона держатся за ворот Шерлока с отчаянными усилиями, ещё ближе притягивая его к себе. - О, на этот раз ты никуда не уйдёшь. Он клянётся, что чувствует, как в удивлении изогнулись губы Шерлока, прежде чем он начинает целовать его в ответ, неловко и отчаянно, но с напором. - Я никуда не уйду, обещаю, если только с тобой. Джон останавливается, отстраняясь, слегка касаясь кончиком языка нижней губы Шерлока; Шерлок вздрагивает и издаёт едва слышный звук. Джону это очень нравится. Он улыбается. - Хорошо, тогда… - говорит он. Затем, взяв Шерлока за руку, он повёл его обратно в дом. - Слушай, как ты относишься к фруктовому торту? //