Очень сложные съёмки.

Обычный четверг теплой весны. В главкино кипит жизнь: идут съемки импровизации. — Итак, друзья, на сегодня съемки подошли к концу. Пожалуй, я еще раз представлю вам наших парней и мы закончим, — обернувшись на парней, Паша начал представлять каждого, слушая возгласы и визги из зала, иногда посмеиваясь над действиями имповизаторов. — Спасибо вам за сегодняшний вечер. Мы заканчиваем. Кинув сценарий с импровизациями на стол, парень встал и ушел за кулисы. Шастун улыбался весь выпуск, заряжая всех радостью. Честно сказать он устал за последние пару импровизаций, в которых он участвовал подряд: Паша совсем его не жалел. — Всем пока! — громко попрощался парень, отсюлютовав залу и, с улыбкой побежал за кулисы. Импровизаторы, довольные и уставшие разошлись по гримеркам. Паша остался недовольным, это мягко говоря. Нет, ребята выложились на полную, а зал был в восторге от их шуток, но есть одно но. Высокое и худое но. Шастун. Он, видимо, стал забывать, где он находится. Редакторам приходится обрезать половину и запикивать весь мат Шастуна. Это стало невыносимо, серьёзно. Сережа, зайдя в гримерку сразу же направился к холодильнику: ну а что вы хотите? Он проголодался. Попов же пошел переодеваться, и приводить себя в порядок. Дима вышел из гримерки, чтобы поговорить с кем-то по телефону. Шастунишка уже переоделся, сидя в гримерке и залипая в телефон, изредка что-то отвечая импровизаторам. Попив водички и сразу же переодевшись в свою удобную одежду, Паша пошел к парням, которые сидели в гримерной и что-то обсуждали. — Эй, можно? — Добровольский постучал в дверь и открыл ее, посмотрев на всех, — Антох, можно тебя? Шастун повернул голову в сторону двери. — Ну.. Да, — Антон встаёт с места, пряча телефон в карман джинс и пошел на выход, встречаясь взглядом с Пашей. — Ой, Антоше достанется, — усмехается Сережа, прожевывая хот-дог. — Не завидую ему, — усмехается Попов. Услышав смешки и тихие разговоры остальных, Паша закрыл дверь, немного отойдя от нее вместе с Антоном. — Тох, знаешь что, — мужчина посмотрел на парня строгим взглядом, хотя и пытался его немного смягчить. — Ты в последнее время уж слишком язык свой распускать начал. Ты учти тот факт, что мы на телевидении, как никак. — Ну, я это помню, Паш, — парень закусил губу, поднимая взгляд на ведущего. — Но по-другому я не умею, простииии, — лёгкая улыбка озаряет его лицо. — А ты научись. В следующий раз с тобой будут говорить уже серьезнее. Это не шутки тебе. Если не хочешь вылететь отсюда, то лучше не вытворять подобного, — Добровольский не сводил с него взгляда. Мужчина хотел уже пойти к себе, но всё таки решил закончить разговор, решая проблему. — А ты возьми и научи, блять, — фыркает парень, не отводя взгляда. Его подбешивало поведение Паши, если честно. Хотя смотреть на то, как он пытается быть строгим очень... интересно. Маты, вылетающие из уст младшего, сильно выводили мужчину из себя и тот уже пощечину хотел влепить Антону, но понимал, что такое действие приведёт к сильным ухудшениям их отношений и в итоге оба останутся при своем мнении. — Научить, значит? Я могу, конечно, только не уверен, что это тебе понравится. Так что заканчивай с этим, пока хуже не стало. Шастун закатил глаза, тем самым показывая, насколько ему похуй. — Ну и что вы мне сделаете, Павел Алексеевич, м? — усмехается Антон. Им овладел интерес к происходящему. Кинув злобный взгляд на парня, Паша жестко схватил его за запястье, таща к себе в гримерную. — Интересно, что я сделаю, да? Ты просто знай, что это одно из единственных мест, где не стоят камеры. Закрыв дверь и посадив парня на диван, Добровольский посмотрел на него, просто говоря взглядом "не заставляй меня это делать". Парень явно не ожидал такого поворота событий, охнув от неожиданности, когда Паша схватил его за запястье. Браслеты больновато впились в кожу, оставляя там розовые следы. Шастун сидел на диванчике, потирая запястье. — Какой вы злой, Павел Алексеевич. Ррр, — хмыкнул парень, скалясь. Мужчина подошёл к парню, взяв его руку и потянув какой-то браслет. — Оу, я сделал больно? Прости, — он сжал браслет у себя в руке, тем самым заставляя его обвить запястье парня, вызывая небольшие покалывания, жжение, и оставляя розовые полосы. — Я так больше не буду. — Ссука.. — прошипел парень, недовольно смотря на него и пытаясь одёрнуть руку. Добровольский взял браслет на другом запястье и сделал тоже самое, приблизившись к его уху и прошептав: — С каждым матом ты будешь получать всё больше и больше боли, уяснил? Парень сжал кулаки, впиваясь короткими ноготками в кожу ладоней. Он делает максимально похуистическое лицо. — И это все, на что ты способен? — а в глазах усмешка. Звучит как вызов. Ты бы был аккуратнее... — А ты хочешь увидеть больше? — все еще шепча ему на ушко, Воля начал покусывать мочку, не выпуская браслеты из рук. Шастун чуть отодвигается от него. — Пожалуй, откажусь, спасибо, — закусывает губу изнутри, стараясь не выдать то, что ему, блять, нравится. До одури нравится. Ну же, продолжи. Уже совершенно обнаглев Паша садится на колени парня, возвращаясь к покусыванию его мочки. —А чего так? Не нравится? — сделав самое непонятливое и расстроенное лицо, он посмотрел на него. — А хотя.. кто тебя спрашивать-то будет? Он снова сменил свои наигранные эмоции на настоящие. Грубые. Шастун медленно, но верно сдаёт позиции под строгим взглядом. — Не нравится, — рыкнул парень, сжимая зубы. Наконец-то Воля отпустил браслеты на его руках и приподнял двумя пальцами подбородок парня, смотря ему в глаза. — Я тебе не верю. Антон смотрит на него исподлобья, прожигая недовольным взглядом. Наигранным недовольным взглядом. Ему, блять, нравится. Настолько, что сдерживается еле. Не нашёл что ответить, просто смотря ему в глаза. Не услышав ничего в ответ, Павел легонько касается своими губами пухлых губ Антона, сразу же переходя на более жесткий лад. Он не выдержал. Не выдержал и поцеловал его. Пиздец, Пашка. Шастуну стоило бы просто отстраниться и закончить этот балаган, но... Парень кладёт руки на бедра Паши, немного отвечая на поцелуй. Здравый смысл машет парню рукой на прощание, сваливая в неизвестном направлении. Добровольский слегка двигает бедрами на ногах парня, кладя руки на его плечи. Паша сменяет тон на более нежный, ибо не может быть с ним груб. Или же это только "пока что"? Эмоции, действия.. Все это сдерживать можно, а вот стояк как-то не очень получается. От слова совсем. Шатен кусает нижнюю губу Добровольского, оттягивая назад, ухмыляясь, лишь сильнее сжимая его бедра. Разыгрались, мальчики. Ох, как вы разыгрались. Паша перешел губами на шею парнишки, целуя каждый сантиметр его кожи. Руки уже отключились от разума и подчиняются только чувствам: Паша начинает задирать худи парня, оголяя его торс и поглаживая. Младший задирает голову, прикрывая глаза и срывается на редкие тихие стоны, не в силах сопротивляться. Ребят, а двери закрывать никак? Нет? Ну ладно. Паша уже не мог сдерживаться и останавливаться на этом. Отстраняясь от его шеи, он стянул худи парня, а следом расстегнул и свою рубашку, откидывая ее в сторону, иногда целуя парня. — Не пожалеешь? — Может завалишь ебало? — посмотрел на него опьяненым от возбуждения взглядом младший, довольно улыбнувшись с действий Паши. — Зря, котик, — укусив его губу до крови, ведущий слез с парня и встал рядом с диваном, потянув его к своем паху. — Ты ведь знаешь что делать, малыш. Приступай. Этот властный голос. Охх. Парень шумно выдохнул, слизывая с губы каплю крови. Шастун лежит на диване, поднимая взгляд на Пашу, и протягивая окольцованные ручонки к паху мужчины. Шатен придвигается, зубами умудряясь растегнуть ширинку, пошленко при этом улыбаясь. Ты такая шлюха, Тош. Паша зарылся рукой в его волосы, откидывая свою голову назад, ожидая кое-чего очень приятного. Двери все еще не были закрыты на замок, так что в любой момент оба могли потерять работу, если бы кто-то увидел их. Но угадайте? Им похуй, именно. Сейчас есть только возбуждающий лишь одним видом парень напротив. Антон подцепляет джинсы и тянет их вниз, ведь уже нет сил себя сдерживать. Он высовывает язычок, касаясь им головки, улыбаясь и не отводя взгляда ни на секунду: ему очень нравится наблюдать за эмоциями Паши. Опустив голову и посмотрев на парня, Добровольский уже начал представлять картину, как оттрахает его до потери пульса. Так что нечего медлить, Тошенька. Обхватывает головку губами, не переставая ласкать плоть языком. Дразнит его, не беря глубже. Убирает руки назад, сцепляя их за спиной. — Ссука.. — с Пашенькой шутки плохи, так что не стоит. Паша сжал его волосы в кулак и надавил на голову, заставляя взять плоть глубже, чуть ли не по основание. Парень давится и пытается отстраниться, упираясь руками в бедра Паши. Когда попытка остаётся тщетной, он нервно сглатывает, расслабляя горло. Мужчина отстраняется от него, и по комнате проносится звонкая пощечина. Паша поднимает парня, чтобы поцеловать. Шастун стоит на коленях на диване, упираясь Паше носиком в шею, не желая смотреть ему в глаза. Чувствует, как руки Паши блуждают по его телу, изучая. Добровольский отстраняет парня от своей шеи, и целует. Мужчина оттянул резинку боксеров, залезая руками под них и сжимая задницу парнишки, на что Антон стонет в поцелуй. Паша нехотя отрывается от губ парнишки, радевает и его и себя полностью. Хочется каждой клеточкой тела чувствовать е г о. Залез на диван рядом с ним, притягивая парня резким рывком за бедра, слегка касаясь чувствительного колечка мыщц истекающим естественной смазкой членом. Шастун часто задышал, в предвкушении облизывая губы, немного кусая их. — Не медли, блять, — прорычал младший. Паша быстро закидывает правую ногу Шастуна себе на плече и выходит сразу на всю длину, потому что терпеть больше нет сил. Парень замирает, громко вскрикивая и пытаясь отстраниться. Больно, блять. — П-паш.. — скулит шатен, вообще не различая своих действий и слов. Паша не оставляет губы парня в покое: кусает, облизывает, оттягивает зубками, а Антону остаётся лишь поддаваться пьянящим голову поцелуям. — Че, больно? Терпи. Может научишься разговаривать без мата, сука, — рычит шатен на ухо младшего, сжимая запястья над его головой и приковывая их мервтой хваткой к дивану. Отстранившись от его лица, Паша стал быстро набирать темп, выбивая хриплые стоны. — Ах, Паш. Да ты совсем охуел, — стонет Антон. Даже втрахиваемый в диван в гримерке Павла Воли, собственно, самим Павлом Волей Шастун остаётся Шастуном. Добровольский остановился, когда находился по основание в парне и посмотрел ему в глаза. — Лучше бы ты этого не говорил. И резкий шлепок по бедру, на что парень вскрикивает. Когда Паша задевает ту самую точку, парень уже было сотрясается в судороге оргазма, но не даёт ему кончить: зажимает член у основания, влавственно улыбаясь. — Еще рано, солнце, — шепчет шатен. Добровольский скидывает его ноги со своих плеч, чтобы поцеловать. Шастун под ним уже не стонет, не кричит, он скулит и чуть не плачет от того, что ему не дают кончить, да ещё и каждый раз проходились по простате, заставляя его дрожать. Паше надоело, и он решил сменить позу. Лег на бок, грудью упираясь в спину парня, приподнимая его ногу и тут же входя, не церемонясь. Воля начинает быстрее трахать Антона, срываясь на бешеный темп, слушая шлепки тел друг о друга. С глухим рыком, Паша кончает прямо в Антона, по инерции делая еще несколько грубых толчков. Антон громко и протяжно кричит, пачкая своим семенем диван, растекаясь по нему бесформенной массой, неспособной говорить и двигаться. Паша выходит из парня, немного залипая на то, как его собственное семя вытекает из растянутого колечка мыщц. Ложиться рядом, восстанавливая дыхание. — Будешь еще материться? — Буду. Будет, чтобы почаще брать такие интересные уроки. Это были очень сложные съёмки