Ангелочек

Секс с Вовой — отдельный вид искусства, восьмое чудо света, утерянная картина какого-нибудь великого художника, так считал Даня. Никакой тебе бездуховности и быстрого перепихона — всегда эстетично, медленно, словно они не удовлетворяют низменные людские потребности, а снимают сцену, которая позже будет награждена за лучшую сцену секса в истории кино. Всегда делал все медленно, никуда не торопился, был нежен, словно изматывал Даню и проверял, может ли он кончить лишь от горячих рук, которые широко проводили по его шее, груди и животу. Ещё и шептал всякое на ухо своим мягким голосом с лёгкой хрипотцой. Вова сам был сплошным произведением искусства, особенно когда раздевался. Невероятно красивый, подтянутый, сексуальный, с глубоким горячим взглядом, своими татуировками и родинками в нужных местах — Даня просто с ума сходил каждый раз.

***

Вокруг кровати на всех возможных поверхностях горели фиолетовые свечки, за счёт них создавалось причудливое освещение, в комнате можно было разглядеть лишь очертания тел. Даня лежал посередине кровати, его волосы растрепались по подушке, футболку он снял ещё до того, как вошёл сюда. Вова сидел на нем и поглаживал сильными руками плечи и грудь Дани, улыбаясь и рассматривая его тело, как в первый раз. Всё это было, как и всегда очень атмосферно. — Ну что, ангелочек, — прошептал Вова, наклоняясь к нему и выдыхая ему эту фразу прямо в губы. Даня буквально чувствует, как импульс от головы пробегает по телу и оставляет за собой мурашки. Парень улыбается и целует его, осторожно, медленно до ужаса, и Мейлихов уверен, что со стороны это выглядит нереально красиво. Они не закрывают глаза, что добавляет в поцелуй какой-то интимности. Вова прикусывает его губу и углубляет поцелуй, приподнимает его с кровати и сжимает руками сначала плечи, а затем лопатки. — Где же твои крылья, а, ангелочек? — шепчет Красовицкий, ногтями проводит по спине, и Даня давится выдохом. Он думает, что если бы у него был нимб, то прямо сейчас бы он сломался на две половинки и испарился в воздухе. Вова зарывается рукой в его волосы и силой тянет на себя, снова целует, в этот раз буквально вжимает в свои губы, пошло, мокро, языком сплетается с его языком, сжимает волосы, а свободной рукой проводит по спине, почти царапает. Разрывает поцелуй, давит на его плечи и опускает на кровать, вновь прикасается к губам и дальше спускается ниже, касается шеи, царапается бородкой, пока ведёт языком до ключицы, слегка кусает и вновь возвращается к шее, а Даня в это время не выдерживает и стонет, в руке сжимает простыню. Возбуждение ощущается нереально сильно, а Вова все не спешит, все гладит руками и лижет языком грудь, шею и живот, постоянно прикасаясь своим торсом. Даня вновь думает, что если бы и правда был ангелом, то его давно бы выгнали из рая за нарушение законов. Вова просовывает руки под спину, гладит, а Мейлихов вновь стонет и прогибается, дышит часто-часто, хочет сам подтянуться к нему, тоже прикоснуться, руками, языком, телом, что он и делает. Приподнимается, притягивает к себе за голову, мокро целует, лижет в шею, касается руками спины, но долго это не продолжается, потому что Вова валит его обратно. — Ну-ну, ангелочек, это я тут должен тебя развращать. Я и так тот ещё демон, заставил тебя переступить через ваши законы, пойти со мной на союз, — пока он это шепчет, Даню натурально размазывает по кровати от одного его голоса. Эта игра началась у них уже давно — Вова всегда в постели называл его ангелочком. Его каждый раз передёргивало с этого обращения к нему, вроде такое детское — ангелочек, но из уст Вовы даже слово «редька», сказанное в нужный момент и с правильной интонацией звучало сексуально. — Тебе же нравится? — Красовицкий тем временем ведёт ему самыми кончиками пальцев по боку. — Пусть все твои бывшие друзья из рая слышат, что тебе нравится, — он сжимает его бедро и целует в шею, а Даня громко стонет. В рай его обратно точно не возьмут. Вова тем временем поцелуями спускается ниже, и когда доходит до резинки боксеров, то отстраняется, тянет их вниз, снимает и откидывает куда подальше. В комнате тем временем становится темнее, некоторые свечи давно прогорели. Даня громко стонет и прогибается, прикрывает глаза, когда Вова проводит по его члену в первый раз за сегодняшний вечер. — Нравится, ангелочек? Давай громче, чтобы все слышали, — Красовицкий невыносимо медленно водит рукой по напряжённому органу. Даня стонет, Дане хочется большего, он выгибается и толкается в Вовину руку, что не остаётся без внимания. Вова убирает руку, пошло облизывает ее и вновь садится к Мейлихову на бедра. Даня тянет другую руку в себе в рот, Красовицкий улыбается и проводит сначала пальцами по губам, а потом уже проталкивает их в рот к парню. Он с хлюпающими звуками облизывает длинные пальцы, все это время не отрывая глаз от Вовы. В почти темноте они кажутся черными, в них пляшут огоньки от оставшихся гореть свечей. Даня снова отмечает, что парень нереально красив. — Ну что же, ангелочек, перейдем к самому интересному? Только учти — в рай тебя после этого вряд ли возьмут, — Вова вытаскивает у него изо рта свои пальцы, а Даня думает, из рая его изгнали, когда он только первый раз загляделся на Красовицкого. Вова тянется к полке, на которой лежала смазка с ярким химическим запахом клубники и пачка презервативов, которая заканчивалась. Он выдавил себе на пальцы немного геля, комната сразу наполнилась синтетическим ароматом. Вова развел Данины ноги в разные стороны и проник внутрь двумя пальцами, Даня откинул голову и застонал. Он был достаточно хорошо подготовлен, но все равно было неприятно. Даже здесь Красовицкий не спешил, свободной рукой он медленно, в темп движений пальцев внутри, водил по Даниному члену. У Дани от переизбытка ощущений подгибались пальцы на ногах, он уже не стеснялся и не скрывал свои вдохи и стоны, словно окончательно смирился с тем, что да, он грешен, и обратно в рай его не возьмут, даже если он отмолит всё, что совершил по нескольку раз. Вова тем временем убрал пальцы, снял с себя боксеры, в которых все это время был и разорвал упаковку от презерватива, который и правда, остался последним. — Ну, ангелочек, готов потерять свой последний шанс на возвращение обратно на небеса? — он пристроился у него между ног, провел рукой по груди и медленно вошёл, давая Дане привыкнуть. Мейлихова размазало по кровати, он сжал обеими руками простынь и простонал. Вова начал двигаться, никуда не торопясь, почти каждый раз выходя из горячего тела полностью. Даня уже давно не смотрел на него, он зажмурился, мотал головой из стороны в сторону и стонал, сжимал Вовины плечи. Красовицкий не ускорялся, проводил руками по Даниному телу, с нажимом, иногда случайно царапал, тоже стонал. Им обоим было хорошо. Все свечки в комнате потухли, их тела освещал лишь слабый свет уличного фонаря. Вова наклонился, поцеловал Даню и поймал губами стон. Языком он пошло проник в его рот, прикусил губу, потом лизнул в укушенное место и отстранился. Положил одну руку к нему на шею, а другой начал в темп своим движениям водить по его члену, Вова не стеснялся стонать, был близок к разрядке. Первым кончил Даня. Он громко простонал, прогнулся в спине, а руками сжал Вовины плечи. Красовицкому хватило пары движений, чтобы последний раз толкнуться и со вздохом кончить, слегка сжимая руку на Даниной шее. Он вышел из него, снял презерватив, завязал и кинул к пустой пачке, чтобы и ее тоже не забыть выкинуть. Лег рядом к Дане, который пытался отдышаться. — Какой же ты охуенный, — прошептал он. — Взаимно, ангелочек. В душ пойдешь? — Вова потянулся и улёгся поудобнее. — Да, а ты спать? — Ты меня вымотал, — Вова улыбнулся. Даня полежал ещё немного, поднялся с кровати и залез в шкаф напротив, доставая оттуда чистую футболку с трусами. — Люблю тебя, — громко сказал он, когда выходил из комнаты. — А я тебя, ангелочек, — ответил Вова, проваливаясь в сон.