Может, счастье все же есть?

— Салли! — слышится опять, только в этот раз громче, в разы громче, — Помоги! — голос такой знакомый, такой знакомый что из глаз идут слезы, а дышать нормально уже практически невозможно. Ларри. Это он. Но Фишер не может сдвинуться с места — это страшно. Страшно то, что он не может никак помочь самому дорогому человеку. — Мне больно, Салли, — теперь не только крики, это всхлипы. Громкие. Режущие слух. Заставляющие рыдать. Еще несколько минут длится этот, казалось бы, бесконечный Ад, но затем..тишина. Все стихло. Нет стонов боли, нет всхлипов, нет криков. Нет ничего. Это конец? Голубоглазый подрывается, резко открывая глаза, кричит что-то неразборчивое, но, видимо, он зовет Джонсона, плачет, вставая с кровати, и бросая в стену книгу, что попалась ему под руку. Тут же просыпается мирно сопящий рядом Ларри, понимает, что у Сала опять кошмар, подрывается следом и схода прижимает того к себе. — Ларри..Ларри, — подросток продолжает заливать все слезами, ощупывая темноволосого, будто проверяя, он ли это на самом деле, не мираж ли это. И когда тот убеждается в этом, то обнимает Джонсона, утыкаясь лицом в грудь. — Тихо-тихо, я тут, видишь? Все хорошо, — парень целует Фишера куда-то в висок, поглаживая его по спине, — все хорошо, принцесса. — Ларри, пожалуйста, не уходи от меня, никогда. Ладно? Хорошо? Ларри.. — Я буду рядом всегда, чел. Всегда. Прошло минут пятнадцать, прежде чем Сала удалось окончательно успокоить и заставить лечь в кровать. Тот смотрел на Джонсона так, словно больше его не увидит, не услышит. В голубых, как ясное небо, глазах, читался страх, невероятный страх. Но на все вопросы патлатого о том, что же ему такого приснилось, голубоволосый лишь молчал, сдерживая очередную порцию слез. Так парниша и уснул, прижимаясь к кареглазому всем телом, и сжимая футболку того в руках. «Кошмары становятся все хуже, лучше совсем не становится. Блять.» — проносится в мыслях Джонсона, прежде чем он засыпает, размышляя о том, как помочь Салливану.