Точка сингулярности

(Точка сингулярности. Найди и потеряйся) (В тебе ни капли особенного нет) Притягивал взгляд. Изящными движениями, тонкими запястьями. Дразняще водил по ним пухлыми губами, опускал веки; пушистый веер ресниц, длинные тени на щеках, блеск консилера на скулах — так завораживающе. Лунный свет путался в прядях волос Лоуди, стекал на оголенные худые плечи. Созвездия родинок, рисунки тушью — Ёнсу видел все так ясно, что сердце трепетало. Точно воробушек в клетке. В золотой клетке. Лоуди был его клеткой. Его конечной, его самой важной и известной величиной. И прикажи он перестать дышать — Ёнсу не оспорил бы. Сделал бы последний вдох, потом выдох и — так красиво, так фальшиво-киношно, — погиб на его руках. Но Лоуди не приказывал. Лоуди одними губами шептал что-то, в этом шепоте заключался для Ёнсу весь мир, весь смысл вселенной — и за пределами нее. Слов не было слышно даже когда Лоуди губами уже касался мочки уха Ёнсу. Горячее дыхание опаляло кожу, но Ёнсу покрывался мурашками и дрожал. Дело было не в раскрытом окне, не в снежной зиме, не в остывающей воде и влажной одежде. Дело было в — Лоуди. Ни для кого не секрет. — Я хотел бы растянуть этот миг на вечность, — сокровенно поделился Ёнсу. Просто вырвалось. Взметнулось мотыльком к фонарю. Обожгло. Обожглось. Ёнсу дернулся. Его руки касались талии Лоуди, торчащих ребер. Мелкие ссадины от розовых кустов — по ним хотелось водить губами и шептать слова утешения. Хотелось срезать шипы с роз всего мира, и даже с роз на других планетах. Прости, Маленький Принц, твою прекрасную подругу потревожит один влюбленный дурак. Нараспашку была рубашка Ёнсу, но больше — душа; под блуждающим взглядом Лоуди он ощущал себя полностью обнаженным, доступным, до неприличия честным. До неприличия. До неприличия были пусты глаза Лоуди, когда он вел рукой по груди Ёнсу и: — Я готов помочь тебе в этом. Безвольная кукла, холодный тон. Отвратительная игра, ужасный актер. Но сердце Ёнсу билось часто-часто, предательский пульс, предательские рефлексы. Здесь и сейчас — хотелось сладких поцелуев, хотелось прижаться к чужому худому телу, вжать в кафельный залитый водой пол. Прекратить сдерживаться, играть, выдавать себя не за того. Спросить. (Да что в тебе такое? Ты ведь никакой! Пустой! Рядом со мной застываешь!) Не спрашивал. Спросить — значило выдать себя, подставиться под стрелы отвращения и неодобрения. Разорвать тонкие нити, сжечь мосты, погубить. Где-то внутри все покрывалось инеем. Любить Лоуди было — как наказание. Но сложнее — слышать откровения, не имеющие ничего общего с откровенностью. Сингулярность. Философия. Бред. Слетевшиеся к окну звезды, насмешка луны — они были не столь слепы, как Лоуди. — Я готов разделить вечность с тобой. Готов каждый день целовать тебя и держать за руку, — продолжал свой монолог. Ёнсу бы поверить — нет. Ладонь Лоуди скользнула в ладонь Ёнсу, их пальцы переплелись. Красиво, наверное, как по сценарию. Студийный свет, искусные декорации, актеры — постановка с маской реальности. Цветные рефлексы на коже, на стенах. Ключицы Лоуди, его оголенные худые плечи, линия челюсти — так близко, так сводяще с ума. Его тело пахло ладаном; раздирающие противоречия. Это было подкожное и зудящее, сворачивающееся тугим узлом в груди и низу живота. Низ живота. Лоуди коснулся рукой — у Ёнсу перехватило дыхание. Сознание туманилось, плыло перед глазами, а истома обездвиживала. Хотелось прогнуться под Лоуди, позволить себе хрип или стон, просто — пожалуйста, сейчас, — выдать себя. Возможно, на мгновение, но. Возможно, Ёнсу показалось, но. Во взгляде Лоуди мелькнул интерес; слабой искрой, и вызванный больше любопытством, чем — не хотелось называть. Хотелось верить, убеждать себя, тешить надеждой. Искусанные губы, чувствительные губы — Лоуди не жалел его. Целовал. Хотелось, хотелось верить. Искра во взгляде перерастала — возможно, пожалуйста, — в большее, а касания стали нежнее. Лоуди был чувственным, его тело — отзывчивым. Он реагировал на ласку Ёнсу, на незначительность. Возможно, это было — особенностью. Ёнсу растворялся, терялся в пространстве; Лоуди — следил за ним, пелена спала с глаз. В этот миг они были чуть ближе, чуть друг к другу теплее. Но. Немеющие руки и стопы. Такой красивый. Лоуди. — Я тебя… — Стоп, снято! Осколки реальности, ментальные порезы, рубиновая кровь и насмешка небесных тел. Студийный свет, глупый сценарий, плохая актерская игра Лоуди. И оставленная на кафельном полу растерзанная нагая искренность Ёнсу.