Как наваждение

Вильгемина Венейбл не помнит, когда в последний раз ее касался мужчина. Она не может вспомнить, чтобы ее касался хоть кто-то, поэтому прикосновение чужих пальцев к плечам отзывается дикой дрожью по всему телу. Она интуитивно задерживает дыхание - дрожь быстро проходит, но не остается незамеченной. Она слышит тихий выдох-усмешку и напрягается еще сильнее. Спина взрывается болью, челюсти сжимаются до зубного скрипа. Вокруг тишина, только огонь потрескивает еле слышно, поэтому все эти звуки кажутся оглушающими. Болезнь изуродовала, искривила не только ее спину, но и всю ее сущность. Как назло, это все началось, когда ей было четырнадцать, когда она должна была гулять с мальчишками и устраивать ночные посиделки с подругами. Вместо этого – бесконечные походы по врачам, бесконечные процедуры, бесконечные мануальные терапевты, которые смогли только привить страх перед прикосновениями. Робкие попытки завязать отношения были неудачными, а случайные связи не приносили ничего, кроме сожаления и диких болей после. Поэтому ее пальцы вцепляются в его ладонь так стремительно и отчаянно. Вильгемина сделала слишком много всего, чтобы выжить. Она возлелеяла свои холодность и расчетливость, взрастила гордыню и неприступность, отточила леденящий взгляд и высокомерный наклон головы. Именно поэтому она, калека, инвалид, отброс общества, заполучила свое маленькое королевство, установила свои правила и распоряжалась судьбами этих некогда влиятельных людей. Что сейчас их деньги, слава, громкие имена? Она решала, кому жить, кому умереть, что они и как им следует себя вести. Самой ей жить очень хотелось. Даже несмотря на наступивший Конец Света. Особенно из-за него. Выжить после Апокалипсиса – это ли не главное достижение, достойное восхищения? Майкл Лэнгдон на десяток лет младше. Во всем его существе чувствуется высокомерие, потому что он отмечен с рождения. Вильгемина знает таких и ненавидит, потому что как бы она ни старалась, что бы ни делала, ей никогда не достичь такого уровня силы и влияния. Гении, отмеченные природой и судьбой. А она обречена на вечное существование за их спинами. Вильгемина Венейбл ненавидит свое бессилие, но она умеет выживать, умеет подчиняться негласным, витающим в воздухе правилам. Она склоняет голову и в этот раз. Гордая, неприступная, она молча роняет слезу и не дышит, пока высокомерный мальчишка тянет вниз замочек на ее платье. Он хочет увидеть ее стыд? Хрена с два. Она дрожит, когда он касается ее спины, ее уродства, того, что дамокловым мечом висит над ней второй десяток лет. Он так близко, этот чужак, его пальцы, такие горячие, скользят по ее спине мягко. Ей совсем не больно. И в то же время прикосновения обжигают. О, у нее так давно никого не было. И никто, никто в этом мире за всю ее чертову жизнь не касался ее там так бережно. Ей чудится его дыхание в изгибе шеи. В глазах плывет – это слезы стыда, и она смаргивает. Она не смеет пошевелиться. Она чувствует не стыд, а унижение. Ее изломанная спина ничто по сравнению с тем, что творится внутри. С тем, чего она хочет сейчас, хочет несмотря ни на что. Пусть горячие ладони лягут на кожу, поползут вниз, оголяя плечи. Пусть губы не перестают опалять дыханием шею. Ей нужно всего ничего, малейший намек. Мужчин часто восхищала ее неприступная холодность, но никто из них не смог ее пробить. Это потому, что им не сильно-то и хотелось, уверена Вильгемина. Каждый раз, когда она готова была шагнуть навстречу, они отступали и уходили. Майкл в принципе не из тех, кто ей нравился когда-либо. Но наверху конец света, в ее аванпосте сплошные геи, и есть в нем что-то такое. Такое… что заставляет желать сдаться. Лицо у нее – мокрое от слез. Он держит ее за плечи и дышит ей прямо в губы, касается ее лба своим. Он так близко, настолько близко, как никто и не был давно. Что ему нужно? Почему он медлит? Когда она приоткрывает глаза, то задевает его щеку ресницами. Я прошла? Скажи, я прошла? Он невесомо проводит губами по ее, чуть открытым, выдыхает медленно и мягко: - Нет, - И отстраняется. Никогда она еще не чувствовала себя настолько униженной. С уродливой спиной напоказ, с обжигающей ладонью на шее, готовая отдаться прямо сейчас – она получает отказ во всех смыслах. Резко становится слишком холодно. Вильгемина как никогда благодарна мисс Мид за то, что ей не нужно больше стоять там, судорожно продумывать следующий шаг, стараясь не смотреть на его насмешливое лицо и как он наслаждается тем, что все-таки заполучил. Наваждение проходит через секунду, ее спина, словно натянутая струна, болит, болит, не позволяет ускорить шаг. Тем лучше – хотя бы лишит его удовольствия думать, что она сбежала. Но за это он точно заплатит сполна.